Стрела восстания - Тимофей Синицын (Пэля Пунух)

Когда Хулейко сдернул с убитого быка шкуру и выбросил дымящиеся внутренности, все — свои и приезжие — вышли из чума выпить свою долю теплой оленьей крови.

Ивашка да и все православные считали грехом употребление крови и мяса в дни рождественского поста. Но... отряд Ивашки был ведь как бы на войне. Во время же войны православная церковь разрешала воинам нарушать посты, дабы иметь силы для нападения на врага. До запрещения ли, мол, употреблять в посты мясную пищу, когда ведрами, ушатами, а то и целыми реками льется человеческая кровь в дни войны!..

Лучка Макаров и все остальные, кроме Ивашки Карнауха, были местными людьми и давно уже «грешили»: пили, когда случалось, оленью кровь. В прошлую зиму «погряз во грехе» этом и Ивашка, «опоганившийся с самоядцами». Лучка Макаров, «аки бес, соблазнил» и его — Ивашку. И теперь все по очереди припадали к луже теплой крови, натекшей в освобожденную от кишок брюшную полость, когда Хулейко приподнял переднюю часть оленьей туши.

Остатки крови, уже свернувшейся в черные сгустки, допил сам хозяин, и тогда занесли оленью тушу в чум. Хулейко отрезал острым ножом самые лучшие куски и раздавал их гостям. Гости, вытащив из ножен свои ножи, отрезали от большого куска небольшие кусочки и глотали их, не жуя.

Не успел Хулейко угостить пятого гостя, как к нему подошел сын Ярэй и сказал:

— Мань харвам (я хочу).

Отец замахнулся на него ножом, сверкнул глазами:

— Собака! Иди вон! [- 53 -]

Ярэй притворно заплакал. Хулейко закричал еще грознее:

— Сказал: иди вон! Убью!..

Ярэй, притворно рыдая, вывернулся из чума. Лучка Макаров похвалил Хулейку:

— Ты хороший отец: в строгости держишь семью. Так и нужно: в страхе и послушании держать младших.

И никто, конечно, не догадался, что вся эта отеческая строгость была заранее придумана.

Ярэй побежал к стаду оленей, все время оглядываясь на чум, не следят ли, не вышел ли кто.

Набросить тынзей на рога верховому хору было делом простым. Труднее было притянуть оленя к себе, Олень оказался куда сильнее его и легко потащил мальчика за собой. В ином случае Ярэй, конечно, позвал бы на помощь или заплакал. Но сейчас надо было самому справиться. И мальчик правильно рассчитал, что бык потащит-потащит его по земле, да и остановится. Бык и в самом деле скоро остановился.

Тогда Ярэй встал на ноги и, наматывая тынзей на руку, стал подходить к быку. В конце-то концов бык ведь был его приятелем! Зачем же ему было не подпускать близко к себе Ярэя? Просто уж у оленей повадка такая: набросишь им тынзей на рога — они непременно хотят убежать.

— Ты — хороший, хороший хор! — ласково приговаривал Ярэй, все укорачивая и укорачивая тынзей.

Хор как будто понял похвалу и успокоился, даже сам пошел к Ярэю. Тот погладил его рукой по морде и взял за рога. Хор послушно опустил голову.

Тут же и понял Ярэй, .что самое трудное еще впереди: надо на оленя сесть, а с земли никак не заскочишь на спину такому рослому быку.

Раньше Ярэй всегда подводил быка к саням и с саней уже прыгал ему на спину. Но сани около чума. Как подойти к чуму? Непременно услышат «гости», а тогда все пропало! Осрамится Ярэй в отцовских глазах, подведет всю семью.

Слезы брызнули из глаз мальчика.

— Что делать?.. Что делать... Что придумать?.. Сдерживая рыдания, Ярэй начал оглядываться: не

остались ли какие-нибудь сани вдали от чума?.. [- 54 -]

— Нет... Все сани — свои и чужие — все стоят около входа в чум.

Тут-то бросился в глаза Ярэю лесок.

— Борок!.. В борке пни есть.

И Ярэй начал шептать оленю, целуя его морду:

— Ты — хороший! Ты подождешь, пока я сяду на тебя? Ты подождешь? Правда?

И он повел оленя к борку.

Хор послушно пошел за ним. Послушно остановился около пня, с которого Ярэй и взобрался на спину своему любимцу.

Не прошло и часа, как, взволнованный, он уже рассказывал Сундею обо всем, что произошло в чуме его отца.

— Я был прав: не всех поимщиков перерезали мы во время пурги, — сказал Сундей. А потом спросил у сына: — Что делать будем, Ичберей?

— Надо помочь Хулейке! Так я думаю.

— Так... Надо помочь. А как?

— Подумать надо, отец.

— Подумать надо — то правда. Только дума наша короткой должна быть. Долго думать будем — опоздаем помочь Хулейке и всем другим ненцам.

— Ты правду говоришь, отец. Скорее надо устроить нападение на Ивашку Карнауха.

— Нападение!.. В чуме Хулейки?!

