Луна над Сохо - Бен Ааронович

— Два раза в неделю, иногда три, — уточнил Макс.

— Так у вас, стало быть, появились амбиции? — спросил я.

— Да нет, никто из нас не относился к этому особо серьезно, — сказал Джеймс. — Мы были вовсе не похожи на юнцов, которые стремятся высоко взлететь.

— Но репетировали все равно много, — заметил я.

— Ну, мы просто хотели научиться лучше играть, — ответил Джеймс.

— Мы музыканты-любители, — сказал Макс. — Музыку надо играть ради самой музыки — понимаете, о чем я?

Я кивнул.

— Он что, на тот берег Темзы за выпивкой пошел? — возмутился Джеймс.

Выворачивая шеи, мы оглядели пространство бара. Дэниел с трудом проталкивался через толпу к стойке, подняв вверх руку с крепко зажатой двадцатифунтовой бумажкой. В субботний вечер сгонять на другой берег Темзы было бы, пожалуй, быстрее.

— А Сайрес — он серьезно относился к музыке? — спросил я.

— Не серьезнее, чем мы, — ответил Джеймс.

— Но играл он хорошо, — сказал Макс. И добавил, прищелкнув пальцами: — Он был самый настоящий саксофонист.

— И, соответственно, имел успех у женщин, — сказал Джеймс.

Макс вздохнул.

— Мелинда Эббот? — спросил я.

— О да, и Мелинда тоже, — улыбнулся Макс.

— Мелинда у него была постоянная, — пояснил Джеймс.

— А еще были Салли, Вив, Колетт, — сказал Макс.

— И Дария, — добавил Джеймс, — помните Дарию?

— Я же говорю, — подытожил Макс, — у него был магнетизм истинного саксофониста.

Я заметил, что Дэниел с напитками пробирается к нашему столику, и встал, чтобы помочь ему. Поймав его оценивающий взгляд, я заподозрил, что он отнюдь не разделяет зависти Макса и Джеймса к любовным победам Сайреса. Я коротко, политкорректно улыбнулся ему и расставил напитки на столе. Макс и Джеймс сказали «Будем!», и мы чокнулись.

Они стали забывать, что я из полиции. Это было мне на руку, и я спросил как бы между прочим:

— А что, Мелинда не была против?

— Еще как была, — ответил Джеймс, — но поскольку никогда не ходила на наши концерты, не имела возможности изменить свое мнение.

— Ну не нравился ей джаз, — сказал Дэниел.

— Вы же знаете женщин, — улыбнулся Джеймс, — им никогда не нравится, если ты занимаешься чем-то таким, что они не могут обратить себе на пользу.

— Она увлекалась нью-эйджем, — пояснил Макс, — ну знаете, кристаллы, гомеопатия и все такое.

— Но она всегда была с нами очень любезна, — вставил Дэниел, — и варила нам кофе, когда мы собирались на репетиции.

— И печенье пекла, — грустно вздохнул Макс.

— С остальными девушками у него все было далеко не так серьезно, — сказал Джеймс.

— Если уж на то пошло, я даже не уверен, доходило ли у них до постели. По крайней мере, пока не появилась Симона. Проблема с большой буквы «П».

Симона первая из всех девиц Сайреса стала приходить к нему, чтобы слушать репетиции.

— И вела себя так тихо, что через некоторое время мы даже забывали, что она тут, — сказал Дэниел.

Но Мелинда Эббот о присутствии Симоны Фитцуильям забывать не желала, и ее вполне можно понять. Я попытался представить себе, что было бы, если бы папа привел домой какую-нибудь женщину послушать, как он играет. Гарантирую, все закончилось бы плохо. Отнюдь не слезами, со слез все бы только началось.

Но Мелинде, очевидно, были известны некие правила хорошего тона, совершенно чуждые моей маме. И поэтому она все-таки дождалась, пока все чужие уйдут, и только потом, фигурально выражаясь, закатала рукава и взялась за скалку.

— После этого мы перебрались в гараж, который Макс выбил для нас у Лондонской транспортной службы, — сказал Джеймс. — Там все время дуло, зато обстановка была гораздо спокойнее.

— Но холод был просто невыносимый, — вставил Дэниел.

— А потом мы вдруг снова стали собираться у Сая дома, — продолжал Джеймс, — только кофе теперь приносила не Мелинда, а очаровательная Симона.

— Когда это произошло? — спросил я.

— Где-то в апреле — мае, — сказал Макс. — Весной, короче.

— И как Мелинда к этому отнеслась?

— А мы не знаем, — ответил Джеймс, — мы ее после этого особо и не видели, даже если она была дома.

— Я встречался с ней пару раз, — признался Дэниел.

Все изумленно уставились на него.

— Ты не говорил, — произнес Джеймс.

— Она позвонила мне в смятенных чувствах, ей хотелось выговориться.

— Что именно она говорила? — спросил Макс.

