Прозорливый идиот, или Ложимся во мрак - Алина Николевская

– А ты сам, где одеваешься? – спросил я, без стеснения рассматривая шикарный Владов костюм, раньше на это не решался.

– В Лондоне. У Тимоти Эвереста. Его пиджаки отличаются чёткостью силуэта, острой, выверенной линией плеча и неизменно безупречным абрисом воротника и лацканов. Despoke suit, то есть костюм, сшитый на заказ, стоит около двух тысяч английских фунтов. Можно тысячу сэкономить, если удовлетвориться made-to-measure suit – костюмом по индивидуальной мерке, но отшитым на фабрике. Многие корпоративные готы из состоятельных, я знаю, покупают костюмы в магазинах «Marks & Spencer».

– А что это за корпоративные готы?

– А это, Прозо, несчастные готы – рабы корпораций, в основном крупных, где существует dress code. В интернете полно сайтов с рассуждениями на тему – как соответствовать «офисному стилю» и при этом сохранить готичность. На мой взгляд, нет ничего в данной ситуации лучше ледяного дендизма с едва заметным налётом инфернальности. Мне самому очень близок этот стиль.

– Вижу, что близок, – закивал я. – Я тоже от него, если не тащусь, то близко к этому. А теперь скажи, откуда у тебя это кольцо?

– А, мой ястребиный коготь! – Влад постучал по столу серебряным остриём, покрытым узором из чернёных чешуек. – Представь, купил совершенно случайно в художественном салоне на Старом Арбате. А вообще такие штучки продаются в магазине «Darkus» на Горбушке. Правда, почти всё там таиландского производства. Но ты, Прозо, не горюй. При ателье «Old velvet» существует очень приличная мастерская татуировки и пирсинга, у них есть сотрудник, который, между делом, занимается ювелиркой готического дизайна – скупает по всей Европе лучшее и привозит сюда. Для последующей реализации, естественно.

– Спасибо, Влад.

– Да пожалуйста.

*

Общий вид местности вокруг административного здания бывшей автобазы действительно был чрезвычайно уныл и безрадостен. Стены то ли гаражей, то ли цехов – не знаю, каким целям на самом деле служили одинаковые красного кирпича длинные строения, – так вот стены частично обвалились, обнажив, словно кости скелета, ржавые фрагменты железных внутренних конструкций. В проходах между гаражами громоздились старые раскуроченные грузовики – без стёкол, с погнутыми рамами, без крышек радиаторов, с деревянными подпорками вместо колёс. Это зрелище, наверняка, вдохновило бы Стивена Кинга на сочинение нового произведения из жизни устаревших в техническом отношении роботов, которых люди прежде, чем отправить в утиль, – он описал эту сцену в своём романе – названия не помню – долго и методично мучили, получая от этого садистическое удовольствие.

И ещё вокруг не было не души. Я потянул на себя железную дверь, – Влад предупредил, дверь ателье – железная – и застыл на месте. Ступени открывшейся взору чугунной лестницы круто уходили вниз, во мрак, под землю, откуда слышался угрожающий гул, и веяло жаром, как из преисподней. Решив, что это не то, что мне нужно, я припустил вдоль серой бетонной стены и вскоре обнаружил другую железную дверь, снабжённую глазком и кнопкой звонка. Нажал кнопку. Открылась дверь, оказавшаяся, – это было первым впечатлением – тоже входом в ад, ибо встретили меня существа неопределённого пола с чёрными блестящими крыльями за спиной и с электрошокерами в руках.

– Ты кто? – спросил, энергично шевеля фиолетовыми губами, ангел смерти, являвшийся, судя по голосу, девушкой.

– Я гот, – ответил я, рассматривая будто склёпанные из сверкающей стали корсеты, кожаные, с траурными кружевными вставками шорты, с высокой шнуровкой ботинки на высоченной платформе, усеянной железными шипами. – Хочу попасть в ателье. Здравствуйте.

– Здравствуй, – помахивая электрошокером, откликнулся второй ангел – тоже девушка – рыжая, с густыми разводами туши вокруг глаз. – Иди за мной.

Я пошёл, не отрывая взгляда от чёрных, из блестящего винила крыльев. Они удерживались на спине лямками, похожими на рюкзачные. И были выполнены с большим мастерством. Материал крепился к проволочному каркасу, рёбра жёсткости которого сегментировали поверхность, делая её похожей на перепончатые крылья летучей мыши. При том, что внешний контур – не по мышиному агрессивный и зловещий за счёт заострённости углов – выглядел явной цитатой из «Властелина колец» Толкина, в бестиарии которого ужасного вида летающие драконы занимают, как известно, не последнее место.

