Крапивник - Екатерина Концова

бумаг. От листьев к потолку поднимался густой серый дым.

Эд может это чувствовать. Да, не в полной мере. Да, ему это не вредит. Но, как горят призванные им растения, он чувствует.

И ему больно…

Эд отпихнул старинный фолиант в безопасный угол — тот местами почернел, но сильно не пострадал — и сунулся к расчётам.

Пока огонь не перескочил со штор на стены, я сдёрнула их и бросила: одну на стол, другую — в крапиву, заодно перекрывая тому пламени приток воздуха.

Здесь пламя было сильным — горели не только листы, но и канцелярские принадлежности, и пару каких-то книг, блокнотов, и вся правая половина стола — левую я накрыла шторой. Крапива не спасала, и Эд опять полез в огонь руками, обжигаясь.

Я экстренно думала, что могу сделать. Лезть в огонь бессмысленно — только погорим — надо достать ещё покрывал или, может…

Пламя со стола перебросилось на чёрную витую прядь, прилипшую к потному лбу.

— Чёрт!.. — Эд схватился за лицо.

На миг в глазах помутилось. Под звон в ушах я увидела синюю вспышку.

Что-то загудело. Раздался звон стекла и лязг металла. Треск, шипение и грохот. Меня обдало водой.

…

98. Пацифика.

…

В висках стучал пульс. Кроме него, казалось, не осталось ни единого звука.

— Эд? — мой голос был едва слышен.

Я открыла глаза, в них всё ещё плясали пёстрые пятна от потухшего огня.

С обугленного дощатого пола, покрытого скукоженной чёрной крапивой, залитого огромным количеством воды, в коридор "стекали" листы бумаги и чёрные листья. Некоторые вещи, ранее помещённые на полках, валялись. Со стола был сброшен графин. И затопленный, изуродованный кленовый паркет усыпало крупными осколками.

Эд сидел возле ножки стола. До него не быстро доходило, что вообще произошло.

Словно по щелчку пальцев он спешно начал отряхивать книги от воды и аккуратно ставить на сухое место.

— Эд.

Он не ответил. Левая бровь была почти полностью сожжена вместе с ресницами, а от загоревшейся пряди на лбу остался загнутый обрубок сантиметров пяти. Эдмунд жмурился, сжимая в руках листы.

— Эд!

Я моментально оказалась на полу рядом с ним и принудительно повернула на себя бледное лицо.

Глаз был окружён покрасневшей кожей, на которой уже стали появляться волдыри, однако в остальном глаз выглядел здоровым.

Эд убрал голову и поглядел на черновик в руках. Листок с размытыми чернилами развалился, оставив на дрожащих от боли и травм пальцах тёмно-синие следы.

— На кой… чёрт?!..

Я качнула головой, не понимая вопроса.

Вокруг разрасталась крапива, врезаясь корнями в пол.

— На кой чёрт?! — он заорал мне в лицо.

— Эдмунд… — промямлила я. — Давай я сейчас принесу тебе мазь.

— Мазь? На кой чёрт мне мазь?! — он орал совершенно чужим хриплым голосом.

— У тебя ведь… руки все в ожогах. Тебе нужно…

— Мне было нужно спасти эти бумаги, а не утопить к хренам!

— Я же помочь хочу. Тебе нужно обработать ожоги.

На пороге кабинета возникли Оливия и Луна.

— На хрена лезть и всё портить?! — Эдмунд продолжал орать на меня и бросил короткий взгляд Луну. — Вас кто-то звал? Какие-то вопросы?

Луна сделала шаг назад, прижимая к животу руки, будто была в чём-то виновата.

— Не кричи на неё. Она здесь при чём? — через мгновение я чуть было не пожалела, что вообще раскрыла рот.

— Да чтоб тебя, Пацифика! Кто тебя просил?! — крик заглушил даже раскаты грома. — Зачем ты воду запустила?! Понимаю огонь — цепь случайностей, да. В каком-то смысле тут я сам виноват — рамы хилые в окна поставил, но плетение!..

Эдмунд встал, плетением снёс крапиву и принялся собирать книги.

— Эй, — негромко позвала Оливия. — Убрать воду?

— Убери, — кивнул Эд и трясущимися обожжёнными руками вытащил из брюк ремень.

Плетение моей подруги заставило воду покинуть помещение через окно. Эд слабо смотал ручки на окне, чтоб оно не открывалось.

— Могу ещё чем-то помочь?

— Чем, например?! — Эд старался затянуть узел потуже, но пальцы не слушались. Крапива снова покрывала пол.

— Например, с ремнём.

— Сам справлюсь. Спокойной ночи.

Эд отпустил ремень и нервно оглядел комнату. Он будто изо всех сил пытался осознать произошедшее и как-то справиться с эмоциями.

Мы с подругой переглянулись. Она понимала, что пора уходить.

— Луна, закрой за Оливией, — попросила я.

Уходя, дочь закрыла дверь кабинета.

Эд упёрся спиной в стену, запустив пальцы в волосы и ссутулившись. Он трясся. В глазах застыли паника и нежелание верить.

— Эдмунд, — тихо позвала я.

Частое тяжёлое дыхание на мгновение прервалось. На меня поднялись абсолютно безумные глаза.

— Ты здесь?..

Прежде чем я успела что-то сказать, он закричал:

— Я сказал вам всем свалить, тебе особое приглашение требуется?

— Не требуется, но… — я заколебалась на секунду. — Знаю, не лучший момент, но послушай… нам придётся остаться на ночь. По крайней мере Луне. На улице шторм…

Эд словно на полуслове перестал меня слышать, встав на коленки, он принялся собирать расчёты.

— …Идти опасно, брать повозку тоже. Да никто и не поедет сейчас. Она останется. Меня можешь выгнать, но не её.

Он меня игнорировал, подбирая листочки, книги и вещи. Бумага расползлась и засохла несимметричными бугристыми лужами, чернила смылись. Кое-где записи были различимы, но бесполезны без контекста.

— Ты меня слышишь?

Снова тишина.

— Эд?..

— Ууйди! — крик разорвал тишину.

Эд уронил книгу. Ему было трудно наводить порядком самому — руки почти не слушались. Тем не менее, он лихорадочно метался из стороны в сторону, пытаясь.

Эдмунд вдруг остановился и снова в панике огляделся с книгой в руках.

— Давай я тебе помогу, — я попыталась забрать у него из рук фолиант в обложке со множеством металлических украшений, царапающих ему кожу.

— Не тронь! — Эдмунд накрепко вцепился в книгу, но не удержал и увесистый предмет свалился на ногу. — Чёрт!

— Эд, прекрати! Перестань усугублять травмы и пойдём обработаем твои ожоги.

Он сделал пару шагов назад, прижимая к груди быстро поднятую книгу. Взгляд сместился на пол, где всё заполонили бумага и крапива. Эд шаг за шагом отодвигался к шкафу, будто всё ещё не мог определиться с реакцией: не то злиться, не то плакать, не то истерически смеяться. Все эти состояния молниеносно сменялись в его лице. Эда трясло.

— Тш, — я приблизилась, мягко приобнимая его за плечи. — Ну-ка, посмотри на меня. Всё будет хорошо. Слышишь?

Темные глаза на белом как полото лице стали особенно выразительными. И в них не читалось ничего хорошего.

Мне вдруг стало жутко от стеклянного взгляда.

Несколько секунд он наблюдал неотрывно. Не переводя взгляд ни на расчёты, ни на книги, ни