Поиск дорог (СИ) - Букия Оксана

Впрочем, смысл его слов заглушал все эмоции, идущие от него. Лиарен ехал в Эшдар. Он хотел защиты? Для своей семьи. Понимал, что в империи они не смогут быть в безопасности.

— Твоя сестра нарушила главный закон империи и опять-таки же находилась на оккупированных Мюрдженом землях Астрэйелля, — тем временем продолжал император, — если же говорить о твоих подвигах, то боюсь мы задержимся здесь надолго. Поэтому я оглашу лишь суть.

Все это время Димостэнис постоянно бросал взгляды на Олайю. Она выглядела очень необычно для него, непривычно. Волосы причесаны в сложную, роскошную прическу, диадема с гербом Дома Эллетери, тяжелые украшения на шее и запястьях, дорогое, изысканное платье. Настоящая императрица.

Она уже была близка с Аурино?

Дьявол! О чем он думает сейчас? Хотя, о чем ему еще думать, как не о ней? Не об императоре же и его обвинениях.

— Димостэнис Иланди, ты обвиняешься в заговоре против своего императора, в преступном союзе со злейшим врагом империи, попытке сменить власть. И, кстати, в нарушении основного закона.

Дим перевел глаза на Аурино. Вокруг него плотным щитом лежала аура. Император цепко и внимательно следил за каждым его движением.

— Ваше величество, — язвительно произнес обвиняемый, — осмелюсь вам напомнить, что вы сами отлучили меня от своей милости, Дома, лишили своего покровительства и всех благ и изгнали из Астрэйелля. Поэтому я не обязан блюсти ваши законы.

— Ты преступил черту еще будучи подданным своего императора.

— Что вы называете чертой, ваше величество? — спросил Димостэнис, — ту самую грань, которую преступники с символами власти вроде тебя и Совета Пяти определи для людей, загнав их в рамки малопригодные для жизни, лишив воли, свободы, права выбора, а потом назначили наказание, если они вдруг пресекут дозволенные границы?

Он сам не знал, зачем говорил все это. Наверное, чтобы потянуть время. Еще немного задержаться здесь и видеть своего златовласого ангела. Пусть даже она ни разу не взглянула на него.

— Я не буду больше спорить с тобой, — холодно отрезал Аурино, — я и так оказал тебе честь, общаясь с тобой после всего что ты и твоя семья сотворили. Ты отступник, лжец и предатель. Своими преступными действиями ты оттолкнул от себя всех, кто когда-то верил тебе, любил и ждал.

Димостэнис знал, что его бывший друг видел, как он бросает взгляды на Олайю и знал для кого он сказал свою последнюю фразу. Только вот здесь тот был не властен.

— Тех, кто тебе верит, любит и ждет невозможно оттолкнуть до тех пор, пока ты сам веришь, любишь и ждешь. Невозможно перечеркнуть и выкинуть из своей головы, из своей сущности то, что вас единожды связало. Мены и сэты трепетного счастья и незабываемого восторга. От самой первой встречи и до последнего вздоха. И даже смерть, — он слегка запнулся, не желая делать ей больно, — всего лишь временная разлука.

Император откинулся на спинку своего трона, повернул голову в сторону избранницы, словно ожидая ее ответа. Олайя все так же сидела, опустив глаза на свои руки, не проронив ни слова.

— Ты не разделишь участь своей семьи. В назидании для всех, кто еще вдруг может подумать, что власть императора слаба и ее легко разрушить, ты получишь сполна за все свои прегрешения. Тебе будет удален хьярт, как нарушившему основной закон империи, после чего ты будешь казнен на общей площади. Как любой разбойник. Кем ты собственно говоря и являешься.

Аурино повернулся к стражу, стоящему у двери.

— Позовите целителя, — велел он, — он уже ждет.

— Я это сделаю, ваше величество, — неожиданно произнесла императрица. — Я сама проведу казнь над изменником.

В зале воцарилась ошеломленная тишина. Даже Аурино изумленно повернулся к своей избраннице.

— Я буду вам благодарен, если вы найдете в себе силы, исполнить мою волю.

— За любым преступлением следует кара. Предатели должны получать по своим заслугам.

Олайя изящным движением подобрала юбку и приблизилась к Димостэнису.