Обуреваемый желанием рассмотреть конструкцию более детально, я, что называется, шёл, дыша чёрному ангелу в спину. И когда тот резко затормозил, едва не пропорол носом виниловую плоскость крыла, острый шип которого просвистел в следующее мгновенье в миллиметре от моего глаза при развороте ангела на сто восемьдесят градусов. Невозмутимый, поигрывая электрошокером, он потопал в обратном направлении, оставив меня перед дверью с табличкой, на которой готическим шрифтом было написано «OLD VELVET».

Психологически готовый к встрече с «ацким сотоной» в качестве закройщика – в одной руке раскалённый утюг, в другой – лязгающие ножницы – я был приятно удивлён тем, что в интерьере помещения, куда попал, толкнув дверь, не было ничего инфернального. Наоборот, там было по-домашнему уютно, хотя и эксцентрики хватало. На стене – огромное, в старинной раме тёмного дерева зеркало, над ним под самым потолком длинный, на кронштейнах карниз с лекалами, с каминной полки свисают сетчатые – то ли перчатки, то ли колготки, подоконника не видно под шляпами, на столе – остроносый ботинок из расписной парчи, украшенный бубенчиками. У противоположной стены два кресла и столик, рядом – в позе слуги стилизованный под скелет манекен держит ворох одежды – бархатной, кожаной, атласной.

Почти такой же ворох был в руках у полненькой брюнетки в длинном, шёлковом, утянутом в талии шнуровкой платье в тот момент, когда я увидел её, а она – меня. Побросала вещи на стул, сделала несколько шагов навстречу. На правой её брови ближе к виску я разглядел металлическое колечко пирсинга. Произнёс:

– Здравствуйте. Меня к вам прислал Влад. Хочу вот приодеться.

– Давай на «ты», – она протянула унизанную серебряными кольцами руку, зашуршали кожаные браслеты. – Меня зовут Миа. А тебя как зовут?

– Прозо, – я сжал горячие мягкие пальцы. – Здорово тут у вас.

Её глаза вспыхнули, губы раздвинулись в улыбке.

– Всем нравится. Но чего это нам стоило! Сами, представляешь, выравнивали стены, прикручивали панели, крепили окна, красили потолки. Работали по утрам и вечерам, между примерками. У нас же не одна эта комната, есть ещё, и все были в жутком состоянии, там сейчас мастерские. Как обстановку собирали, если рассказать, не поверишь! Вот эту прелесть, – Она подвела меня к фисташкового цвета неказистому комодику, изъеденному жучком, – мы нашли в старом доме, шедшим под снос.

Миа принялась рассказывать, какое чудо получится из «прелести», если её отреставрировать, но я почти сразу оглох и онемел, ибо в ряду прочих, висевших над комодиком изображений готических моделей, увидел фотографию Евы. Она и здесь была лучше всех – вся в чём-то чёрном, облегающем, шикарно рваном, обнажены только плечи и правая рука, упёртая в бок. Светлые волосы с нарочитой небрежностью уложены в высокую, пышную, с выбивающимися прядями причёску, влажно поблёскивающие губы полуоткрыты.

Между тем, Миа, проследив за моим взглядом, перестала расхваливать комодик, переключилась на снимок.

– Это Ева – наша лучшая фотомодель, – она вздёрнула бровь и с видом превосходства опустила уголки губ, – Далеко отставленный локоть – сама ломкость, девушка, изогнувшись, застыла в позе, полной неясного смысла, словно вызванного внезапно возникшим импульсом. Что это за импульс? Внутреннее побуждение рабыни к свободе? Причём, рабыни, у которой не один хозяин, а сразу несколько – об этом свидетельствуют многочисленные цепочки-поводки, свисающие с охватившего тонкую шею широкого кожаного ошейника. Или эмоциональный толчок, и как результат осознание – принадлежу многим, значит, не принадлежу никому?

Я с удивлением на неё уставился.

Она засмеялась.

– Поражён пафосом моих речей? Так я же по образованию искусствовед. Работала в галерее современного искусства «Винзавод», морочила публике голову, расписывая художественные достоинства коллажей, на которых чернозём соседствует с вареньем, вулканическая пыль – с клоками человеческих волос, томатный сок – с бриллиантами. Пока не поняла, – всё, больше не могу, надоело! Ушла и занялась вот тряпочками, не случайно, конечно, думаю, сказалась таки бабушкина кровь, она была известным театральным художником с потрясающим воображением. А как у тебя с воображением?

Вопрос прозвучал неожиданно, и я слегка опешил.

– В смысле?

– В прямом. Ты же пришёл, как ты выразился, приодеться. Я и спрашиваю, каким готом ты хотел бы стать?