Люди грозных лет - Илья Маркин

Она встала, еще раз одернула платье, причесалась и пошла в избу. Отец сидел у окна и что-то делал.

— Что вы в темноте всегда, неужто огонь трудно зажечь, — не имея сил скрыть закипевшую обиду на родителей, сердито крикнула она, — вечно вы так!..

— Огонь, — иронически прошепелявил отец, — а керосинчик-то тю-тю, кусается, на рынке только, а там три шкуры сдерут.

— Не твоя забота! Я небось день и ночь мотаюсь, могу хоть поужинать при свете.

Чувствуя, что теряет власть над собой и может нагрубить отцу, она резко повернулась, яростно хлопнула дверью и вышла на улицу.

Было уже совсем темно. В окнах изб тускло мигали розоватые огоньки. Ярче всех светились окна Бочаровых. Она смотрела на эти окна и не могла оторвать взгляда. По тому, как часто надвигались тени на окна, она понимала: там сейчас царит веселое оживление. Видимо, больше всех весела Алла. Она красивая, счастливая, счастливая полным счастьем, а не урывчатым, тайным, запретным.

Не имея сил смотреть на окна Бочаровых, она вернулась в чулан и, не раздеваясь, легла на кровать, постепенно успокаиваясь и стараясь ни о чем не думать.

На улице негромко затренькала балалайка. Первые же ее звуки подняли Наташу с постели. Это, конечно, пришел Ленька Бочаров и вызывает ее старшую дочь Анну. Раньше она с радостью смотрела на Леньку, находя в нем многие черты Андрея, а теперь Ленька был ей ненавистен, как воспоминание о потерянном Андрее.

— Анна, ты куда? — крикнула она, услышав шаги дочери в сенях.

— Я на минутку, мамочка, — ответила дочь, открывая дверь на улицу.

— Не сметь, говорю, ходить! Сейчас же спать! Тоже мне гулена нашлась. Еще четырнадцати нет, а уже гулять!

Последние слова она проговорила уже без злости, вспомнив, как сама в возрасте Анны мечтала о встречах с Андреем. А Ленька на улице играл все громче и озорнее.

— Ну ладно, иди уж, только не надолго, — слыша, как нетерпеливо переминается в сенях дочь, смягчилась Наташа, и обильные слезы потекли по ее щекам.

Глава пятая

Возвращаясь в Москву, Андрей Бочаров рассчитывал пробыть там несколько дней, повидаться с Ириной, с Федотовым, зайти к Канунниковым. Самым тяжелым была предстоящая встреча с Ириной. Те полторы недели, что провел он в родной деревне, нарушили все его планы и совершенно по-иному направили мысли. Раньше он был уверен, что его семейная жизнь не удалась — Алла не тот человек, который ему нужен, и что все связанное с ней было роковой ошибкой. Теперь, побывав в деревне, он вопреки своим стремлениям понял, что он или ошибался в Алле, или она так изменилась за этот трудный год, что от прежней Аллы ничего не осталось. Часто, наблюдая ее, он пытался выявить в ней то ложное и притворное, что по женской хитрости выдавала она за искреннее и подлинное, но как ни присматривался, как ни изучал Аллу, ложного и притворного не находил. И особенно резко изменил весь ход мыслей маленький Костик. Он был так непосредствен, так хорош и был настолько его сыном и сыном Аллы, что Андрей не мог даже представить Костика сиротой, а самого себя навсегда разлученным с ним. Разлука с отцом или с матерью была бы для сына неизлечимой травмой.

Бочаров знал, как Ирина воспримет изменения в его отношениях к личной жизни. Душевная, искренняя и чуткая, она поймет все так, как есть, не скажет ни одного слова упрека, узнав, что у него восстановились хорошие отношения с женой, но от этого ему было не легче. Будь Ирина женщиной легкомысленной, он без тени смущения сказал бы ей, что их отношения были случайны и между ними все кончено. Но с Ириной же говорить так Бочаров не смел. Он много думал и не находил ни мыслей, ни слов для этого мучительного разговора. Все надежды были на то, что получение назначения в Москве займет несколько дней и за это время, встречаясь с Ириной, он постепенно расскажет ей все. Но произошло совсем не так, как рассчитывал Андрей.

Зайдя в бюро пропусков Главного управления кадров Красной Армии, он узнал, что его ожидает генерал-лейтенант Васильев из Наркомата обороны и что явиться к генералу Васильеву он должен немедленно.

«Почему именно лично к Васильеву, а не в управление кадров? — проходя длинными светлыми, удивительно тихими коридорами светлого здания, думал Бочаров. — Если к Васильеву, то, значит, не в войска, а в аппарат наркомата. Нет! Ни за что! Только на фронт и только в войска!»

