Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карл всегда огорчался, когда рюкзак становился пустым. Это значило, что пора возвращаться домой. Не то чтобы ему не нравился его дом, но Пес никогда не следовал за ним туда, а за дверью никто не ждал, что он придет, чтобы погладить и приласкать.
Последний отрезок пути пролегал через центральное кладбище. На Карла оно действовало умиротворяюще. Мысль о том, что здесь закончится однажды его путь, была лишь в последнюю очередь пугающей. Он думал еще и о том, какое кладбище красивое. Ему было по меньшей мере лет двести. Статуя Жнеца с костяным черепом, возвышавшаяся в центре, улыбалась так, будто знала что-то неведомое.
На табличке у дверного звонка Карла значилось «Э. Т. А. Кольхофф». Это была ложь, хотя и только наполовину, ведь фамилия все-таки была верной. Он всегда восхищался писателем Гоффманом из-за его инициалов. У кого еще могли быть все три буквы? Д. Р. Р. Толкин, в музыке – К. Ф. Э. Бах. Было что-то особенное в тройных инициалах. Между ними можно уместить многое. Как будто за ними пряталась тайна, а вместе с ней – ответ на вопрос, почему их владелец не написал ни одного из имен.
Иногда его письма возвращались к отправителям: новый почтальон не знал, что за этими буквами прячется Карл. И все-таки он не менял табличку с именем. Теперь ему уже семьдесят два и он не получает так уж много писем. Да и если бы он это сделал, табличка больше не была бы поводом для радости, хотя и облегчила бы работу службе доставки.
В его квартире было слишком много комнат. Четыре плюс небольшая кухня, ванная комната без окон и такой же туалет. Иногда они казались ему садом, в котором ничего не выросло. Две комнаты предназначались для детей. Одна из них, с окнами в зеленый двор, должна была стать комнатой для девочки. В другой, из окна которой выходили на улицу с проезжающими машинами, жил бы сын. Он так и не нашел женщину, с которой завел бы детей, но квартиру менять не стал. За все эти десятилетия арендная плата ни разу не повышалась. Наверное, потому, что о ней забыли.
Он жил здесь со своей бумажной семьей, которую старательно защищал от света и пыли стеклянными витринами. Книги постоянно требовали, чтобы их читали. Так, как драгоценности хотят, чтобы их носили, или, точнее, так, как животные хотят, чтобы их ласкали и любили. Иногда Карлу казалось, что все эти слова были заперты в клетках. Он знал, что все эти годы просто пробегался по ним глазами.
Карл понимал людей, которые собирали книги, как иные собирают марки. Которым нравилось любоваться корешками и чувствовать, что в книгах были люди, с которыми их связывали общие судьбы. Которые собирали книги вокруг себя, как будто жили в одной квартире с хорошими друзьями.
Он повесил свою зеленую куртку на крючок за дверью, рядом с ней – рюкзак и поправил их. Затем он пошел на небольшую кухню, чтобы на столе из каленого стекла намазать черный хлеб маслом, посыпать его солью, выпить стакан рассола от квашеной капусты, а после съесть зеленое яблоко, разрезанное на четвертинки.
Квартира в свое время продавалась как «квартира с балконом». На самом же деле «балкон» представлял собой чугунную балюстраду перед двустворчатой стеклянной дверью. Рядом с ней стояло вольтеровское кресло, на котором лежала книга с кассовым чеком вместо закладки. С этого места можно было наблюдать за старым городом, чем Карл и занимался сейчас. Ему хотелось увидеть, ходят ли там его покупатели или прыгает ли по крышам Пес, хотя обычно он так не делал. Карл всегда считал до десяти, умывался и шел спать. Он натягивал на себя одеяло, зная, что на следующее утро мог снова нести несколько совершенно особенных книг своим совершенно особенным покупателям.
Глава 2. Незнакомец
Наутро Карл чувствовал себя книгой, потерявшей несколько страниц. Последние несколько месяцев это чувство становилось все сильнее и сильнее, и ему казалось, что в переплете его жизни осталось уже совсем мало листов.
Он готовил кофе на кухне. Его пальцам было тепло, как будто кто-то растопил маленькую печку в фарфоровой чашке. Что-то похожее на счастье проникало в него вместе с этим теплом и нежной волной понемногу растекалось по телу. Поэтому он держал дома только чашки из тонкого фарфора, несмотря на то что они были и более дорогими, и более хрупкими. Через толстые стенки нельзя ничего почувствовать.
День торопился, как грубая черно-белая пленка, на которой едва можно различить, что происходит. Только когда в половине седьмого колокольчик над входной дверью книжного магазина зазвенел, приветствуя Карла, цвета стали возвращаться в его жизнь.
Сабина Грубер заняла свою позицию за прилавком. Она специально стояла так, чтобы ни одному покупателю не удалось взглянуть на газетную заметку в золотой рамке на стене прямо у нее за спиной. Эта статья с фотографией на полстраницы сообщала о необычном способе Карла доставлять книги. После появления заметки многие люди стали заказывать книги, которые пришли бы к ним сами. Вскоре очарование новинки рассеялось, и покупатели поняли, что они были вовсе не читателями, а телезрителями.
Сегодня в коробке Карла лежало две книги. Хотя в них было совсем немного страниц, они показались Карлу тяжелыми, когда он накинул рюкзак на плечи. Леон уселся на ковер неподалеку от стойки с открытками и смотрел в свой телефон, будто зачарованный. Футбольная книга Ника Хорнби по-прежнему лежала на столе. Его слова было не так-то просто услышать, когда множеством голосов звала к себе всемирная сеть.
- Книжный домик в Тоскане - Альба Донати - Русская классическая проза
- Добро пожаловать в «Книжный в Хюнамдоне» - Хван Порым - Русская классическая проза
- Девушки из Блумсбери - Натали Дженнер - Историческая проза / Русская классическая проза
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Дело Артамоновых - Максим Горький - Русская классическая проза
- Тяжёлые сны - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- До встречи в книжном - Василий Ракша - Русская классическая проза
- Том 1. Тяжёлые сны - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Тоси Дэнсэцу. Городские легенды современной Японии - Антон Викторович Власкин - Русская классическая проза
- Ита Гайне - Семен Юшкевич - Русская классическая проза