Рассвет пламенеет - Борис Беленков

XXXVII

По приказу Симонова Магура и Кудрявцева были оставлены несколько позади. Нужно было организовать медпункт первой помощи. Место выбрали между двумя возвышенностями.

— У нас превосходный пункт приема. Мы на какой-то заброшенной дороге. И как раз на изгибе. Со всех сторон окружены возвышенностями, — сказала Магура.

— Какой уж там пункт!.. — вяло усмехнулась Лена. — Пустое место это, Тамара Сергеевна, а не медпункт.

Магура как будто удивилась и несколько секунд молча, не мигая, смотрела в лицо Кудрявцевой. Но затем засмеялась, продолжая:

— А ты вообрази, что здесь все по-настоящему. Вот как что-нибудь в детстве воображала. Ведь играла же в куклы?.. Я, бывало, тоже… Только из школы, в уголочке где-нибудь пристроишься, расставишь разные пузыречки, стеклянные баночки, тряпочки расстелешь, красный крест нарисуешь карандашом. Все братишку перевязывала. А когда надоедала, то он от меня убегал. Ну я тогда бралась за кошку. Папа, помню, смеялся надо мной: «Быть тебе ветеринаром, Тамара». Пришлось в мединститут определяться. И не жалею, что стала врачом — люблю я свое дело.

Как бы не дослышав последних слов Магуры, вздохнув, Лена продолжала:

— Мы, Тамара Сергеевна, не в куклы играем, а боремся за жизнь людей. Не надо нам никаких карандашей рисовать красный крест. Он есть уже на наших сумках. И не здесь бы мне, например, с моей сумкой быть, а рядом с людьми, где их ранят!

Магуда снова быстро и недовольно глянула на Лену. Хотела возразить, но подождала. Она смотрела, как Лена в это время словно что-то искала печальным взглядом вокруг и ничего не находила, переводя блуждающий взор с точки на точку.

— Мы так не должны, — стояла на своем Кудрявцева, по привычке наматывая на палец лямку своей сумки. — Стыдно сидеть вдали от живых людей. А все это потому, что так захотелось Симонову: «Оставайтесь здесь, приготовьте пункт приемки!». Неужели он думает оградить нас от опасности? И к чему он беспокоится обо мне, например?..

— Ты слишком молода судить о Симонове, Лена, — не дав ей закончить, строго заметила Магура. — Когда он отдавал распоряжение нам, его мысли не вращались, как это у тебя получается…

— Что вы этим хотите сказать? Тамара Сергеевна? — вспыхнув, спросила девушка.

— А то, что напрасно ты думаешь, будто проявишь невесть какой героизм, приплевшись в окопы. И критиковать комбата не следовало бы, — уже мягче молвила Тамара Сергеевна, догадываясь, что Лена в это время краснеет, наверное. Как всегда, застыдившись, девушка краснела и не как-нибудь — слегка, сама, быть может, не подозревая того, но почти до слез.

Глядя на нее, Магура вдруг засмеялась. Это еще больше смутило и в то же время разозлило Кудрявцеву, посмотревшую на свою старшую подругу прямо, с безмолвием, по-видимому, желая подчеркнуть, что она осталась при своем мнении.

— Не о личном думать нам надо, Лена, — протяжно продолжала Магура. — Не то время, чтобы что вздумалось, то и делать.

— О чем вы, я не понимаю? Ей-богу, я вас не понимаю, о чем вы? — воскликнула Лена, чувствуя, как горят ее щеки.

— Там, — кивнула Магура к переднему краю, — мы бы успели перевязать — и то кое-как — двух-трех человек. А сюда будут все поступать.

Немного успокоенная дружеским тоном Лена спросила:

— Но как мы будем эвакуировать раненных?

Этот вопрос волновал и Магуру, но она помнила обещание Симонова. А его обещание никогда не оставалось невыполненным. Ответила Лене почти уверенно:

— Андрей обещал лошадей под волокуши… Ты знаешь, что это такое? Мы с тобой видели эти волокуши, когда шли сюда. Штука довольно неудобная. Но что еще в горах можно придумать? Будем приспосабливать все, что окажется в нашем распоряжении.

— Только вот что, Тамара Сергеевна, — сказала Лена, как обычно, мягким голосом, — когда эти волокуши здесь появятся?

— Лошадей должны бы подогнать на рассвете. Жаль, что в потемках трудно ориентироваться, где тут можно останавливаться с ними. А это надо знать. Живой транспорт не перекалечить бы. Теперь лошади, пожалуй, для нас самое главное.

