Русская эмиграция в борьбе с большевизмом - Сергей Владимирович Волков

заключила мир с Польшей, и был упомянут подробный текст соглашения с Речью Посполитой. Затем сообщалось, что все свободные красные силы будут двинуты против Врангеля, и конница Буденного в первую голову. Этот документ мне было приказано немедленно отвезти в Штаб 2-й армии, что, конечно, я и выполнил.

Документ был исключительной ценности. Возможно, что генерал Врангель еще документально не знал о той печальной для него ситуации, в которую вовлекла его Польша. Лично для меня, а я думаю, что и для многих было ясно, что для армии генерала Врангеля наступают трагические дни; да так оно и было.

В летние месяцы 1920 года в Таврии шли постоянные бои с переменным успехом между частями генерала Врангеля и красными. У белых все же результаты боев в большинстве случаев оканчивались для них не только благополучно, но и успешно, чего про советские части сказать было нельзя. Врангель усиленно укреплял Сиваш, отлично учитывая прежние ошибки, окончившиеся новороссийской трагедией.

В один из июльских дней шел бой в районе села Торгаевка (Таврия), переходившего из рук в руки. В момент захвата его белыми я, состоя в штабе генерала Барбовича{99} (начальником штаба был генерал Крейтер{100}) на должности штаб-офицера Генерального Штаба по разведывательной части, проник в здание школы, которая до этого времени была занята красным командованием. Просматривая оставленные в спешном порядке красными на столе бумаги и документы, ввиду их панического отхода из этого села, я, к моему изумлению, наткнулся на документ, открывший мне глаза на многое.

Это была копия подлинного рапорта начальника работ по укреплению Сиваша генерал-лейтенанта артиллерии Макеева{101} Главнокомандующему Русской армии о положении работ по укреплению Сиваша: что было сделано и чего еще недоставало сделать; т. е. общая и исключительно интересная для красных картина достижений по обороне Сиваша. Копия подлинного доклада Макеева была подписана советским военным специалистом Паука (царский офицер Генерального Штаба, служивший в развед. отд. Ставки). В это время Паука играл значительную роль у Фрунзе, командуя советскими войсками против Врангеля.

Интересно, кто мог предоставить красным такой документ? А также почему он остался после ухода большевиков из села на видном месте, сразу бросившийся мне в глаза среди других разбросанных бумаг? Значит, советские агенты проникли и к Макееву.

В той же Торгаевке среди брошенных большевиками бумаг мне попались разведывательная сводка южного красного фронта, подписанная тем же Паука. На полях этой сводки были перечислены источники, на основании которых составлена эта сводка.

Между прочим, одним из источников являлось показание взятого в плен генерала Генштаба Ревишина{102}. Сводка эта была составлена толково; в ней был указан весь стратегический план Врангеля по выходе из Крыма в Таврию. А именно – первоначально прикрываться Днепром и привести в оборонительное состояние участок Токмак – Азовское море. Единственно с чем не справились большевики, это с данными о белой коннице. Они посчитали полноценными полками ячейки полков царской конницы, когда они имели состав всего двух-трех эскадронов.

И этот документ лежал на столе среди вороха других мало значащих бумаг. Думаю, что оба эти документа были оставлены благожелателями белых.

* * *

Я приведу несколько примеров (эпизодов), характеризующих работу разведки большевиков уже во время эмиграции, ту работу, с которой мне пришлось непосредственно столкнуться.

Русский военный агент в Югославии полковник Базаревич{103} и начальник 4-го отдела РОВСА генерал Барбович, а до него престарелый генерал Экк{104} как-то проходили мимо возможности попасть в сети большевистской работы. А между тем, как будет указано ниже, эта работа советских агентов главным образом касалась военного состава эмиграции, в большинстве своем не разложившегося и неуклонно настроенного антисоветски, несмотря на свою скромную жизнь и еще более скромные жизненные перспективы.

Со смертью Врангеля ячейки всех соединений, как царского времени, так и добровольческой формации, стали постепенно угасать, и вся русская молодежь, за исключением малого десятка человек, как правило, ни военным, ни политическим делом не интересовалась и ушла просто в обывательщину. Единственный молодежный актив вошел в состав НТС.

Надо сказать, что руководители его сумели поддерживать у русской молодежи, этой искательницы вечной правды, активный дух, любовь к России, мечту об изменении политической структуры своей Родины и даже объективное участие в низвержении коммунистической головки. «Игра в солдатики» их интересовала мало.

Помимо НТС в Белграде образовалось в разное время несколько групп, правда весьма малочисленных по своему составу, хотевших взять на себя инициативу по конспиративной работе борьбы с большевиками.

Я лично участвовал в двух-трех группах разновременно. Должен отметить, что в составе их в большинстве входили очень приличные и добросовестные люди; но были, конечно, и «хохштаплеры» – не предатели, а просто легковесные политические авантюристы, имевшие желание играть роль «младотурок». Одно время среди конспираторов были получены сведения, что в смысле помощи в работе против большевиков могут быть полезны немцы. За несколько лет до Второй мировой войны они в Югославии не имели своего военного агента, и обязанность эту выполнял один из секретарей посольства, в прошлом активный германский офицер старой германской армии.

С ним был дружен Генштаба полковник Петр Петрович Дурново{105}, служивший в Прибалтике. Они хорошо были знакомы по прибалтийскому краю и в конце Первой мировой войны, когда в Рижском районе оперировала германская «железная» дивизия. Сам Дурново был отлично материально обеспечен, занимал нижний этаж на улице Кн. Павла, № 15, в Белграде, изредка приглашал к себе русских эмигрантов после тщательной проверки. Приглашенные обсуждали вместе с Дурново вопросы, как найти ход к немцам, чтобы воспользоваться их поддержкой в борьбе против большевиков. Сам Дурново убеждал приглашенных гостей, что единственный способ вести конспиративную работу в этом направлении – это при помощи немцев. Эту уверенность, между прочим, развивал Федор Ардальонович Дракин{106}, тесть Линицкого, с которым меня свел почтенный человек, русский офицер Югославянской армии, не ведавший, что из себя представляют Дракин и Линицкий. Последний показал себя ярым русским патриотом, ненавидящим большевиков, утверждавшим, что он также имеет связи с германским посольством, и выразившим желание участвовать в русской организации, стремящейся отправить своих людей за железный занавес для совершения террористических актов по немецким каналам, при их поддержке.

Люди нашлись; среди них были уже побывавшие в советской России эмигранты, командированные туда Кутеповской организацией. Лично я вначале доверял вполне Дракину. В Галлиполи он состоял военным чиновником Гвардейского кавалерийского полка (полковника Апухтина{107}).

В дальнейшем жизнь показала обратное. В те времена многие не потерявшие веру в свое национальное достоинство и не забывшие свою Родину русские эмигранты