— Я не хотел бы рассказывать, — опустил глаза Дэниел, — это очень личное.

Настаивать мы не стали. Мне удалось незаметно для музыкантов перевести разговор обратно к «мистическим» увлечениям Мелинды Эббот. «Френч-хаус» был забит уже почти до отказа, и хотя фоновой музыки здесь не было, мне теперь приходилось кричать, чтобы меня слышали. Поэтому я предложил пойти куда-нибудь в другое место и перекусить.

— А Скотланд-Ярд оплатит нам ужин? — улыбнулся Джеймс.

— Думаю, небольшие представительские расходы я могу себе позволить, — ответил я. — Но в разумных пределах.

Джазмены закивали. Еще бы: для любого музыканта слово «бесплатно» — волшебное.

Остановились мы на «Вонг-Кей», что на Вордор-стрит. Кухня здесь сносная, персонал хамит, зато столик можно найти даже в субботу в полдвенадцатого — если, конечно, ты не против делить его с кем-то. Я молча показал парню у входной двери четыре пальца, и он жестом пригласил нас подняться на второй этаж. Там мрачного вида девушка в красной футболке указала нам на большой круглый стол.

Двое бледных американских студентов, которые в одиночестве сидели за этим столом, явно струхнули, когда мы плюхнулись рядом.

— Добрый вечер, — сказал Дэниел, — не волнуйтесь, мы не кусаемся.

На обоих американцах были опрятные красные футболки с вышитой на груди надписью «MNU,[16] первый курс». Студенты нервно кивнули нам.

— Привет, — сказал один, — мы из Канзаса.

Мы вежливо помолчали, ожидая продолжения, но ни один, ни второй так больше ничего и не сказали. В течение следующих десяти минут они доели, расплатились и метнулись к выходу.

— А что означает MNU? — поинтересовался Макс.

— И он еще спрашивает! — вздохнул Джеймс.

Подошла официантка и шваркнула перед нами несколько меню. Я выбрал наггетсы из утки с жареной рисовой лапшой, Дэниел и Макс взяли на двоих рис с яйцом, курицу с орехами кешью и свинину в кисло-сладком соусе. Джеймс заказал лапшу с говядиной. Все трое вдобавок решили выпить еще по пиву — здесь это было «циньтао», — а я ограничился бесплатным зеленым чаем, который подавался в простых белых фаянсовых чайниках. Я спросил ребят, часто ли они выступали во «Вкусе к жизни», и это их почему-то рассмешило.

— Мы там играли всего-то пару раз, — ответил Макс, — оба раза днем по понедельникам.

— И как, собрали толпу?

— Ну, вообще мы к этому стремимся, — сказал Джеймс. — Мы играли уже в «Бычьей голове», в фойе Национального театра и в «Мерлиновой пещере» в Чалфонт-Сент-Джайлзе.

— В прошлую пятницу вечером мы впервые сделали кассу, — добавил Макс.

— Что же дальше? — спросил я. — Собираетесь писать диск?

— А дальше Сайрес бросил бы группу, — вдруг сказал Дэниел.

Пару секунд все молча смотрели на него.

— Да ладно вам, ребята, вы же понимаете, что к этому и шло, — усмехнулся он. — Еще пара концертов, и его кто-нибудь заприметил бы. И тогда все — с вами было прикольно, ребята, счастливо, не пропадайте.

— Он что, настолько хорошо играл? — спросил я.

Джеймс мрачно глядел на лапшу у себя в тарелке. Потом несколько раз с бессильной злостью ткнул ее палочками.

— Настолько, — криво усмехнулся он. — И с каждым разом все лучше и лучше. — Джеймс поднял руку с бутылкой пива. — За Сайреса и его сакс, — сказал он, — ибо талант бессмертен.

Мы чокнулись.

— А знаете что, — сказал Джеймс, — если все уже наелись, не пойти ли нам куда-нибудь послушать джаз?

Теплым летним вечером Сохо всегда полон табачного дыма и нескончаемых разговоров. Все посетители пабов плавно перетекают на свежий воздух, все кафе выставляют свои столики на узенькие тротуары, изначально сделанные просто для того, чтобы люди не наступали в лошадиное дерьмо. На Олд-Комптон-стрит поджарые молодые люди в обтягивающих белых футболках и узких джинсах любуются друг другом и своими отражениями в витринах магазинов. Я заметил, что Дэниел призывно посматривает на пару сладких мальчиков, крутящихся у зеркальной витрины «Адмирала Дункана», но они не обращали на него никакого внимания. Был вечер пятницы, и ни один из этих ребят, заработавших такое тело долгими часами в спортзале, не согласился бы лечь с кем-либо в постель меньше чем за десятку.

Мимо продефилировала стайка девиц с одинаковыми армейскими стрижками, темным загаром и периферийным акцентом — это представительницы женского контингента вооруженных сил направлялись в сторону Чайна-тауна и ночных клубов возле Лестер-сквер.