Он отступил на шаг назад. Отчаянно потянулся к своему хьярту, пытаясь разбудить его. После такого единения со стихиями, тот закрылся и не отвечал. Серебряный попытался вновь призвать силы мироздания, но они были глухи к его зову. Он уже обманул их, когда использовал свои возможности не на защиту, а на уничтожение. Он был бессилен и беззащитен и ничего не мог сделать, чтобы остановить это безумие. Оставалось лишь одно — смириться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дим больше не пытался бежать, позволил Олайе встать рядом. Она наконец, подняла на него глаза. Ореховые омуты больше не были родными. Она никогда раньше так не смотрела на него. Холодно и отчужденно. Его сердце болезненно сжалось. Даже среди того, что с ним уже произошло, сейчас это было по-настоящему страшно.

— Я не предавал тебя, Лала, — тихо, только ей одной произнес он, — я искал нашу дорогу. Я просто не успел.

Олайя положила руку ему на хьярт.

— Пожалуйста, — прошептал Дим, — прошу тебя, только не ты.

Ее теплые ладони легли ему на лицо, на виски. Он, как всегда, непроизвольно поддался ее теплу. Такому сейчас обманчивому, но для него неизменно родному. Ее ладони стали горячими, он чувствовал эти волны, которые проникали в него, мутили сознание.

Целительница сложила руки вместе и положила ему на лоб. В последней вспышке исчезающей действительности он успел заметить, что ее пальцы слегка дрогнули.

Часть 20 (Главы 46–47)

Глава 46

Димостэнис медленно приходил в себя. Он не хотел выныривать из этой спасительной темноты, но его неумолимо тянуло к свету. Он прислушался к себе. Спина затекла от долго лежания на камне. И все. Больше он ничего не чувствовал. Там, где был хьярт, ничего не болело. Еще совсем недавно это было бы невозможно принять и смириться, а сейчас он был совершенно спокоен. Он уже так много потерял в своей жизни, что эту потерю даже не замечал.

Наверху открылась дверь, и кто-то начал спускался по лестнице. Остановился рядом. Дим разомкнул ресницы и наткнулся на внимательный, изучающий взгляд светло-серых глаз. Скривил губы, но ничего не сказал.

Аурино расстегнул ремни, приковавшие его к камню. Сел напротив.

— Больше не боишься? — Димостэнис тоже сел. — Серебряного не стало. Можешь жить спокойно?

— Я говорил тебе, что ты будешь служить либо мне, либо никому. Я не отпущу тебя.

— Ты сам прогнал меня, — напомнил узник.

— Когда ты перешел все возможные границы. Ты начал указывать мне, что я могу делать, а что нет, — холодно произнес Аурино.

— Я никогда ничего не делал, чтобы навредить тебе или обмануть. Я никогда не играл против тебя.

— Ты стал неуправляем.

— Когда я возмутился твоим предательством? — уточнил Димостэнис.

— Ты всегда делал то, что считал нужным, — продолжил император.

— Ты неплохо этим пользовался.

— Ты слишком далеко зашел. Ты был везде. У тебя на все было свое мнение, и ты самостоятельно принимал многие решения. Иногда мне казалось, что есть только ты!

Вот они истинные обвинения Аурино. То, что он не сказал бы ни в одном суде. Вот в чем растворилась их «вечная» дружба, их нерушимое «вместе». Димостэнис поднял на него недоуменные глаза.

— Ты сам просил меня об этом!

— Хватит!!! — рявкнул Аурино. — Не могу больше это слышать. Ты загораживался этим как щитом и творил свои дела за моей спиной.

— За твоей спиной? — тоже заорал Дим. — За твоей спиной?! Это ты закрывался мной как ширмой, ты затыкал мною любые дыры, отдавал на растерзание советникам и был не против, что я разгребаю весь хлам, который скопился за эти ары!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он встал. Прошелся по камере. Остановился у стены, прислонившись к ней спиной. Аурино встал рядом. Впервые за очень долгое время они посмотрели друг на друга. Просто стояли и смотрели. Словно пытаясь понять, что с ними случилось, найти этот важный ответ в глазах напротив.

Где потерялся тот, который ценой своей жизни был готов спасти друга, попавшего в смертельную ловушку? Что стало с тем другим, который истекая кровью, тащил своего названого брата по всему подземелью, рискуя навсегда остаться под этими мрачными сводами? В каких лабиринтах они потерялись? Где разминулись и перестали видеть друг друга?