Гостья из тьмы - Тамара Маккинли

Дверь отворилась, и в комнату вплыла монахиня с колючими глазами, сложенными на груди руками и с брезгливой гримасой на лице.

– Ваше время вышло. Я не могу позволить вам расстраивать святого отца.

У отца Райана внезапно проснулась внутренняя сила. Он привстал на подушках и закричал:

– Закройте дверь и оставьте меня наедине с моими гостями!

Сестра явно смутилась:

– Но, святой отец…

– Никаких «но»! Мне надо обсудить с ними важные вещи. А теперь идите.

Монахиня в бешенстве обвела их глазами и вышла, громко хлопнув дверью.

– Кое-кто никогда не научится себя вести, – пробормотал старик, беря Дженни за руку. – Ну, на чем я остановился?

Он тяжело дышал, собираясь с мыслями, но Дженни не смогла ему ответить: она была потрясена.

– Финбар часами сидел с вами на руках и смотрел на вас. Я надеялся, что это даст его душе хоть немного покоя… Но Матильда оставила ему письмо, в котором просила отвезти ребенка подальше от Чуринги. А он так хотел поступить правильно и не знал, что делать.

Священник похлопал ее по руке и улыбнулся.

– Он очень любил вас, Дженнифер. Надеюсь, это будет утешением для вас.

Дженни благодарно сжала его руку. Его слова действительно немного облегчили страдания последних страшных минут.

– Да, святой отец, – наконец смогла она сказать. – Думаю, так и будет. – Она вытерла слезы и распрямила плечи. – Но мне необходимо узнать, что было дальше.

Старик тяжело вздохнул, и слеза медленно скатилась по его морщинистой щеке на подушку.

– Ваш отец написал завещание и отвез его управляющему Австралийским банком в Сиднее. Чуринга должна была перейти в ваше пользование в день двадцатипятилетия.

Отец Райан крепко сжал ее руку, и она наклонилась к нему, замирая от ужаса, что сейчас услышит, но зная, что это необходимо. Ей надо было знать, как поступил с ней отец и чего хотел для нее.

– Я не знал, что творилось у него в душе, Дженнифер. Не представлял совсем. Он никого не слушал, и, как видите, даже священник не смог вразумить его. Я мог только бессильно наблюдать, как он разрушает все, что они с вашей матерью построили в жизни.

– Разрушает? Вы имеете в виду, что он хотел разрушить Чурингу? – спросила Дженни, вытирая слезы.

– Нет! – повысил голос священник. – Чурингу он для вас сохранил. Но разрушал себя и их с Матильдой совместные мечты. Он разрушал вашу жизнь и не оставлял ни малейшей надежды для вас жить вместе одной семьей.

– Как он это сделал, святой отец? – прошептала Дженни, уже предчувствуя ответ.

– Он решил отвезти вас в приют Сестер милосердия, где ваше происхождение будет скрыто под новым именем. Единственной связью с домом должен был стать медальон вашей матери, который он поручил сестрам отдать вам в день рождения вместе с завещанием. Я пытался остановить его, но в то время слова не действовали на него. Он ничего не слышал и не воспринимал. Мне пришлось молча стоять и молиться, глядя, как он уезжает из Чуринги. Вы лежали в корзинке рядом с ним на сиденье… – Отец Райан судорожно всхлипнул. – Если бы я только мог знать, что он задумал, возможно, я сумел бы его остановить! Но все мы крепки задним умом… «Так вот откуда Питер взял медальон! – поняла Дженни. – Поиски привели его в приют в Даджарру».

Она попыталась представить, как ехала с отцом в приют. О чем он думал, глядя на нее в корзинке? Какие муки пережил он в этом последнем путешествии? Как он мог везти ее в приют, зная, что расстается с ней навсегда?..

Голос священника заставил ее отвлечься от печальных размышлений.

– Я вернулся в Уэллаби-Флатс, и мои обязанности впервые в жизни стали для меня невыносимым бременем. Мне казалось, что вера покинула меня. Как я мог оставаться хорошим священником, если не сумел найти верных слов, чтобы помочь человеку в его страданиях? И как я вообще мог помогать людям, если никогда в жизни не любил женщину и не знал, как поступать с детьми? Я оказался слабым и в том, и в другом. Я столько часов провел на коленях в молитвах, но тот мир, который всегда снисходил на меня, покинул меня навсегда…

Дженни, замирая от страха, ждала, что расскажет священник дальше. Впрочем, что может быть страшнее того, о чем она уже узнала?

– Я написал в приют и получил ответ, что вы приняты и что отец оставил деньги, которые будут ежегодно поступать туда на ваше содержание и воспитание. Он хотел точно знать, что вы не будете ни в чем нуждаться. Я спрашивал о вас, но они всегда отвечали, что вы хорошо развиваетесь. Я регулярно переписывался с ними, но они никогда не сообщали мне никаких подробностей о вашей жизни. Понимаете, дитя мое, я чувствовал ответственность за вашу жизнь. Ведь я не смог остановить вашего отца от самого большого греха в жизни, который он задумал тогда.

«Вот оно! – подумала Дженни. – Я не хочу это слышать. Я не хочу во все это верить. Это слишком нереально…»

– Фин пропал вскоре после того, как отвез вас в приют. Я думал, что он уехал куда-нибудь в глушь, чтобы в одиночестве попытаться найти в себе силы пережить это. Я очень хотел в это верить, но в глубине души очень боялся за него…

Маленькая искра надежды, промелькнувшая в сердце Дженни, умерла от его следующих слов:

– Два овчара нашли его в буше и позвонили в полицию. К счастью, я пользовался некоторым влиянием. После того как они провели идентификацию, я убедил полицию замять дело. Это было нетрудно: овчары были приезжими и уезжали в Квинсленд навсегда, а полиция умеет хранить секреты.

Священник похлопал Дженни по руке.

– Я знал, что вы когда-нибудь вернетесь сюда, и очень не хотел, чтобы прошлое мешало вашему будущему. Но, кажется, вы успели сами обо всем догадаться, да?

– Да, – мягко сказала она. – Но мне хотелось услышать от вас подтверждение своим догадкам, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Отец Райан поднял голову с подушки.

– Фин совершил страшную вещь, Дженнифер. Смертельный грех в глазах церкви! Но по-человечески я понимаю, почему он это сделал. Он заехал в буш и выстрелил в себя. Коронер сказал, что он умер приблизительно за полгода до того, как его тело нашли овчары. Но я знал точно: он сделал это в тот день, когда вернулся из приюта. Он спланировал это все заранее.

Дженни подумала о страшном одиночестве отца перед смертью. О страданиях и боли этого доброго, сильного, религиозного человека, когда он ехал один куда-то в буш, чтобы покончить счеты с жизнью. Она закрыла лицо ладонями и разрыдалась от невыносимой боли. Какая ужасная судьба!

Но она была не одинока в своих страданиях. С ней были ее несчастные родители, заплатившие такую страшную цену за свою прекрасную любовь, давшую ей жизнь.