Вызволение сути - Михаил Израилевич Армалинский

без всяких ночёвок. Так что её взнузданная негритянская тройка мучается ревностью и мучает Нолу мольбами о более основательных отношениях.

Сериал полнится вставками, которые показывают негритянские, социальные, денежные и прочие проблемы, но все они – второстепенные по сравнению с половой жизнью Нолы.

Её полная наслаждений жизнь вдруг нарушается, когда она возвращается домой по тёмной безлюдной улице и на Нолу бросается огромный негр с весьма примитивным методом знакомства и с попыткой изнасилования. Он появляется ниоткуда и обращается к Ноле:

Sexy! Sexy, what’s your name, girl?

А когда Нола от него быстро уходит, разговор обостряется.

Bitch, I’m tryin’ to talk to you! Chill, girl!

Нола отпихивает его от себя и еле-еле убегает. Речь "соблазнителя" вслед становится чёткой и без всяких обиняков.

Fuck you then. I don’t want that stank pussy anyway. Motherfucking’ black bitch! Fuck! Shit!

Это ночное нападение встревожило Нолу и выбило её из колеи беззаботности.

Чтобы успокоить свои нервы, она идёт к нескольким знахарям, психотерапевту и приходит к собственному выводу: в ответ на сексуальные домогательства, я не буду прятать от мужчин свою сексуальность, а наоборот, буду выглядеть ещё соблазнительней. Нола покупает себе исключительно вызывающее платье и является в нём в общественные места, где, как считают её спутники, такое блядское платье неуместно. Однако Нола утверждает: если Вас это платье шокирует (или влечёт к ебле) – то это ваша проблема, а я делаю так, как мне хочется. То есть Нола полностью исключает свою ответственность за собственное провокационное поведение. Она не понимает, что пренебрежение реакцией мужчин на её почти обнажённое тело вызывает пренебрежение мужчинами её реакцией на нежеланное посягновение. (см. Зримое сексуальное домогательство мужчин женщинами см. ниже)

В заключении сериала Нола приглашает всех трёх любовников к себе на обед в День Благодарения. Для каждого из мужчин – это полная неожиданность, и они то и дело петушатся, но Нола держит ситуацию в своих руках, и в итоге все становятся дружелюбны. А когда они все вместе накуриваются марихуаны и вчетвером оказываются в одной кровати, то, разумеется, должен произойти давно желаемый Нолой gang bang. Но законы американской киноморали обязали Спайка Лии показать всех участвующих одетыми и мирно заснувшими, вдруг позабывшими о существовании ебли. А для полного увязывания ниточек сценария, любовники уходят один за другим по домам, и в образовавшуюся пустоту является с бутылкой вина любовница Нолы, с которой она завершает день и ночь Благодарения.

В старом фильме Нола, представляя себя, говорит I am normal, и под этим подразумевается её сексуальная жизнь с множеством параллельных мужчин. А вот в сериале, вышедшем через 30 лет, Нола представляет себя I am abnormal, и так демонстрируется изменение самосознания ебливой женщины, происшедшее за эти годы.

Если фильм состоял только из секса, то сериал напичкан ещё и социальными проблемами сегодняшнего дня да ещё Нола теперь носит в носу кольцо.

Во времена фильма героиня еблась без презервативов, а в сериале – только с ними.

Тем не менее, главная мораль фильма и сериала остаётся единой – в посрамлении традиционной моногамии, верности и прочей хуйни, которые навязываются с особой силой женщинам с давних времён.

Но если в 1986 году это считалось нормальным, то теперь в 2017 – героиня считает это из ряда вон выходящим.

Вот вам свидетельство прогресса (или регресса) в женском движении за равенство с мужчинами.

Но, как и во веки веков, все жизненные перипетии можно уложить в народный афоризм, который принято называть пословицей: Живи, пока живётся – еби, пока ебётся.21

Мои любимые клоны

Never Let Me Go (2010)

Чтобы высказаться об этом фильме, я должен с чувством удивления и сожаления кратко пересказать его содержание, не вдаваясь в подробности. Фильм сделан по роману свеженобелевского лауреата по литературе Kazuo Ishiguro – именно поэтому я решил его посмотреть.

Речь пойдёт не о качестве фильма, которое летает на достойной высоте, а о близкой мне идее, интерпретация которой задела меня за вечно живое.

События начинают происходить в частной школе-интернате, которая располагается в полузамке-полуособняке. Мальчики и девочки воспитываются в строгой дисциплине, которая, тем не менее, позволяет им свободно общаться друг с другом и впадать в первые увлечения. Но что-то странное чувствуется в этой школе и школьниках. Оказываются, все ученики – это клоны, которые взращиваются для того, чтобы при вхождении в юность у них вырезали органы для пересадки людям. При первой “выемке” берётся орган, который позволяет им продолжать жизнь (почка, лёгкое, глаз). При второй или третьей выемке донор умирает, лишаясь какого-либо жизненно важного органа.

Эти клоны ничем не отличаются от людей – они влюбляются и занимаются сексом, страдают и радуются.

Дожидаясь операции, они, уже взрослые, живут за городом, на ферме без животных и общаются, как люди. Как доказывает фильм, они и есть люди, но с беспощадной и жестокой судьбой, от которой не спасает даже любовь.

Казалось бы, единственное доказательство, что они не люди, а клоны – это полное отсутствие способности сопротивляться своей судьбе и бунтовать или хотя бы бежать. Клоны лишены чувства самозащиты – они покорно принимают свою судьбу, состоящую в том, что их пускают на запасные части, и они умирают на операционном столе, не дожив до 30 лет.

Однако, с другой стороны – не является ли неспособность к бунту и сопротивлению свойством большинства людей? А посему можно с полным правом считать, что речь идёт о настоящих людях, лишь искусственно созданных.

Фильм заканчивается процветшей любовью двух клонов, юноши и девушки: она следит за его последней операцией и его потухающим влюблённым взглядом, обращённым на неё. А ей самой предстоит подобная операция через месяц.

Отсутствие всякого сопротивления страданиям и боли, несмотря на то, что оно оправдано специально созданной структурой клонов, выводит меня из себя больше всего. Я не могу смириться с обречённостью на страдание как людей, так и клонов.

Я сам немало фантазировал о клонах, но мои – дают наслаждения и наслаждающиеся сами, а иных чувств или эмоций они не испытывают.

Что меня удивляет, так это то, что даже в фантазиях, где Ishiguro предоставляется абсолютная свобода, он выбрал описание именно страданий и жестокости, а не радостей и наслаждений, ибо он, как и большинство, не в состоянии избежать инерции, в которой он движется вместе с обществом, где страдания и жестокость – общепринятая норма.

С другой стороны, именно такая гнетущая фантазия вызывает сильные эмоции у читателя/зрителя, погружённого в свои собственные переживания.

Казалось бы, фантазия о клонах, испытывающих наслаждение и радость, должна бы привлечь значительно больше внимания у создателей фильма, но счастливые клоны – символы абсолютного наслаждения – вызвали бы в обществе всеобщее порицание, а взаимодействия таких клонов