Сильванские луны - Натанариэль Лиат

тебе права совать его в чужие дела! – жёстко бросил Элиас. – Отстань от него.

Ларс ничего ему не ответил, однако замолчал. Лексий посмотрел на второго ки-Рина с благодарностью, но тот даже не повернул к нему головы.

Этой зимой они все были на нервах. Пускай сильванской армии пока не приходилось хуже разумного, кочевье по холодам выматывало. Сильване пытались сохранять бодрость духа, напоминая себе, что оттийцам так же несладко, а они к тому же на чужой земле, так что подкреплениям и обозам с припасами до них тащиться и тащиться. Что исход войны вовсе не предрешён… Но помогало не каждый раз. Не срываться друг на друге становилось всё сложнее…

Ларс, например, поскандалил с Клавдием.

Ученики Брана честно старались быть полезными, и у Халогаланда это получалось лучше всего. Лексий не знал подробностей истории о том, как монарх приблизил его к себе, но факт есть факт: участвуя в обсуждениях разных важных дел, Ларс мог иногда сказать что-то, что будет услышано царским ухом. И его величество очевидно был им доволен… до тех самых пор, пока вдруг с треском его не прогнал, запретив показываться ему на глаза.

Лексий поначалу ушам своим не поверил. Ладно какой-нибудь взрывной Элиас ки-Рин, но умный господин Халогаланд, который, без всякого сомнения, прекрасно знал, когда стоит говорить, а когда держать язык за зубами?..

– Что такого ты ему сказал?! – спросил он у Ларса.

– Правду! – всё ещё кипя, фыркнул тот. – О том, что сильванская корона надета на трухлявый пень вместо башки! Потому что хоть кто-то должен был! Нет, ну это же надо!.. – он сердито тряхнул головой; выдохнул, беря себя в руки. – Тебе известно, что́ выдумал наш с тобой блистательный и мудрый повелитель, пусть он живёт вечно?

Лексию известно не было, и рассказ друга в самом деле заставил его усомниться в том, всё ли у Клавдия хорошо в личной жизни.

Причина, по которой его величество бережёт профессиональных магов, не была тайной: любой понял бы, что от них будет больше пользы в генеральном сражении, которое непременно случится, чем в мелких стычках. Но, как выяснилось, совсем отказываться от магии на поле боя царь не желал. Поэтому добровольцам из обычных людей предлагалось выучить одно-единственное заклинание, принести специально укороченный вариант присяги и идти с этим в бой. Собственно, последний, потому что большинство из тех, кого не пыряли мечом при попытке сосредоточиться посреди драки, всё равно выгорало.

– Как? – удивился Лексий. – С первого раза?

– Да ты бы видел ту формулу! – фыркнул Ларс. – Она совершенно… неразумна! Да, нарочно короткая, да, предельно простая, но, чтобы ты представлял себе, это примерно то же самое, что пытаться потушить свечу, уронив на неё Гейрангский ледник! И знаешь, что Клавдий сказал мне на это? «Зато они точно её запомнят!» От этих несчастных дураков даже не скрывают, что они едва ли переживут свой подвиг. Наоборот, все делают вид, будто так и надо – впишешь своё имя в анналы истории, удвоенная пенсия для вдовы или матушки, нужное подчеркнуть… И идут ведь! Да, конечно, забирают с собой десяток врагов, имевших несчастье оказаться рядом, что есть, то есть, но пропасть побери!..

Он вздохнул, уже не столько со злостью, сколько с безнадёжной досадой.

– Лексий, напомни мне в следующий раз добивать всяких гадов на дуэлях!

У Лексия в голове что-то щёлкнуло.

– Это Лорейн, да? – догадался он. – Его идея?

– Он самый, – кивнул Ларс. – Змеюка же присягнула осенью – попробовал бы не присягнуть… Но, честно, кроту понятно, что он не успокоится. Ему уж точно не улыбается умереть молодым, и он из кожи вон лезет, лишь бы заслужить одобрение монаршей особы – чтобы его не заставляли драться. Лично я на месте Клавдия давно уже прогнал бы его в шею. В пропасть таких магов, честное слово…

Он повёл плечами, словно признавая, что бессилен.

– Я сказал его величеству, что́ я обо всём этом думаю. Что это нечестно по отношению к его собственным людям, что это нечестно по отношению к магии как искусству, в конце концов, что это неправильно, что так нельзя. Всё, что я получил в ответ – «война есть война». Что ж, пусть.

И по его упрямому взгляду Лексий отчётливо понял, что даже если бы случилось невозможное, и Клавдий первым попросил о примирении, Ларс не пошёл бы навстречу.

Вот только скоро они получили новости, разом затмившее все внутренние раздоры: её величество Регина Локки вышла замуж за степняцкого кхана Темира. Только что. Взаправду.

Это было громом среди ясного неба, ошеломляющим, невозможным. До того дня сильване никак не могли поверить даже в то, что Регине вообще удалось заключить с кочевниками какой-то договор, не говоря уже о том, что он продержится долго. Испокон веков степняки были только врагами. Жестокие уроки истории научили и оттийцев, и сильван: с такими не помиришься. Когда-то Оттия пробовала, но её парламентёров отправляли домой по частям…

И только одна Регина поняла, что времена меняются.

Говорили, она стала женой своего кхана прямо в чистом поле, под снегом и ветром; её гостями были сотни её воинов, а служитель Айду не мог толком произнести нужные слова, напуганный беснующимся подле степняцким шаманом…

А свадебным подарком молодой жене стала отменная степняцкая конница, которую кхан привёз с собой. И вот это уже было поводом начинать бояться по-настоящему, потому что о степняцких всадниках ходили легенды. Оставалась надежда на то, что кочевники, привыкшие к морозным, но бесснежным зимам в Степи, растеряют свою прыть на сильванских сугробах…

Но она не оправдалась.

Донесение о первой деревне, сожжённой дотла, казалось слишком диким, чтобы быть правдой. Второе селение, стёртое с лица земли через несколько дней, уже не оставляло места для недопонимания. Они выреза́ли гражданских. Целенаправленно, не щадя женщин и детей, сжигая всё, что нельзя убить – и сильванская армия не могла помешать, потому что просто не успевала опомниться. Степняки окружали деревни, не оставляя ни лазеек, ни времени для бегства, и наутро позади оставалось одно пепелище.

Королева Регина давала понять, что она не шутит.

Она не скрывала, что это её приказ. Она хотела напугать и сделать больно; что ж, ей удалось – не только сильванам. Её подданные наверняка были ошеломлены ничуть не меньше. Здесь воевали не так. Никто никогда хладнокровно не уничтожал мирных; тронуть женщину или старика считалось непростительно подлым. На это были способны только степняки. Ни один оттиец в здравом уме не пошёл бы на такое… кроме того единственного, который, по