Русская эмиграция в борьбе с большевизмом - Сергей Владимирович Волков

под ударами судьбы на чужбине, проявил талант и работоспособность и, тем достигнув личной обеспеченности, одновременно поднял на высоту имя русского человека, засвидетельствовав перед всем миром могучий творческий дух нашего племени. Но не должны мы забывать общих задач, не выполняя которые мы распылимся, ослабнем, потеряем свое национальное лицо.

Сохранение нашей веры православной, нашего языка, быта и национальной культуры, воспитание детей и юношества, призрение больных и потерявших трудоспособность и помощь бедным – вот те задачи, которые неотступно стоят перед эмиграцией как обществом, как частью русской нации в ее повседневной жизни. И я хотел бы, чтобы органы объединения на местах сделались бы средоточием общих усилий эмиграции по выполнению этих задач.

Для этого нужно, чтобы по возможности все эмигранты сделались участниками объединения, памятуя, что личным доброжелательным участием, а не холодной критикой со стороны они могут исправить и те недочеты, которые, может быть, ими замечаются в работе руководящих органов. Необходима жертвенность, и я хотел бы, чтобы все аккуратно вносили свои членские взносы, создавая денежную силу объединения, ибо без денег не возможен успех в работе. Надо помнить, что каждый грош, внесенный в фонд объединения, увеличивает нашу национальную силу. Необходима жертвенность и в приложении своих сил и способностей, и в использовании своего досуга на общее дело. Только в таких условиях, работая, мы сможем создать большую национальную силу, с которой будут считаться все, которая заслужит внимание и помощь и которая сможет выполнить наши задачи на Дальнем Востоке во всей их полноте.

На этом закончилась моя беседа с главою эмиграции. Сердечно распрощавшись со мною, генерал Д.Л. Хорват просил передать его привет русской Национальной Общине и всем эмигрантам Шанхая.

Ю. Сербин{91}

О разведке{92}

В конце 1917 года (или в начале 1918-го), точную дату не помню, в служебные часы в Полевом Штабе в Екатеринодаре, где я исполнял должность старшего адъютанта оперативного отделения, ко мне подошел дежурный по Штабу офицер и доложил, что меня хочет видеть одна дама по очень важному делу.

У меня знакомых дам на Кубани не было. Когда я вышел в приемную, ко мне подошла интересная молодая женщина и заявила, что хочет поговорить со мной наедине. Она показала свою визитную карточку, в которой значилось: графиня Орлова-Давыдова. На мой вопрос, кто ее муж, незнакомая сказала, что ее муж чиновник русского консульства в Шанхае. Муж, по ее словам, остался в Китае (временно), а она решила проведать своего брата в Европе. В дальнейшем со мной разговоре эта дама заявила, что несколько дней тому назад была на Дону, видела все окружение Корнилова и Алексеева{93}, в штабе которого узнала и мою фамилию.

Цель ее приезда в Екатеринодар – разыскать брата, находящегося в добровольческих отрядах на Кубани. В дальнейшем по строжайшему секрету она сообщила, что из Ростова на Кубань пробирается группа офицеров, и назвала их фамилии.

Действительно, Полевой Штаб получил сведения, что в станице Ладожской большевиками арестована группа офицеров и посажена в здание школы. Получив эти сведения, полевой Штаб выслал взвод юнкеров, который и освободил этих офицеров. Один из них при свидании со мной заявил, что дама действительно была на Дону не так давно.

Он дал мне о ней благоприятные отзывы. Прибывшая, для меня незнакомка, посещала каждый день Полевой штаб с просьбами дать ей убежище в Екатеринодаре, пока она свидится с братом. Полевой Штаб шел ей навстречу главным образом в лице генерал-квартирмейстера полковника Лесевицкого{94}, очень доброй и отзывчивой души человека. Ей был предоставлен номер в Войсковом Собрании Кубанского Казачьего Войска.

У меня к ней сердце почему-то не лежало. Она окружила себя поклонниками-офицерами и не скрывала своего стремления войти со мной в интимную связь. О ее поведении я в конце концов доложил моему начальнику штаба, полковнику Науменко{95}. Он уполномочил меня вести за ней негласно наблюдение, т. к. разведывательное отделение Полевого штаба совершенно не справлялось со своими обязанностями. Дама эта умела лавировать между своими почитателями и «заставила» одного офицера серьезно ею увлечься.

С другой стороны, ее видимая, кажущаяся благонадежность как будто обеспечивалась показаниями двух генералов, находившихся в Екатеринодаре, – Филипова{96} и Колесникова{97}, знавших ее барышней по Карсу.

Все же у меня лично создалось впечатление, что дама эта является личностью весьма подозрительной. О поисках своего брата она как будто забыла. В один вечер, получив соответственное письменное полномочие Полевого штаба, я в ее отсутствие (она ушла с кавалерами в театр) произвел в ее комнате обыск и нашел много уличающего материала. По возвращении ее из театра я арестовал ее, несмотря на резкие протесты окружавших, и препроводил в комендатуру.

В это время Екатеринодар агонизировал: вблизи города шли непрерывные бои. 28 февраля 1918 года город был оставлен белыми, и дальнейшая судьба этой дамы мне неизвестна. Выяснилось, что она являлась засланной красными шпионкой и никакого брата не имела.

Во времена генерала Врангеля белая конница, вернее, штаб конного корпуса одно время имел своей стоянкой большое село Верхний Рогачик, километрах в десяти от Днепра. Это был конец лета 1920 года, точно сейчас не помню, возможно, что начало осени.

На нашем левом берегу недалеко от Верхнего Рогачека находилось село Знаменское. Северный (правый) берег Днепра в районе Никополя занимала 1-я советская стрелковая дивизия, недавно прибывшая с северного фронта Гражданской войны, где дралась против войск генерала Миллера. Прибыв в Таврию, она соприкоснулась в бою с Корниловской дивизией{98} и была разбита. Остаткам ее красное командование дало пассивную задачу: пользуясь естественным рубежом Днепра, парировать попытки белых форсировать реку. Красная дивизия состояла из 9 полков – сильно поредевших, как я уже упоминал, после встречи с корниловцами.

Один чиновник советской администрации, живший и служивший на красной стороне, на северном берегу Днепра, в районе Никополя, имел жизненную потребность, видимо семейного характера, поддерживать постоянную связь с противоположным берегом (белым) и как-то, прибыв из Знаменского, просил штаб корпуса дать ему разрешение причаливать на лодке к левому берегу Днепра в районе села Знаменского для свидания со своими родственниками и близкими людьми на этом берегу. В виде компенсации он обещал информировать нас о красной стороне. Соответствующий документ был ему выдан.

Как-то в этот описываемый мною период времени указанный субъект приводит интересный и ценный документ, а именно копию приказа с официальным штемпелем 1-й красной дивизии и соответствующими подписями советского командования. В этом приказе было указано, что советская Россия