НЕ/ДРУГ - Татьяна Труфанова

– Расходимся! Дел полно, – скомандовал зрителям белесый.

– А пойдем-ка и мы, голубчик, – подхватила Жукова блондина под руку, – Поболтаем в стороне…

Аля проводила взглядом уходящих в разные стороны киношников. Только что все пребывали в полупраздничном расслаблении перед финишем – и вот распался круг зрителей, смешки сменились звуками шагов, щелканьем тумблеров, деловитыми окриками, уговорами по мобильным, скрежетом железа о бетонный пол, шелестом бумаги. Пусть к ней развернулись спиной, она и спины эти готова была любить, и весь этот гул – гул волшебной фабрики. Милые, вы хоть понимаете свое везение? Вы-то останетесь, а у меня конец съемок – конец. Уже завтра – хоть в Ярославль возвращайся.

– Посторонись, – потеснили Алю из вчерашней декорации.

И декорацию, ломоть темного бара, начали разбирать. Двое рабочих сняли с петель красную дверь и понесли мимо Али. Еще один вход в мир кино проплыл мимо носа.

«Последний день» – произнесла она тихо, перекатывая во рту горечь звуков. Ей почему-то вспомнился другой последний день – у моря. Песок, убегающий через пальцы. Протяжные зазывания разносчиков кукурузы, тающего мороженого, резаных арбузов. Пена, утекающая из-под ног.

К морю Аля ездила один-единственный раз в жизни, давно – когда ей было семь лет. И лучше б не ездила. Отдохнула с мамулей на курорте, называется… Лучше б не отдыхали!

Хотя само море она полюбила. Соленый вкус на растопыренной ладони, кувыркание в налетевшей волне, темно-серые мальки, которые снуют на мелководье, найденный куриный бог, пятки, облепленные песком и ракушечной крошкой, липкие красные леденцы на палочке, зной, глухая тень от зонта, утренние протяжные облака над спокойным, светло-шелковым морем… Море-море-море. Любовь без рассуждений. Только показалась бирюзовая полоска – и сразу толчок в сердце: люблю. А может быть, это голос крови, голос ее отца, пропавшего в далекой, почти мифической Аргентине, сгинувшего под расплавляющим солнцем или в порту с названием вроде Консепсьон или Санта-Мария-де-ла-Крус.

– Эй! – ей махал из угла павильона блондин-продюсер.

Он попросил сгонять за его ноутбуком, забытым у костюмеров. Когда Аля вернулась, белесый и Жукова устроились в креслах и беседовали.

– … Ты уж постарайся, – говорила Катерина Великая своим сипловатым голосом, – сам понимаешь, голубчик, многое зависит…

Тот почему-то морщился, но молчал.

– Детка, скажи Наташе, пусть сварит мне кофе, – обратилась Жукова к Але.

Наташей оказалась дородная буфетчица. Она впервые на Алиной памяти извлекла из коробки сияющую медную турку, засыпала, точно отмерив, кофе и сахар, долила воды ровно на две трети и торжественно водрузила сосуд на заляпанную электроплитку.

– Я знаю, как она любит. Катерина говорит, у меня кофе лучше, чем в Париже! «Забавно, – подумала Аля, хрустя печеньем, – Катерина – такая большая шишка, а помнит, как зовут буфетчицу. Я вот не помнила».

– Отдыхаешь? – спросил подошедший Володька-администратор. – Зайчик, я тогда тебя озадачу…

– Ой, нет! Я тут для Жуковой, я уже все, занята.

– Нет вопросов, – поднял руки он.

– А интересная дама эта Катерина…

– Великая? О, да.

– Она продюсера зовет: «голубчик»! Политес в мармеладе.

– Как же, политес! Ты сама не вздумай Голуба так назвать. Взбесится.

У Альбины зазвенел телефон, она отошла в сторону.

– Привет! – это был Юра, он же черноголовый Рекс, он же счастливчик, поступивший в киноинститут. – Как насчет завтра вечером?

– Сложный вопрос…

Завтра-то она будет свободна, как птица в полете – в пролете – съемкам финита, но! Рекс? В один из дней Аля сунулась снова в тот павильон, где снимался Руманов. Р.Р. там уже не было и декорация стояла другая, но волнение от близости звезды еще давало о себе знать – как дымный шлейф от костра, уже скрывшегося за окном едущего вагона. От Юры шлейфа не было.

– Ну, дела! Я опять поставил тебя в тупик.

– Да уж, у тебя талант озадачивать!

– Ты сейчас, видимо, решаешь, не отказаться ли от приема у королевы… Облегчу выбор: завтра мы пойдем на концерт и там… будет кое-кто, кого ты знаешь.

