Нелепо женское правленье - Лори Кинг

— Ну… В основном любовь, права женщин…

Марджери рассмеялась.

— Узнаю Веронику. Давайте восполним пробелы. — Она раздавила окурок и тут же закурила следующую сигарету. — Вечерние службы относятся к публичным мероприятиям. Многие из членов нашего сообщества пришли однажды из любопытства и заинтересовались всерьез. Понедельники посвящены общей тематике. Я выступаю на разные темы, иногда читаем Библию, иногда молимся индивидуально или коллективно. Обсуждаются политические темы, злободневные. В понедельник все тихо-мирно. Четверги совершенно иные. — Она замолчала. Воспоминание о четвергах заставило ее глаза потемнеть и вызвало улыбку, мгновенно преобразившую ее лицо, на мгновение сделавшую его прекрасным.

— В четверг я говорю о любви. Набивается полный зал, приходит много мужчин. Субботы посвящены силе, власти, политике. В субботу приходят бойцы.

— Могу себе представить, — проронила я, вспомнив, как «тихо-мирно» проходил ее «семинар» в этот понедельник. — Но ведь есть еще и другие виды деятельности?

— Да, конечно, эти вечера — лишь верхушка айсберга. Мы затрагиваем все, что связано с жизнью женщины. Звучит претенциозно, но не замахнешься — не ударишь. Сейчас мы сконцентрировали усилия в четырех сферах: грамотность, здоровье, безопасность, политическая реформа. Вероника отвечает за чтение. Отлично работает, нельзя не признать. Сейчас у нас обучаются чтению и письму около восьмидесяти женщин.

— И она их всех сама учит? Неудивительно, что Ронни еле на ногах держится.

— Нет-нет. У нас много добровольцев. Вероника координирует их работу, но и сама преподает. То же самое и в других областях. За здоровье у нас отвечают врач и несколько сестер. И не только за здоровье. Например, женщину, страдающую хроническим заболеванием легких, обследует врач, а дом ее навестит строитель, который проверит, нельзя ли улучшить вентиляцию. Слабовидящей не только выпишут очки, но и проверят условия освещения па рабочем месте, потребуют провести газовое или электрическое освещение, если это необходимо. Изможденной женщине с одиннадцатью детьми расскажут о контроле рождаемости и позаботятся о том, чтобы она получила, вместе с детьми дополнительное питание.

— Что касается контроля рождаемости, то тут вы рискуете, — вставил я, Могут быть неприятности.

— Уже были. Одна из наших активисток провела неделю за решеткой, так что теперь мы распространяем эти сведения только в устной форме, никаких брошюр. Сейчас, впрочем, становится легче. Доктор Стопе — вы знаете ее, это она написала «Любовь в браке» — собирается открыть специальную клинику. Через месяц планируется ее лекция, можете посетить, если интересуетесь.

Я неопределенно хмыкнула, представив себе реакцию Холмса.

— А безопасность?

— Эта область вычленялась из программы здоровья, развилась и самостоятельную и, надо признать, доставляет нам немало хлопот. У нас имеется убежище для женщин и детей. Женщине без родственников не от кого ожидать помощи, некуда сбежать от мужа-буяна. Полиция в семейные дела не вмешивается. — Голос Марджери не изменился, но глаза, потемнели, на этот раз от гнева. Я сразу обратила внимание на ее сломанный нос. — Дна года назад мы получили по завещанию от одного из наших членов два дома и устроили там убежище, объявив, что даем приют женщинам и их детям.

— Представляю наплыв желающих!

— Убежище — не приют для постоянного проживания. Есть ведь еще работные дома. — Моя собеседница презрительно фыркнула, выразив свое мнение об этих заведениях. — Мы помогаем пострадавшим найти работу и няньку для детей. Входим в контакт с мужем, иногда это дает результаты.

— Вы помогаете только женщинам?

— Только женщинам. Мужчины иногда обращаются, но мы не оставляем их в приюте — кормим и выпроваживаем. У мужчин выбор богаче. Женщинам нужна помощь их сестер. Что меня привлекает в нашей деятельности чуть ли не больше всего, так это то, что здесь вступают в контакт женщины из разных классов общества. Мы видим, что у нас больше общего, чем различий, несмотря на кажущуюся пропасть между богатыми и бедными. Мы близимся к революции в роли женщины в обществе и стремимся к тому, чтобы перемены коснулись всех женщин, как богатых, так и бедных.

— Большинство из тех, кого я видела сегодня, явно к бедным не принадлежат.

Марджери улыбнулась.

