Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов - Евгений Плужник

«Померкшей позолоты прах…»

Померкшей позолоты прахна древних храмах Ярослава,и солнце — стертый грош в руках,и как позор — былая слава.

Побед восторги позабыты,кровь печенегов не течет,останки жалкие открыты:церквей руины и ворот.

Над пепелищами вековстою и думаю: все было…И громко череда гудковвдруг день грядущий возвестила.

1929

«По клетке, за железными дверями…»

По клетке, за железными дверями,униженный, но величавее, чем бард,уставясь в пустоту тоскливыми очами,неслышно мечется могучий леопард.

Пружинит гордый шаг, играет огонькамишерсть пламенистая. И смех вокруг, и гвалт,но узник в джунглях, движется кругами,где гнутся лотосы и расцветает нард.

Так и твоя, поэт, невероятна доля —метаться, рваться в путах суеты,о рае грезя, словно Пико Мирандола.

И к синим берегам на золотой гондолетвоя мечтательная грусть плывет… а ты…а ты грохочешь кандалами Атта Троля.

1929

ЛЮБЕ КОЛЕССЕ

Сирени и розам дивлюсь,мне радость доносит антенна,прозрачнее тела медуз,воздушней мазурки Шопена.

И свет я вдыхаю, и звук,лучи надо мною играют,я вижу: на кладбище мукопять семена прорастают.

О пращуры давних веков,влюбленные в музыку дети,я душу открою без словсокровищам лучшим на свете.

Сирени и розам дивлюсь,мне радость доносит антенна,прозрачнее тела медуз,воздушней мазурки Шопена.

1929

ПОГАСНЕТ ЦВЕТ АПРЕЛЯ

Погаснет цвет апреля,и отшумит весна,и будет лето зеленои глубь ясна.

В ту глубь заглянет осеньи загрустит сама,и под гуденье сосенпридет зима.

И нет тем дням покою:весной сойдет снежок,откроется с тропоюслед чьих-то ног.

И вновь цветут черешнии зеленеет луг…День нынешний, вчерашний —извечный круг.

И я в том круге с вамидушою молодой:спадаю, поднимаюсьс днепровскою водой.

1930

ПОДОЛ

Созвездье Треугольника слетелона шири вод, на сумрак мостовой,на темноту низины луговой,—и взгорье удивленно онемело.

На плесах парусов перо бледнело;звук в лунном свете падал сам не свой;в монистах огневых над синевоймоста громада, как мечта, светлела.

И подивился Володимир-князь,увидев с кручи световую вязь:«Как чудны озаренные просторы!

Мне эта высота нужна едва ль,померк мой крест, и потемнели горы…» —И двинулся в неведомую даль.

1930

ЧУДО

Все — удушавший воздух, камень хмурый —исчезло, словно мой кошмарный сон…Ветвистых кленов юный батальонвысоко расстилает шевелюры.

Дубы бегут с горы, как буйны туры…Пообочь сосны — целый храм колонн(а на небе полоской — синий лен,и чуть мерцают золотом бордюры).

Вдруг смоляной шатер небес пробит:какой размах! И Днепр, как змей, блестит,на горизонте Междугорье встало…

Под ним долина в дымке, как ладонь…А над мостом созвездье засверкало —и занялся Подол. Огонь, огонь, огонь…

1930

ЧЕРНИГОВ

Чернигове, за смелого Мстиславана Севере вступал ты в шумный спор,тягаясь славой с градом Ярослава,—во мгле веков заглох тот разговор.

Когда ж Разор надвинулся кровавои бурный Киев дал врагу отпор,ты, господине — тягостный позор! —в монастырях попрятался лукаво.

А ныне ты над тихою Десноюсияешь златом княжьих куполов,садов укрывшись зеленью резною.

Теперь уже не устремишься к бою,с литвином к смертной брани не готов:Могила Черная довлеет над тобою?

1930

НА ХОРТИЦЕ

Тут сечь была, вели гульбу майданы,казацкие дымились курени,тут спорили с серьмягами жупаны,и пели песни гордые они.

А ныне все укрыли баклажаны,картошка, огурцы, где ни взгляни,деды лишь да могильные курганыприпоминают канувшие дни.

Смотри на север: там стальные сводылегко коснулись голубых небеси рассекла стена живые воды.

А на горе вздымаются заводы.То новый дух степей, то Днепрогэс,то грозный властелин природы.

1930

ГОРОД ГРЯДУЩЕГО

Круги, прямоугольники, квадраты;среди бетона, стали и стекларадиомузыка и автоматы,а надо всем — победный знак числа.

Везде сады. Убранства их богаты,и переливчато роса в траве легла,с небес лазурных заревом закатасвисает золотисто мушмула.

Тут все — одна семья, где не слыхалиугрюмых слов: застенок, плаха, кат,где радости труда, а не печали,

предательства кинжал не обнажали,где каждый равен — среди братьев брат,а силу власти — разуму отдали.

1930

«Вставай на путь суровый и негладкий…»

Вставай на путь суровый и негладкий,не спотыкайся, не гляди назад.Уже ноябрь холодный, хмурый, хваткийс берез, с дубов сорвал скупой наряд.

Стальною дымкой затянуло дали,и сквозь нее столбы дымов встают.И не желтеют мальвы там в печали,а труд и песня в пламени цветут.

Круши скалу традиций вековую,прах несвободной жизни отряхни.Кто выпил чашу пенную, хмельную,тому уж нет пути в былые дни.

1930

«Спустившись в глуби, в сумраке печальном…»

Спустившись в глуби, в сумраке печальномшахтер привычно, как подземный гном,в породе горной движется с кайлом,руду ли, уголь рубит в штреке дальном.

Не сном химерным, вымыслом астральным,—а в домн огне, в Гольфстриме золотомруда легко расплавится, потомжелезом станет в гимне триумфальном.

Поэт, не бойся жизни глубины,бросайся в будней шум из тишины,и ты добудешь драгоценный камень.

Грани, шлифуй свой радужный опал,вложи всю душу — пусть играет пламеньдля всех людей — вот высший идеал.

1930

VICTORIA REGIA

Три ночи ты, в своей поре прекрасной,цветешь, расправив на воде листы,округлые, большие, как щиты,и посреди цветок крестообразный.

Белеешь, словно снег в горах алмазный,ну а потом в зените красотывдруг розовеешь, как фламинго, тыи, наконец, зарей пылаешь ясной.

Вот — дивный путь моих метаморфозсреди метелиц, ураганов, гроз,играющая радугой триада.

Мой первый цвет — лилейный звон равнин,второй — раскрылся светлой розой сада,а третий — страсти пламенный рубин.

1930

НА МОГИЛЕ РУДАНСКОГО

Майфетову и Зерову

Как на Голгофу, мы брели к могилепо пустошам седым чужой земли,заброшенную кое-как нашлисреди оврагов, можжевеля, пыли.

И видим горестно, что травы обступилиплиту разбитую, и листья замели,но надпись полустертую прочлии силу слов обычных ощутили.

Покинутый, осиротелый прах!На брошенном погосте в лопухахнашел жилище наш бездомный гений.

Прообраз дней его — Лаокоон,а смерть его в борьбе, среди гоненийне украшает лавром пантеон.

1930

КАМЕНЕЦ