Нелепо женское правленье - Лори Кинг

— Бросьте, Холмс. Ваш ревматизм вступает в игру, только когда вам это удобно. Да и не так уж долго вы меня поджидали.

— Гм. Как вы пришли к этому выводу?

— Плащ, — объявила я. — Он только сверху промок. — Холмс одобрительно шевельнул губами. — Не надо было вообще ждать. Можно ведь было позвонить в дверь и передать мне сообщение через охранника.

— Мешать вам без надобности?

— В чем помеха? Поверхностный теологический интерес, только и всего. Кстати, я хотела бы проконсультироваться с вами, узнать ваше мнение.

— Что ж, пришла пора трубки.

К моему удивлению, трубка здесь торчала из подставки-стойки, табак не был засунут в персидскую туфлю или в жестянку из-под печенья, а хранился, как и положено, в кисете. И серебряная спичечница тоже находилась на месте, рядом с трубками. Что бы сказали Ватсон или миссис Хадсон?

— Начну с Вероники. Не только потому, что она отвела меня в церковь, но и потому, что на ней эта церковь построена. На ней и подобных ей. Без Ронни не было бы Марджери Чайлд.

И я описала события дня, начиная с момента, когда увидела Веронику Биконсфилд сквозь запотевшее стекло чайной. Рассказывала я подробно, вдаваясь в свои ощущения и размышления. Сообщила о благотворительной деятельности Вероники, о ее безнадежно опустившемся женихе, детально обрисовала Марджери Чайлд, ее поведение на публике и ее «гвардию». Постаралась раскрыть свое отношение к этой особе, перечислив привлекательные и сомнительные, на мой взгляд, аспекты ее характера и поведения.

Вследствие сходства наших характеров или же потому, что я усвоила его манеры и технику рассказа, Холмс ни разу меня не перебил, не исправил, не потребовал пояснений. Он лишь однажды сменил табак в трубке, трижды наполнил бокалы и не издал за все время ни звука, если не считать неизбежных шумов во время манипуляций с трубкой и бутылкой. Закончив рассказ, я глянула на часы. Три часа ночи.

— Вы, должно быть, устали, Рассел.

— Нет, не очень. Я ведь чуть ли не весь день проспала. Может, чуть вздремну перед встречей с Вероникой.

— Чего вы ожидаете от меня, Рассел? Ваш рассказ весьма интересен, но нужно ли здесь мое мнение…

— Я сама не вполне определилась. Возможно, рассказав вам, я более четко осознаю свою позицию… Вам смешно?

— Над собой смеюсь, Рассел. Схожий случаи; м и сам беседую порой подобным образом с Ватсоном.

— Не совсем схожий, ибо меня интересует панн мнение. Мнение судьи человечества.

— Спасибо, что не сказали «судьи человеков».

— Как бы вы оценили эту особу, Холмс? Что ею движет — искренность или шарлатанство? На игр вый взгляд, это, конечно, махровое жульничество, удачная попытка запустить лапу в карманы имущих и малоимущих. Но эта женщина показалась мне искренней. Несмотря на то, что она сознательно манипулирует своими приверженцами, использует их, клг инструменты.

Холмс неторопливо и основательно набивал трубку. Вентиляция в помещении работала отлично, в противном случае мы бы давно задохнулись.

— И что, средства она привлекает весьма значительные?

— Кроме меня, в зале сидели тринадцать женщин. У трети из них родня в палате пэров. У другой трети — в Бостоне и на Уолл-стрит. Одеяния их стоят больше, чем одежда всех жителей рабочего района Лондона. А суммы, которую они оставили в последний визит у парикмахера, хватит, чтобы кормить многодетную семью в течение года. Мисс Чайлд владеет зданием храма и двумя соседними домами. Мебель у нее — хоть на аукционе «Сотби» выставляй. Совсем недавно она вернулась откуда то из теплых краев. Конечно, деньги у этой особы есть. И немалые.

— Хотя она очень трогательно рассказывала, как ютилась в квартирке без горячей воды, хе…

— Да уж, умеет все обратить себе на пользу.

Холмс глазел в огонь, постукивая трубкой по зубам.

— Алхимики заблуждались, утверждая, что золото не ржавеет, — процедил он наконец. — Религия и деньги — составляющие весьма пьянящего коктейля. Некий «святой» Питерс, к примеру, «бескорыстный» миссионер, выкачивавший деньги из одиноких женщин… Каноник Смит-Бэйсингсток… Зажигательные речи о страданиях бедных негрских ребятишек… Записанные в Африке песни, туманные картины из проектора, на которых запечатлены вышибающие слезу изможденные лица. Естественно, пожертвования, пожертвования… Этот случай, впрочем, прост до примитивности, с ним Ватсон справился самостоятельно. И, конечно же, дело Джефферсона Хоупа. Здесь, правда, кроме денег, была замешана еще и женщина. Тропами Господа… Чаще всего по этим тропам шныряют отпетые мошенники. Слово Господне — наживка, на которую они ловят денежки из карманов простаков. Жила бы эта леди с бедняками… Южный загар, модная одежда — веские аргументы против ее искренности. Я ничего нового вам не открыл, не правда ли, Рассел?

