Служба доставки книг - Карстен Себастиан Хенн

сказать.

– Я анахронизм. И мне нравится им быть. Я медленно двигаюсь в мире, который становится все быстрее и быстрее. И мне хотелось бы, чтобы люди читали, – Дарси взял одну книгу из небольшой стопки. – Все, что я прочел, отправляется прямиком в библиотеку старого города, чтобы дарить радость другим, до тех пор пока совсем не пожелтеет.

– Пожелтеет… – Шаша распробовала слово на вкус. – Неприятное слово. Звучит как-то липко, – сказала она.

– Вот-вот! И оно как будто заразное, как болезнь, которую можно подхватить, прикоснувшись к страницам. Никому уже не захочется трогать пожелтевшую книгу. Как больного проказой. Я передал городской библиотеке деньги на пристройку, в которой можно было бы хранить уже пожелтевшие книги, так чтобы они не продолжали желтеть. Колония изгоев, если угодно. К сожалению, лекарства от этой беды нет.

Шаша представила, как старые книги теснятся в темной библиотеке – грустное зрелище. Но и то, что она видела перед собой сейчас, тоже совсем ее не радовало: ни пустующие комнаты особняка, ни голые, холодные стены.

– Но всегда ведь есть пара тех книг, которые особенно нравятся. Которые никак нельзя отдать, потому что хочется, чтобы они были с тобой. Я бы ни за что не отдала «Близняшек Лоттхен».

– Как раз такие книги особенно важно отдавать, чтобы другие тоже нашли в них радость.

– Вы говорите почти как священник.

Дарси рассмеялся.

– Иногда я так себя и чувствую, – потом он посмотрел на Карла Кольхоффа. – Какая у вас умная маленькая попутчица.

– Я удивлен не меньше вашего.

– Вы могли бы привести ее с собой снова. Ну а сейчас мне нужно немного поработать до закрытия биржи в одном далеком краю.

Дарси нравилось выражаться архаично. Это придавало рациональной денежной игре особый шарм.

– А в следующий раз я покажу тебе мой сад, хорошо? Тебе и господину Кольхоффу тоже. Потому что я уже давно хочу показать ему сад.

Карл был не из тех, кто плачет. Последний раз он плакал лет в четырнадцать, когда его сердце разбила девочка, которая на перемене прочла его любовное письмо, сбрызнутое дорогими мамиными духами, всем своим подружкам. А потом выбросила в мусорку. Карл больше не помнил ее имени. Его глаза совсем забыли, каково это – плакать от горя. Вот почему сейчас он почувствовал только, как зачесались краешки глаз.

Мистер Дарси проводил их до двери, и они вежливо попрощались друг с другом. Потом Карл посмотрел на Шашу. Она в этот момент пыталась балансировать на одной ноге.

– Я знаю, что ты собираешься мне сказать, – она наконец сумела поймать баланс, – мне не стоило лезть, куда не следует. Но разве же я лезла?

Карл кивнул.

– И еще ты хочешь сказать, что меня за ухо стоило бы отвести к отцу, – она протянула свой мизинчик. – И что я никогда-никогда больше не должна ходить с тобой!

Карл кивать не стал.

– Но теперь, когда этот человек был так мил и пригласил нас двоих, ты больше не можешь так сказать. И что все-таки хорошо, что я забежала в дом, даже если это совсем неправильно. Вот почему ты не знаешь, что мне сказать. В твоей голове два голоса, и ты понятия не имеешь, какой из них прав. Так что я предлагаю тебе отличное решение: я буду продолжать ходить с тобой. И буду вести себя хорошо. Потому что я извлекла урок из своей ошибки, а это ведь должно вознаграждаться.

– Как тщательно ты все продумала.

– Это все пришло мне в голову, пока мы шли через тот длинный коридор.

– Мне пора, – сказал Карл и двинулся дальше, покачивая головой, – остальным книгам из рюкзака пора к своим хозяевам.

– А я? – спросила Шаша. – Я не знаю, как отсюда дойти до дома.

Карл остановился.

– Это ты тоже в том коридоре придумала?

Шаша гордо кивнула.

– На случай, если всего остального будет недостаточно, – она невинно улыбнулась, как будто была самым драгоценным ребенком на свете.

Карл тяжело выдохнул.

– Ты же не станешь больше забегать в дома и квартиры? Просто потому, что тебе любопытно?

– Не-а, этого я делать не буду.

– Честно?

Шаша подошла к нему и протянула ладонь. Карл взял ее за руку.

– Уговор есть уговор – нарушать нельзя, – произнося это, на каждом слоге Шаша пожимала его руку, скрепляя обещание.

* * *

Следующей они посетили монахиню. Она жила в старом монастыре и никогда оттуда не выходила. После пятисот девятнадцати лет существования Ватикан собрался распустить Бенедиктинский орден, а она не захотела покинуть монастырь. Все-таки это был ее дом.

Никто и подумать не мог, что сестра Мария Хильдегард будет однажды жить в монастыре. Ее отец был молекулярным биологом, а мать – астрофизиком. Оба они строго верили в науку. Все, что подтверждалось только буквами и не доказывалось цифрами, не имело для них никакого значения. О Боге в их доме говорить было не принято.

Но их дочь еще в детском саду заявила, что не хочет быть принцессой или астробиологом (о чем втайне мечтали ее родители). Она хотела быть монахиней. Родители только посмеялись и подумали, что она перерастет глупую мечту. Кроме того, им хотелось бы иметь внуков, о чем они нередко говорили. Тем временем мечта росла вместе с их дочерью. Это было неясное желание, как неосязаемое облако, которое не имеет твердой формы, а только формируется ветром. Оно каждый раз выглядит