София в парандже - Александр Афанасьев

– А что?

– Подбросим на место операции… соображаешь?

– А ты не такой тупой поляк, каким кажешься…

– Это кто мне говорит?

Они толкнулись кулаками – как в учебке во Флориде, где и познакомились

– О’кей…

У американских офицеров, занятых не совсем легальными делами в Болгарии, недалеко от базы на стоянке стояла пара гражданских машин, купленных в оперативных целях вскладчину. Масальски завел «БМВ» и поехал в Перник.

До Перника было недалеко… Перник – такое место, которое никак не ожидаешь увидеть в Европейском Союзе. Если бы было возможно, я бы оплачивал представителям украинской и белорусской, да и нашей белоленточной оппозиции экскурсии туда, чтобы посмотрели на город, который является городом на территории «рая земного», то есть ЕС, прониклись здешней атмосферой. Поняли… что вступление в ЕС не приносит манны небесной, миллиардных пакетов помощи и средней зарплаты в тысячу евро прямо сейчас. Я скажу прямо: вступление в ЕС не избавляет от необходимости долго и тяжело работать, накапливать национальное богатство, наводить мосты с соседями и искать покупателей. Да, да, украинцы, именно так. Когда вы говорите, что в ЕС вы найдете рынок, который заменит вам Россию, когда истерически орете, что с агрессором нельзя торговать, я отвечу, что в ЕС вас никто не ждет, и Перник – лучшее наглядное тому доказательство. И товары ваши никто не ждет, и вы сами никому не нужны: не сможете заработать себе на жизнь, сдохнете, по вам слезинки никто в ЕС не проронит. Никто не придет из Европы, не починит вам дороги, не посадит ваших коррупционеров, не возьмет вас на внешнее управление. Сами, все сами.

Так вот, относительно Перника. Этот город, которому несколько сотен лет, при коммунистах был крупным центром металлургии и машиностроения в Болгарии. Здесь, например, работал крупнейший в Болгарии металлургический завод им. Ленина, плавил сталь, была какая-то металлообработка и машиностроение, люди работали. А что сейчас? Сколько промышленных предприятий работает в Пернике?

Ни одного.

Было такое ощущение, что на город сбросили нейтронную бомбу. Гулкая пустота на улицах, заколоченные двери всяких заведений и контор. Пустые троллейбусы, идущие в никуда, и огромное количество объявлений о смерти[9], которыми были заклеены все остановки. Еще страшнее, наверное, город выглядит по ночам, когда в пустых квартирах никто не зажигает свет.

А площадь была красивая, даже очень…

Масальски, ведя машину, мысленно выстраивал разговор с Рашидом… тот факт, что у них был совместный бизнес, еще ничего не значил. Рашид был человеком восточным, и Масальски лучше других знал, что это значит. Восточный человек не свободен с самого детства и до смерти, он может быть каким угодно миллионером и ездить на какой угодно дорогой машине, но при этом прекрасно знает, что он сам – ничто без общины, рода, клана, народа. Если же он не следует определенным правилам, то становится изгоем, а на Востоке это приговор. И тот факт, что они с Рашидом давно «в деснах», ровным счетом ничего не значит. Если кто-нибудь убедит Рашида, что он ведет неправедную жизнь и во искупление должен убить американских кяфиров – он сделает это. Вот почему тут бизнес – как хождение по лезвию меча.

Когда «БМВ» свернул в полуразрушенную промзону Перника, его уже ждали. Рашид, восточный человек и гражданин Болгарии, встречал коммандера Сикерда на площадке перед одним заброшенным заводом. Сам этот завод, с его огромными пустыми цехами из белого бетона и остатками еще не вывезенного на металлолом оборудования, напоминал скелет павшего диплодока. А они – напоминали крыс, пирующих на останках…

– Ас саламу алейкум, уважаемый Рашид-эфенди… – сказал Масальски, отлично знавший восточные традиции.

– Ва алейкум ас салам, уважаемый Джо, добро пожаловать.

Обнявшись, они пошли в цех, в котором все зияющие оконные проемы были завешаны толстой полиэтиленовой пленкой…

На входе в цех стояла охрана – им строго-настрого было приказано не показываться на улице, но у них были автоматы. Она состояла в основном из этнических пуштунов, они были в чужой стране и не понимали ничего из того, что говорят местные. Зато отлично понимали человека, который командовал ими. Это был бородатый, с настороженными глазами офицер, не расстававшийся с «Калашниковым». На приветствие Масальски он лишь коротко кивнул, после чего они прошли в цех, где кипела работа…

– Установили…

– Да, Джо, смотри…

Джо Масальски не слишком разбирался в технике, но понял, что перед ним какая-то собранная далеко не на коленке машина.

