Наследие - Кристофер Паолини

Их беседа с Арьей становилась все более бессвязной и дурашливой, но Эрагон тем не менее был убежден, что каждое их слово невероятно важно. Впрочем, он вряд ли смог бы объяснить, почему так считает, как не смог бы припомнить и того, что именно они обсуждали минуту назад.

Через некоторое время Эрагон услыхал негромкое горловое пение тростниковой дудочки — на ней играли где-то в глубине лагеря. Сперва он подумал, что эти звуки ему чудятся, но потом увидел, что Арья тоже встрепенулась и смотрит в ту сторону, откуда слышится музыка.

Кто там играл и почему, Эрагон понятия не имел. Впрочем, ему это было безразлично. Казалось, эта мелодия сама выпрыгнула из черноты ночи, точно ветерок, одинокая и всеми покинутая, и прилетела к ним.

Он слушал, закинув назад голову и прикрыв веками глаза, и фантастические образы возникали в его мозгу — эти образы навеял ему эльфийский напиток фелнирв, но форму они обрели благодаря тихому пению дудочки. А музыка все звучала, и мелодия, довольно жалобная прежде, становилась все более дикой, настойчивой, и звуки сменяли друг друга с такой быстротой и такой тревогой, что Эрагон начал уже бояться, не грозит ли что этому музыканту. Играть так быстро и так умело — это, пожалуй, слишком большое мастерство даже для эльфа.

Но Арья была спокойна и даже засмеялась, когда музыка приобрела какой-то совсем уж лихорадочный накал, а потом вскочила и встала в танцевальную позу, подняв руки над головой. Потом топнула ногой, хлопнула в ладоши — раз, два и три, — и, к невероятному удивлению Эрагона, пустилась в пляс. Сперва ее движения были замедленными, текучими, но вскоре темп увеличился, и она стала двигаться в том же лихорадочном ритме.

Но вскоре, достигнув своего верхнего предела, музыка стала понемногу стихать, хотя музыкант все еще повторял, развивая прежнюю, главную, тему мелодии. Но еще до того, как он совсем перестал играть, Эрагон почувствовал, как дико чешется его правая рука — та, на которой был сверкающий знак гёдвей игнасия, — и даже поскреб ладонь. И в тот же миг почувствовал некий щелчок в мозгу — это проснулся к жизни один из его магических стражей, предупреждая его об опасности.

Секундой позже над головой у них раздался рев дракона.

И страх ледяной стрелой пронзил сердце Эрагона.

Это не Сапфира ревела в небесах над лагерем.

36. Слово всадника

Эрагон схватил меч, и они с Арьей выбежали из палатки.

Снаружи он тут же споткнулся и упал на колени, потому что земля отчего-то качалась у него под ногами. Эрагон даже вцепился в какой-то кустик травы, точно в якорь, выжидая, когда пройдет головокружение.

Когда же он осмелился снова поднять голову и посмотреть вверх, то даже зажмурился. Свет от находившихся поблизости факелов показался ему ослепительно-ярким; их пламя плавало у него перед глазами, точно стая рыб, и казалось совершенно не зависящим от пропитанной маслом тряпицы, которая его питала.

«Равновесие потеряно, — думал Эрагон. — И зрению доверять нельзя. Нет, я просто вынужден прочистить себе мозги. Просто вынужден…»

Какое-то движение привлекло его взгляд, он инстинктивно присел, и хвост Сапфиры пролетел у него над головой, едва не задев ее, зато угодил по палатке, и палатка рухнула, ломая деревянные опоры, точно сухие ветки.

Сапфира зарычала, цапнула ночную темноту зубами и с трудом поднялась на ноги. Она явно была смущена.

«Маленький брат, что это…»

Звук, похожий на вой налетевшего урагана, не дал ей договорить, и откуда-то из небесной черноты вынырнул Торн, красный, как кровь, и сверкающий, как миллион падающих звезд. Торн приземлился рядом с шатром Насуады, и вся земля, казалось, содрогнулась под его весом.

Эрагон услышал, как закричали Ночные Ястребы, верные стражи Насуады, и увидел, как Торн, взмахнув правой передней лапой, провел ею по земле, и половина криков тут же оборвалась.

Из корзин, подвешенных к бокам красного дракона, посыпались солдаты — их было несколько дюжин. Они выпрыгивали на землю и тут же разбегались в разные стороны, нанося колющие удары сквозь стены палаток и убивая бросившихся на них часовых.

По периметру лагеря завыли рога. И одновременно с ними на внешних подступах к лагерю послышались звуки сражения, а это означало, как догадался Эрагон, что второй отряд воинов Гальбаторикса наступает с севера.

«Сколько же там солдат? Неужели мы окружены?» Паника с такой силой взметнулась в его душе, что чуть не подавила разум, чуть не заставила его бежать во тьму, куда глаза глядят. И только понимание того, что за подобную реакцию ему следует винить выпитый фелнирв, заставило Эрагона остаться на месте.

Он прошептал коротенькое исцеляющее заклятие, надеясь, что оно как-то ослабит действие хмельного напитка, но особых результатов это не принесло. Тогда он вытащил из ножен Брисингр и бросился на помощь к Арье, отбивавшейся от пятерых солдат. Обычно они — тем более вдвоем — с легкостью бы справились с таким количеством противников, но сейчас Эрагон отнюдь не был так уверен, что им вообще удастся отбить эту атаку.

Воины Гальбаторикса наступали, но тут Сапфира, страшно взревев, с силой ударила по земле хвостом и буквально смела нападавших куда-то в сторону. Эрагон, понимая, что драконий хвост сейчас вернется, схватил Арью в охапку, а она вцепилась в него, и они, поддерживая друг друга, ухитрились все-таки устоять на ногах.

Затем из палатки выскочили Блёдхгарм и еще один эльф по имени Лауфин, которые прикончили сбитых с ног воинов, прежде чем те успели подняться. Вскоре прибежали и остальные эльфы.

И тут же новый отряд — на этот раз более двадцати человек — пошел в атаку на Эрагона и Арью, словно прекрасно зная заранее, где именно они находятся.

Эльфы выстроились перед нападающими живым щитом, но схватка не успела начаться, ибо полог одной из палаток распахнулся, и оттуда с воем вырвалась Анжела, которая ринулась прямо на солдат, явно застав их врасплох.

Анжела была в красном ночном капоте, ее курчавые волосы торчали во все стороны и имели совершенно дикий вид; а в каждой руке она держала по гребню для вычесывания шерсти. Эти огромные гребни были в три фута длиной, и из них под углом друг к другу торчали жуткого вида стальные зубцы, наверное, с локоть длиной и с острыми, как иглы, концами. Эрагон прекрасно знал, что если таким зубцом уколешься, то запросто можно получить заражение крови из-за всякой грязи, скопившейся на гребне после вычесывания немытой шерсти.

Двое воинов сразу рухнули на землю — Анжела вонзила им в бок свое необычное оружие, и тонкие острые зубцы легко прошли сквозь кольчугу. Травница была на добрый фут ниже большинства этих мужчин, но явно не испытывала перед ними никакого страха. Наоборот, она была воплощением ярости со своими дико развевающимися космами, жуткими воплями и свирепо сверкающими темными глазами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});