Наговорившись и почувствовав усталость, Магура и Кудрявцева решили отдохнуть. Раненных не ожидали, поскольку, как предполагалось, батальон вступит в бой лишь на рассвете. Привалившись плечами друг к дружке, затихли обе. Тамара Сергеевна, кажется, уже спала, тихонько посвистывая носом. Лена же, хотя и чувствовала усталость и находилась как бы в полусне, еще лежала с открытыми глазами, устремив их в даль неба, порезанную длинными беловатыми полосами, из-под которых выглядывали дробные, робко мерцающие редкие звезды.

Она лежала словно притаившись и чувствовала, что боится шевельнуться из опасения потревожить те чувства, какими она была вся переполнена.

«Тамара Сергеевна странно поняла меня, — с обидой думалось ей. — Может, мне больше хочется быть рядом со своими старыми товарищами — Рычковым, Вепревым, Серовым… Надо же как-то забыться, чтобы все у меня пошло по-старому, как все законным путем шло до встречи с Рождественским».

Но только она подумала так, как ей вспомнились штыковой бой в районе разъезда Солнушкин, переход фронта, скитание в пустынной степи и затем госпиталь, — всюду Рождественский. Все связанное с ним, все памятное так и замелькало перед ее глазами. Своим мысленным взором она стремится проникнуть глубже во все, что пережито вместе с ним. Она, наконец, уснула.

Магура уже встала и смотрела сбоку в побледневшее лицо просыпающейся девушки. Хотелось дать отдохнуть ей как можно дольше. Лена же, хотя и просыпалась, все еще оставалась недвижимой, лишь шевелила губами.

Странные вещи происходили в ее голове. Заметное усилие заговорить внезапно исчезло, чтобы затем снова возникнуть на губах. И наконец, изо рта вырвались слова: «Да это же гроза надвигается. Почему же такие немые громы? И молнии вспыхивают не ярко». Затем, успокоившись, еще не поднимая век, прислушалась. Молнии действительно вспыхивали, но не в небе, а в мутном воздухе над самой землей. И громы гремели, только они были не такие немые, какие слышались ей сквозь сон.

— Доброе утро, Лена, — сказала Магура.

— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — тихо откликнулась Кудрявцева, быстро вскакивая на ноги. — Проспала я самое интересное: утро на новом месте.

— Утро только начнется, не сокрушайся.

Лена, впрочем, и сказала об этом только для того, чтобы скрыть смущение, возникшее в ней при воспоминании о вчерашнем разговоре. Сложила свою плащ-палатку, быстро перевязала ее шнуром, поправила выбившиеся из-под ушанки волосы, все время чувствуя, что смущение не проходит. Но когда Магура говорила о том, с чего следует начать трудовой день, Лена почти не слушала ее. «Мне давно уже нужно бы поговорить с ней со всей откровенностью, — думала девушка. — Она искренне хочет отвлечь мое внимание от всяких грустных и бесплодных дум. Почему же мне с недоверием и скрытой опаской к ней?..».

— Не узнали еще, наши вступили в бой? — поинтересовалась она.

— Нет, не узнала. Недавно пришли туда комдив, командир полка. Все направились в сторону реки.

Перед восходом солнца просветлело немного в этой осеревшей котловине. Воздух все больше и больше стал наполняться красноватым отсветом, усиливая чувство загадочности и обостряя томительное ожидание. Солнце же выглянуло только на короткое мгновение и тотчас исчезло за облаками. По-прежнему дул сильный порывистый ветер, разворачивая еще не промерзшие кое-где лужицы талой воды, загоняя в них сухую листву, дергая за полы шинели. В ожидании начала боя в голове Лены кружились тревожные мысли: «Что же будет, что станет с людьми в предстоящем прыжке через реку?».

— Гляди, кто к нам идет! — неожиданно проговорила Магура, кивнув к углубленной между полем дорожке, ведущей в сторону переднего края. И потом так многозначительно подмигнула, что Лена сразу догадалась, о ком речь идет.

К санпункту шел Рождественский. Движения его были быстрыми и порывистыми. Увидев врача и медсестру, хотел засмеяться, но воздержался. От усилия казаться спокойным т равнодушным худощавое лицо его слегка покраснело, чего Лена не замечала у него прежде.

Она на расстоянии еще почувствовала, что он несет с собой неприятное впечатление от той новой обстановки, в которой была проведена ночь.

Живой! — было радостной мыслью Кудрявцевой.

— Сворачивайте-ка свой медпункт, — сказал Рождественский и тотчас сложил тонкие губы в привычную ему насмешливую улыбку, всегда возникающую у него, когда он разговаривал о чем-то несбывшемся или неудачном. — Комдиву не понравилось, что мы оставили вас в отдалении от места боя. Придется, товарищи медики, немедленно перекочевывать поближе к нашим «затылкам».

— Что, разве сейчас наступать начнете, Александр Титович? — быстро спросила Магура, по глазам которой Рождественский угадывал какой-то дополнительный, затаенный вопрос.