— Совершенно верно, Холмс. Факты говорят в пользу именно такого вывода. А жаль. Хотелось бы встретиться с человеком, искренне обращенным к Господу. Но надо признать, что Марджери Чайлд — особа весьма одаренная и приносит пользу женскому движению в Лондоне.

— Время покажет, — рассудил Холмс, вынув трубку изо рта и с подозрением на меня уставившись. — Если вы только не возжелали его опередить. Признавайтесь, собираетесь сунуть свой любопытный нос в этот муравейник?

— Нет-нет, уверяю вас, это лишь поверхностное любопытство, не более. К тому же я ведь, в отличие от вас, профессионально изучаю теологию.

— В общем, очередной каприз?

— Можете назвать это и так.

Наши глаза встретились. Я вдруг осознала, насколько мы одиноки в этом укромном уголке большого города. Как будто что-то вдруг проникло в помещение, что-то связанное с тем нашим спором в хэнсоме. Интимность времени и места, моя тонкая блузка и его вытянутые к огню ноги. Женственность моя взволновалась, напряглась… Я подавила волнение усилием воли и обратилась к более безопасной теме.

— Да, кстати, Холмс. Вероника просила помочь ее несчастному жениху Майлзу. Ничего не посоветуете?

— По-моему, случай совершенно безнадежный.

— Ронни говорит, что он по натуре очень хороший человек.

— Ей виднее.

— Но ведь…

Холмс встал, обошел кресло, присел у огня и выбил остатки недокуренного табака в пламя. Голос его зазвучал едко, почти ядовито.

— Рассел, не мне проповедовать трезвость и воздержанность. Кроме того, у меня недостаточно терпения, чтобы изображать из себя няньку. Если молодым людям желается накачивать себя героином, то вставать у них на дороге — все равно что встречать грудью снаряд «Большой Берты».

— А если бы это был ваш сын? — спросила я очень тихо. — И ни один человек не захотел бы вам помочь?

Удар ниже пояса. Непростительный удар. Потому что у Шерлока Холмса был сын. И с ним тоже однажды приключилась история.

Холмс медленно повернул ко мне голову. Лицо окаменевшее, глаза ледяные.

— Это вас недостойно, Рассел.

Более он ничего не сказал, но я вскочила и оказалась рядом; сжала его предплечье.

— Холмс! Боже мой, простите, простите… Я дрянная, безголовая девчонка…

Он покосился на мою руку, слегка пожал ее, поднялся и шагнул к своему креслу.

— Но вы все же правы, — сказал он. — Всегда имеет смысл попробовать хоть что-то сделать. Расскажите мне все, что вы знаете об этом господине.

— Я… Он… — Я запнулась. — Его зовут Майлз Фицуоррен.

— Достаточно, — прервал меня Холмс. — Знаю этого молодого человека. Точнее — знал. Подумаю, подумаю.

Я ощутила себя надоедливым просителем, которому, как голодному псу, бросили кость надежды.

— Спасибо, Холмс, — робко пробормотала я и вернулась к своему креслу.

Холмс сидел, жуя мундштук своей пустой трубки. Опытная собака все равно рано или поздно возьмет след. Пока что Холмс глубокомысленно созерцал заштопанные кончики своих шерстяных носков, словно бы исследуя игру светотени от беспокойного пламени догорающего очага. Однако я слишком хорошо его изучила. Изучила жесты и черты лица, мимику и особенности характера. Я знала его лучше, чем себя, знала его ум, сформировавший меня как личность. И знала, что мысль его рано или поздно вернется от заданной мною проблемы, обязательно вернется ко мне. И он проткнет меня всевидящим взглядом и пригвоздит к сиденью острыми словами. Еще минута… Вот сейчас он поднимет взгляд… Молчание становилось все более невыносимым, мне казалось, что у ног копошится клубок ядовитых змей. К ужасу своему, я поняла, что впервые в жизни мне стало неуютно в присутствии Шерлока Холмса.

Но он не пронзил меня стальным взглядом. Он вообще не поднял на меня глаз. Холмс протянул руку вперед, медленно — о другом человеке можно было бы сказать, нерешительно — положил трубку на стол, принялся натягивать запятнанные солевыми отложениями башмаки.

— Мне нужно ненадолго отлучиться, — сказал он. — Часа на три-четыре. Поспите пока, в восемь разбужу, если к тому времени сами не проснетесь. К девяти лучше отсюда улетучиться, пока народ не припыл на службу.