– Что это?

– Хе, хе… это мембранная установка, которая предназначена для пищевой промышленности. Но мы ее немного переделали и теперь используем для производства товара…

Здесь и раньше было химическое производство – но, конечно, не такое. Прибыльное, имеется в виду. Использование американских самолетов давало возможность до минимума сократить потери при транспортировке, а использование промышленных высокопроизводительных агрегатов – повысить и выход героина из исходного сырья, и его качество. С этим они выходили на европейский рынок. А так как у них не было устойчивой сети реализации, а существующие были против них, они пошли на то же самое, на что Саудовская Аравия пошла на нефтяном рынке, – до предела сбили цены. Низкие цены в сочетании с высоким качеством привели к тому, что на героин стали переходить даже потребители ранее более дешевых синтетических наркотиков. В будущем они смогут поднять цену и окупить сегодняшнюю работу, потому что наркоманы, привыкшие к высококачественному промышленному героину, никогда не перейдут на другой наркотик, и можно будет устанавливать цену монопольно на свой товар.

А Рашид смотрел на нагловатого американца и думал о своем. О том, что они нашли все-таки оружие, которое поможет разнести в клочья этот надменный куфарский Запад. «Белая смерть» – ведь она дана самим Аллахом, чтобы казнить неверных! «Белая смерть», которая превращает молодежь в скотов, готовых на все за очередную дозу, а военных и спецслужбистов – в воров и коррупционеров, изменников Родины. Что делает здесь этот американец, кого он защищает? Свою родину, свой народ, свой образ жизни или свой кошелек?

Один афганский старик сказал американскому солдату в Афганистане – у вас есть часы, а у нас есть время. Восток может ждать. Восток умеет ждать. Восток будет ждать до тех пор, пока уродливое здание Запада рухнет под своим собственным весом. И тогда… тогда они сделают то, что не смогли сделать их праведные предки, разбитые в Европе. Черный флаг взовьется над Мадридом, Берлином, Парижем, Веной. И не останется ни одного места на земле, где бы не славили Аллаха, а если все же останется, они предадут его огню и мечу, уничтожив всех неверных…

Аллаху Акбар.

– Рашид…

…

– Я приехал сюда не за этим.

…

– Мне надо поговорить с американцем. Я договорюсь с ним, и его надо будет отдать.

– Вай, но зачем? Его никогда не найдут!

– Это не мое решение. И ты знаешь, чье именно.

– Но они могут выйти на нас!

– Не переживай. Не выйдут…

В подвал, бывшее бомбоубежище, они спускались вместе с бородатым офицером. Тот настороженно посматривал по сторонам.

– Дост, – негромко сказал Масальски, – руз бахай р.

– Салам…

– Как ты живешь? Как живут твои солдаты?

– Все хорошо.

– Присматривай за Рашидом. Он мне не нравится.

Разговор шел надари, который Рашид и его люди не понимали.

– Мне тоже.

– Будь готов. Но только когда я скажу.

– Я все сделаю.

– Ты хороший друг…

В одном из подвалов бомбоубежища было установлено помещение для допроса. В лучших традициях ЦРУ США – с ярким светом, вмонтированным в пол железным стулом с приспособлениями для привязывания к нему пытуемого, парой больших бутылей, небольшим ведром и рулоном тонкой материи в углу – это для допросов с применением пытки водой. Двое боевиков притащили в помещение пленного американца и привязали его к стулу, третий наблюдал и страховал на случай чего. Затем в помещение вошел Масальски, предварительно надев маску, которую он всегда носил с собой. Масальски был уверен, что договорится, но маску все равно надел – мало ли что, чем меньше о тебе знают, тем спокойнее спать.

– Как дела, друг?

В отличие от остальных, Сикерда почти не били.

…

Масальски включил очень мощный карманный фонарик и посветил в глаза Сикерду.

– Пошел ты!.. – Пленник сразу понял, что на сей раз перед ним американец.

– Неплохо выглядишь. Пока.

– Пошел ты! – повторил Сикерд.

Масальски подошел к нему и расчетливо ударил по кости голени. Скорее не для того, чтобы причинить боль, а чтобы продемонстрировать способность ее причинять.

– Ответ неправильный. Впрочем, меня больше интересуют не ответы, брат, а то, на кого ты работаешь.