С этим твердым решением он зашел в приемную генерал-лейтенанта Васильева.

Невольная робость охватила Бочарова. С генералом Васильевым он никогда не встречался, но имя его знал хорошо. Это был известный в военных кругах молодой генерал, который всего лет восемь назад командовал полком, затем окончил Академию Наркомата обороны и занимал ответственный пост в Наркомате обороны. Как и всегда при разговорах с большими начальниками, Бочаров собрал все свои силы и волю, намереваясь говорить непринужденно и твердо. Намерение его сразу же было разрушено самим Васильевым. Едва войдя в кабинет, Бочаров услышал молодой и сильный голос:

— Здравствуйте, товарищ Бочаров.

— Здравия желаю, товарищ генерал, — ответил Бочаров в то время еще мало применяемым, но уже модным военным приветствием, которое впоследствии вошло в широкий обиход.

Васильев, даже не обратив внимания на эту, как считал Бочаров, удачно примененную новинку, предложил сесть в кожаное кресло и сам сел за стол.

Теперь Бочаров хорошо видел широкую, ладно обтянутую кителем грудь генерала, его простое лицо с живыми наблюдательными глазами.

— Как лечат в госпитале? — спросил генерал, придвигая к себе раскрытую книгу для записей.

— Очень хорошо, — ответил Бочаров и, секунду подумав, добавил: — Только тесновато, даже коридоры заняты.

— Да, да. Тесновато, — подтвердил генерал, — раненых много, а госпиталей пока недостаточно. Как ваше здоровье? Как зрение, нога? — теперь уже глядя прямо в лицо Бочарову, расспрашивал генерал.

— Хорошо. И вижу и хожу.

— На командную должность хотите, на фронт? — неожиданно спросил генерал и, как показалось Бочарову, вздохнул глубже обычного.

— Да! Очень!

— Вы на Западном фронте воевали?

— Да, на Западном, а потом на Брянском.

Бочаров чувствовал, что генерал хочет спросить о чем-то более существенном и важном, и внутренне готовился к ответу, но тот вдруг начал вспоминать о начальниках, у которых служил Бочаров, о городах, где он воевал, и Бочарова удивило, что во время деловой беседы генерал занят, как ему казалось, совсем не имеющими отношения к этому разговору воспоминаниями. А Васильев смотрел на сидевшего перед ним полковника и пытался составить о нем определенное представление. По материалам личного дела да и по внешности полковник нравился ему, но Васильев очень хорошо знал, сколь далеки бывают от действительных качеств человека сведения из документов и первые впечатления. До войны и во время войны Васильев часто наблюдал, как, оцененный по анкетным данным и внешнему виду, человек стремительно взлетал на высокие посты и при первой же серьезной проверке делом оказывался совсем не тем, кого в нем видели, и тогда он так же стремительно падал вниз. Были среди таких люди разных категорий: начиная от командиров подразделений и кончая высокостоящими генералами и государственными деятелями. И чем выше ставили не заслуживающего такого доверия человека, тем больший вред приносил он своей бездарностью и ограниченными способностями.

Поэтому, знакомясь с людьми, Васильев всегда стремился как можно глубже проникнуть в существо их натуры, полнее и определеннее узнать их личные и деловые качества и, уже судя по этому, определить, какого поста и какого рода деятельности достоин этот человек.

То, что сидевший перед ним полковник стремился командовать не в тылу, а на фронте, было и хорошо и плохо. Весьма часто люди самолюбивые, бездарные и недалекие свою бездарность и ограниченность прикрывают красивыми фразами об отправке их на фронт, о желании командовать, тем самым вводя в заблуждение относительно своих действительных качеств.

«Кажется, подойдет, — мысленно решил Васильев, глядя на Бочарова, который рассказывал, как был взят город Калуга. — И наблюдательность у него не плохая, а это главное для нашего представителя».

— На фронт, значит, хотите? — спросил он Бочарова.

— Так точно, товарищ генерал, очень хочу, — отчеканил Бочаров.

— Вот и замечательно. Есть одна работа, которая как раз вам по душе придется.

Бочаров настороженно слушал генерала, радуясь, что его мечты сбываются и он скоро поедет командовать и там, на фронте, применит все, что передумал за долгие месяцы лечения в госпитале.

— Вы, товарищ Бочаров, отлично понимаете, — встав и пройдясь по кабинету, заговорил Васильев, — сколь сложна и трудна современная война. В ней участвуют миллионы людей и самая новейшая техника. Люди и техника — это главное на войне. Но и людьми и техникой нужно управлять, руководить. А для этого нужны знания, нужна теория, нужна военная наука.