— Зачем в чуме?.. Надо дать им уйти из чума...

— Чтобы взять их хитростью — это ты хотел сказать?

— Вот, вот!..

— Правду говоришь. Ивашка огнем стреляет. Прямо его не одолеть. Напасть на него врасплох — тогда одолеем... Так я придумал, другого ничего не могу...

И Сундей рассказал Ичберею замысел нападения на отряд Ивашки Карнауха. Ичберей посоветовал:

— Одну самую малую мелочь, отец, прибавлю к твоим словам. Можно?

— Говори!

— Сделать всех оленей, всех людей ненецких неприметными на снегу.

Сундей похвалил сына: [- 55 -]

— У тебя хорошая голова! Лучше моей стала твоя голова. Сделаем так, как ты говоришь. Тогда меньше будет погублено наших людей. Тогда легче нам будет перебить людей Ивашки Карнауха.

На этом военное совещание отца с сыном закончилось. Ичберей был послан оповещать всех поблизости кочующих избылых ненцев, а Ярэй — обратно к отцу.

Ярэю было сказано:

— Так скоро, как сюда бежал, обратно к отцу беги. Скажи ему... скажи, чтобы поимщики не слыхали... Сумеешь?

— Сумею.

— Скажи ему — в мой чум всех поимщиков надо привести. Еще он пусть Ивашке Карнауху скажет, что все ненцы ушли в леса после того, как убили много стрельцов. Еще пусть скажет, что ненцы хотят идти из лесов — на острог нападать. А в мой чум пусть он сам приведет Ивашку. Все запомнил?

— Все!

Сундей заставил Ярэя повторить слово в слово все, о чем он должен будет сказать своему отцу. Мальчик повторил.

— Быстрее ветра пусть бежит твой олень! — сказал после этого Сундей.

Ичберей подсадил мальчика на оленя. Ярэй гикнул — и животное стрелой метнулось вперед...

Уже ясно видел Ярэй тот самый борок, в котором садился на хора. Еще несколько минут — будет виден чум отца.

Но хор вдруг сбавил ход. Потом как-то странно зашатался и через несколько шагов остановился совсем.

Ярэй — сын кочевника — знал, конечно, повадку оленей: при скачке во весь опор останавливаться на одну-две минуты для передышки. Пропышется олень, то есть перестанет шумно дышать, глотнет снега — и снова помчится вскачь.

Но у оленя вдруг подогнулись ноги, и он упал. Ярэй понял: дальше олень не пойдет.

Оставив оленя лежать, Ярэй побежал к борку.

Вот и тот пенек, с которого садился он на оленя... Вот и чум...

У чума — никого. [- 56 -]

«А вдруг искали меня?» — подумал Ярэй. Стало холодно от этой мысли.

Но он тут же и успокоил себя:

— Искали бы, так сейчас тоже искали бы. Отец, наверно, кричал бы, чтобы Ивашку обмануть, а Ивашкины люди искали бы следы мои...

Осторожно подошел Ярэй к входу в чум. Прислушался...

Говорили отец и Лучка Макароз. Лучка спрашивал:

— Каково промышлял в эту зиму? Отец отвечал:

— Сколько ли промышлял.

— Песцов много ныне?

— Сколько ли есть.

— А ты сколько изловил?

— Не считал.

— Десятка два будет?

— Не считал.

— А лисиц ловил?

— Сколько ли тоже ловил.

— Одну-то хоть лису поймал?

— Одну поймал...

— Может, две?

— Может, и две. Не помню.

— У всех у вас, самоядцев, память дырявая, когда до мягкой рухляди коснется! — с ехидной улыбкой сказал Лучка-толмач.

Ярэй не мог, впрочем, видеть этой улыбки. Но из подслушанного разговора понял, что за время его отлучки ничего страшного не случилось, и зашел в чум...

Увидев сына, Хулейко на секунду потерял способность слышать что бы то ни было, кроме ударов собственного сердца. Однако не выдал своей радости. У него хватило даже силы грубо спросить сына:

— Зачем пришел без зова?

Ярэй заплакал, и на этот раз непритворно. Но не от страха, а от волнения, от радости, что сумел выполнить поручение отца.

— Иди вон! Жди, когда позовут. — Хулейко все еще изображал грозного отца.

Но тут уж вступился за ребенка сам Лучка: [- 57 -]

— Пожалей парня-то. Промышленником скоро будет — тебе же польза.

— Не буду больше! — выкрикнул Ярэй. — Я пришел — есть захотел. На улице мороз. В мороз олени больше едят, а я ничего не ел сегодня.

Лучка опять вступился:

— Перемени гнев на милость: покорми парня. Весь этот разговор вышел случайно только потому,

что Ярэй расплакался от волнения. Хулейко думал:

«Выгоню Ярэя еще раз из чума. Потом выйду сам в скором времени, будто позвать его. На улице узнаю от него совет Сундея».

Вышло не так. Это смущало Хулейку.

Как же теперь узнать результат поездки сына? Нашел ли он Сундея? Что сказал старый Сундей?