Кинокава - Савако Ариёси

– Они так вкусно пахнут, что я вряд ли устою.

– Как можно такое говорить?! Зачем тебе лишняя маета с желудком? – Тоёно снова превратилась в заботливую бабушку.

Пребывая в бодром настроении, она без посторонней помощи взошла по каменным ступеням. Беременная Хана в свою очередь поднималась очень медленно, время от времени останавливаясь передохнуть.

– У госпожи хозяйки Кимото столько энергии! – удивилась Киё.

Току согласилась с ней.

– И все же она стареет. Видит уже плохо, поэтому приглашает родственников из главного дома и заставляет их читать ей газеты от корки до корки. А потом еще и книжку потрудней выберет и тоже читать требует. Родичи жалуются, что приходится целыми днями ее развлекать. А стоит кому-то сделать ошибку, она всякий раз фыркает и говорит: «Жаль, что здесь нет Ханы!» Что до членов младшей ветви, им очень обидно это выслушивать, – потихонечку доложила Току.

Тоёно стала слаба на ухо и не могла разобрать, о чем сплетничают служанки. Прислушиваясь к их болтовне, Хана поняла, что две женщины перестали соперничать друг с другом из-за нее, как это было в прежние времена, и задумалась, сколько лет утекло с тех пор, как она ушла от Кимото. Теперь она стала полноправным членом семейства Матани – достижение, способное согреть душу любой женщине.

Шарики амулета, на котором Тоёно написала имя и возраст внучки, были намного больше тех, что Хана повесила здесь, когда ждала Сэйитиро. Родив одного ребенка, она уже не боялась и не смущалась. Будущая мать подняла голову и посмотрела вверх.

– Хороший выдался год, – с уверенностью заявила она.

– Весьма благоприятный, – согласилась с ней Тоёно.

Одного взгляда на белоснежные амулеты, висевшие рядом с подношением Ханы, было достаточно, чтобы понять: в округе очень много беременных.

– Давненько мы вас не видели. Идемте, выпьем чаю. – Из частных покоев появилась жена настоятеля.

Тоёно и Хана не смогли отказаться от ее искреннего приглашения и уселись на залитой солнцем энгаве. Одна из служанок сходила набрать хурмы и подала фрукты как есть, прямо в корзинке.

Хана пришла в неописуемый восторг.

– Как замечательно! Я с удовольствием съем немного.

Тоёно неохотно позволила внучке отведать сочных плодов.

– Думаю, у тебя не будет несварения от хурмы, выращенной женой настоятеля, но смотри не переешь.

Хана взяла нож и умело разделала фрукт. Току в изумлении взирала на свою бывшую госпожу; она не могла припомнить, чтобы Хана так ловко управлялась с ножом. Да и представить ее на кухне Матани она тоже была не в состоянии.

Очистив шкурку и разрезав плод на четвертинки, Хана положила их на тарелочку и протянула Тоёно.

– Нет, благодарю тебя, милая. Я не могу себе этого позволить.

– У вас что-то с желудком?

– Нет, но я взяла себе за правило не есть ничего сырого, включая овощи и сасими.[42]

Хана с аппетитом поела хурмы и вытерла губы салфеткой.

– Ах, какая прелесть! a My соте говорят, что хурма особенно вкусна, если дождаться, когда она по-настоящему созреет. Но я предпочитаю именно такую, чуть жестковатую.

Тоёно прищурившись наблюдала за внучкой.

– Весной я попрошу срезать ветку с нашей хурмы и послать тебе. Привьете свое дерево хурмой Кудоямы. И как я раньше об этом не подумала!

– Это правда, что привой начинает плодоносить только через восемь лет?

– Нет, всего лишь через пять. Твой второй ребенок уже будет лазать по дереву за плодами.

Хана постаралась представить себе, как мальчик-непоседа забирается на дерево в саду Матани. Ребенок должен был появиться на свет в мае.

К концу года Хиронака Коно, председатель парламента, вынес осуждение кабинету Кацуры[43] в письменном ответе на указ императора. Девятнадцатый конгресс был распущен, волнения в обществе достигли апогея. К новому году ситуация накалилась до предела, и в итоге 10 февраля было объявлено о начале войны.[44] Из-за нехватки жилья для призывников солдат 61-го полка Вакаямы разместили в домах состоятельных граждан. Матани получили список из десяти фамилий. Чтобы иметь возможность принять у себя мужчин, в доме открыли гостевые комнаты. Семья не скупилась для этих людей ни на продукты, ни на развлечения, поскольку всем им вскоре предстояло отправиться на фронт. Каждый вечер гостям подавали сакэ, иногда даже приглашали гейш из «веселых кварталов».