— Я обращаюсь ко всем. С одной стороны, мои сестры из самого бедного слоя с их насущными, даже отчаянными нуждами. Эти нужды легче определить: лечение туберкулеза, благотворительные спектакли, теплая одежда для детей. С другой стороны, те, кто сегодня заполнил зал, и те, которые сидели у меня за чаем. Женщины вашего круга, созревшие во время Великой войны, выполнявшие работу, о которой и не слыхивали в детстве. И женщины постарше, управлявшие хозяйством во время войны и увидевшие теперь себя гарпиями и узурпаторами, вытеснившими мужчин с рабочих мест. Моя задача свести их вместе, слить воедино.

— Бедненькие богачки, — пробормотала я.

— Их нужды реальны, — резко одернула меня Марджери. — Их мучает не менее острый голод, даром что духовный, а не физический. С какой-то точки зрения даже более острый, потому что нелегко определить его причину, некого винить, кроме самих себя. Пустые полки в кухне обнаружить легко, другое дело — пустое сердце.

— Пустое сердце? Пустая жизнь? Опустошенность? — взвилась я, все еще под впечатлением увиденного во время ночной прогулки по Лондону. Чтобы выманить свою собеседницу из укрытия, сбить с укрепленных позиций, я готова была даже несколько покривить душой, и мои высказывания не вполне согласовывались с моими же убеждениями. — Боюсь, что большинство этих «опустошенных» особ с вами не согласятся. Пустые полки — тяготы образования и вынужденного безделья! Мы ведь живем не в девятнадцатом веке и даже не в начале двадцатого. Наступает одна тысяча девятьсот двадцать первый год! Никто не вернет этих «опустошенных» бедняжек обратно, не облачит их в корсет из китового уса или в неуклюжий кринолин. Да что там говорить, иные из них даже обладают правом голоса!

— Право голоса — жалкая подачка. Отпуская изработавшегося раба на волю, хозяин ничуть не подрывает основы рабовладения. Точно так же, наделив жалкую часть женщин правом голоса, вы не компенсируете всех тягот, выпавших на их долю за время войны, не говоря уж о вековечном угнетении всего женского пола. Это право голоса лишь вбило клин в движение за эмансипацию, раскололо феминисток, обмануло многих из них.

— В общем, вы используете женщин в своих проектах, навевая им иллюзию полезности.

К моему удивлению, Марджери не обиделась. Засмеявшись, она заговорщически подмигнула.

— Колоссальный энергетический ресурс! И ни один мужчина не протянет к нему лапу. Ни один политик.

— Значит, у вас политические амбиции? — Я вспомнила газетное фото. Может быть, она метит в лорд-мэры?

— Нет у меня политических амбиций… личных.

— То есть вы стараетесь для церкви?

— Для Храма. Я поступаю так, как считаю нужным, как диктуют обстоятельства. Возможно, придется выступить в качестве политика.

— Используя «колоссальный энергетический ресурс», — ухмыльнулась я.

— Да, представляя громадную часть населения.

— И используя их банковские счета.

И снова Марджери не обиделась. Лицо ее приобрело безмятежное выражение: одна из тех масок, которые мастерски использовал мой друг Холмс.

— Да, люди охотно жертвуют Храму. Многие делают это регулярно, другие помогают, когда и чем могут.

А ведь мне казалось, что я ее фактически обвинила! Очевидно, эта женщина не один час обдумывала финансовые аспекты своей деятельности и находила их вполне оправданными. Я сменила тему.

— Меня заинтересовало прочтение вами текстов. Скажите, это ваше собственное толкование или же вы изучали источники?

К моему удивлению, этот безобидный вопрос ее насторожил. Марджери вздрогнула и уставилась на меня, будто услышав, как леди Макбет прервала свои зловещие завывания, чтобы сообщить рецепт кондитерской выпечки. Глаза ее сузились.

— Мисс Рассел, какую газету вы представляете?

Настала моя очередь удивляться.

— Газету? Боже мой, как вы заблуждаетесь! — Смеяться мне? Обижаться? Я в качестве проныры-корреспондентки, рвущейся отобразить «Марджери Чайлд без грима»… Я решила засмеяться, и смех мой прозвучал достаточно убедительно. — Нет, мисс Чайлд, я не имею отношения к прессе. Я здесь в качестве подруги Ронни Биконсфилд, не более.

— А чем вы занимаетесь? Где работаете?

Я быстро взвесила ее вопрос. Очевидно, я как-то выпадала из общей массы досужих поклонниц Марджери Чайлд.

— В Оксфорде. Я внештатный преподаватель, исследователь.

— И что вы исследуете?

— Библию. Священные тексты.