И хотя Хана была на сносях, она прилежно приглядывала за тем, чтобы для каждого нашлось свежее кимоно, суп мисо был заправлен как полагается и молоденькие солдатики из Сикоку остались довольны. Благодарность постояльцев не знала предела, а некоторые даже влюбились в прелестное личико хозяйки, несмотря на ее нескладную фигуру.

– Госпожа Матани, разрешите нам навестить вас, когда вернемся с победой?

– Конечно!

– Но я могу погибнуть в бою.

– Откуда такие мысли? Разве способны русские пули ранить сына Земли Богов? – Хана постаралась развеселить солдата, но тот неожиданно помрачнел:

– Уж лучше пасть в бою и стать героем войны. Если я вернусь обратно, все, на что могу рассчитывать, – жалкий надел земли под рисовые посевы да холодный прием родных.

Хану захлестнули эмоции, когда она поняла, что мир полон таких бедолаг, как Косаку. Старших сыновей на военную службу не призывали. Молодые люди, которые квартировали у Матани, все без исключения являлись младшими детьми крестьян и землевладельцев. По опыту прошедшей десятилетием ранее японско-китайской войны они знали, что, уходя на фронт, фактически идут на смерть. Хане следовало бы поднять боевой дух этих хмурых воинов, но она вдруг задумалась о печальной судьбе малыша, которого носила под сердцем. Второй сын семейства, лишившегося своих холмов, может ожесточиться куда сильнее Косаку…

Чувствуя свою неполноценность рядом с пышущими здоровьем молодыми солдатами, Косаку не появлялся на пирушках. Однажды он нарочно оскорбил проходившую мимо Хану.

– Кто это? – насупился один из постояльцев.

– Младший брат моего мужа. Он собирается отделиться от семьи.

Солдаты были не в том положении, чтобы плохо отзываться о членах принимающего их семейства, но они явно невзлюбили Косаку.

Захмелев и поддавшись очарованию теплой весенней ночи, они, бывало, раздевались до пояса.

– Госпожа Матани, поглядите на мышцы настоящих мужчин. И сравните нас с тем несчастным парнем! – сказал один из будущих бойцов, ударяя себя кулаком в загорелую грудь.

Кэйсаку проводил с ними почти каждый вечер, возвращался в свою комнату глубокой ночью и навеселе. Хана прекрасно знала, что пить он не умеет – одной бутылочки сакэ было вполне достаточно, чтобы свалить его с ног. Но Кэйсаку слыл очень гостеприимным хозяином и мог часами сидеть на вечеринке, лениво ковыряясь в еде. Вместо того чтобы пить самому, он ловко подливал своему гостю. Влиятельные люди деревни восхищались этим его талантом.

– Хана…

– Да, милый.

– Ты была у Косаку? Он себе такой необычный дом выстроил.

– Правда?

– Игрушечный особнячок. Комнатки настолько крохотные, что мы бы с тобой в них задохнулись. Но денег он вбухал, похоже, немало. Никогда не думал, что брат настолько расточителен.

Из-за беременности Хана не смогла пойти на новоселье, но по рассказам мужа поняла, что планировка дома как нельзя более подходит Косаку. Вполне возможно, что он так и останется холостяком. Еще будучи ученицей Школы для девочек Вакаямы, Хана наткнулась в английском языке на выражение «Platonic love».[45] Теперь эти слова обрели для нее новый смысл, особенно с тех пор, как муж зачастил в «веселые кварталы» вместе с чиновниками из префектуры. Она чувствовала, что любовь Косаку к ней можно описать только как «Platonic», a не… Припомнив, что она беременна, Хана устыдилась своих мыслей.

– Тебе не следует приходить ко мне с визитом до рождения ребенка, дорога к моему дому очень трудна. Архитектура весьма необычна для Вакаямы, сама увидишь. Однако места для холостяка вполне достаточно.

– Только скажи, и мы с радостью пришлем к тебе одну из служанок. И давай обойдемся без формальностей. Не скромничай.

– С чего бы это? В конце концов, я куда дольше тебя являюсь членом семьи Матани.

Настроение Косаку менялось, как ветер в поле. Стоило кому-то сказать хоть слово поперек, и он мрачнел или начинал сыпать язвительными замечаниями, а потому Хана похвалила себя за проявленное терпение, несмотря на то, что ей пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы поладить с ним.

– Кэйсаку говорит, что дом у тебя очень интересный. Мне так хочется поглядеть на него!

– Приходи с малышом. Я вырыл глубокий колодец, так что вода у меня вкуснее здешней.

– Здорово.

– Если родится мальчик, мне бы хотелось сделать его своим наследником.

– Там поглядим. Мы мечтаем, чтобы он стал чиновником.