– Кто же это?

– Увидишь. Кое-кто из ВГИКа.

Перед Алей промелькнуло воспоминание: быстрый высокий голос, щегольские голубые ботинки, большущие, как у куклы, голубые глаза.

– Вы поступали вместе, – добавил Юра.

– Хм, кажется, я знаю…

Свирскую окликнула буфетчица.

– Я подумаю, Юр, я перезвоню тебе, – заторопилась Аля. – Пока.

Буфетчица вручила Альбине тонкую фарфоровую чашку, источавшую пар.

– Наталья Петровна, а мне такого кофейку сварите? – подкатился администратор.

– Нет, дорогой, только по спецзаказу.

Через минуту Аля поставила кофе на столик перед Жуковой.

– Слушай, чего-то я не пойму… – нахмурилась Катерина. – Ты же актриса. Я тебе телефон Угловой недавно давала, да?

Аля вкратце объяснила, что ролей пока нет, а работа ей нужна.

– То есть помощницей тут? Отлично. Я как раз без ассистентки осталась. Я ее арендую на сегодня, ты не против, голубчик?

Через минуту у Али в руках оказался второй телефон Жуковой, и она дозванивалась до химчистки (когда можно забрать?), затем до водителя (выезжай по адресу), а затем… она уже не отходила дальше, чем на двадцать метров, от кресла продюсерши, нарезая вокруг нее круги по орбите: безостановочно кому-то дозванивалась, принимала звонки и сообщала, что Катерина занята, либо – если звонивший попадал в особый список из одиннадцати фамилий – несла трубку Жуковой, которая неспешно откладывала дымящуюся сигарету на край пепельницы. Аля слушала голосовую почту, искала в телефоне расписание встреч и так далее – в общем, неожиданно для себя она превратилась в секретаршу генерального продюсера. Наблюдать за съемками не осталось времени, где-то на краю поля зрения, в расфокусе, по-прежнему двигались и говорили актеры, нервно приплясывал встрепанный режиссер – но лишь в расфокусе. «Заездили, эксплуататоры!» – жаловалась себе под нос Альбина.

Зато когда она дозвонилась до ассистента самого режиссера Распашного (о боже – Распашного! да она его фильмы чуть ли не с младенчества знает!) и договорилась о встрече живого классика с Жуковой на завтра (после вереницы па с ассистентом: «в час?.. нет, в четыре она не может… в одиннадцать?.. а что если в шесть-тридцать?»), Аля ощутила, что оказалась на кухне Кино Класса А.

– Вот, возьмите. Резюме ассистентов для вас, девять штук. Из агентства прислали, – Аля протянула Катерине распечатки.

Та пробежалась взглядом по первым строкам и хлопнула листками об стол.

– Тьфу! Да мне некогда читать эту хрень! А тем более встречаться с кем попало. Почему они просто не пришлют двух лучших? Почему никто в этой стране не хочет работать?!

– Я хочу, да роль не дают…

Нет реакции.

– Перезвонить им?

– Не надо, – Жукова уставилась на Алю пристально, размышляя о чем-то. – Значит, ты пока без ролей… Ну-ка, садись.

Аля присела на край соседнего стула.

– Тебе сколько лет? Печатаешь быстро? С компьютером у тебя нормально – ну там, почту отправить, Ворд, Эксель, диаграмму нарисовать? Английский на каком уровне? А с грамотностью что? Пишешь без ошибок? Ты где-нибудь работала раньше?..

Продюсерша бомбардировала Алю вопросами с минуту, то довольно кивая, то хмыкая: «ладно… не важно».

– Я смотрю, ты не дура, – заключила Жукова. Она глядела Але в глаза и держала паузу, от которой Свирская смутилась. – Ты мне нравишься. Пойдешь ко мне в ассистентки?

Польщенная и удивленная Аля не знала, что сказать.

– Временно, недели на три. Или четыре, пять – не больше. Пока я не найду себе человека на постоянку.

Размышлять было некогда. А мои кастинги? Некогда будет по кастингам ходить. Зато – знакомства! Вдруг Жукова что подкинет? Но про нее говорят: «с характером»… Ерунда, переживем!

– Да, это интересно! – сказала Аля.

Ей ведь льстило, что такая важная персона – Катерина Великая – в один миг поняла, что на Алю можно положиться, что она умна и вообще то, что надо.

Жукова сообщила, сколько будет платить в неделю. За месяц вышла бы хорошая сумма – по сравнению с тем, что Аля зарабатывала официанткой. Можно на этот месяц забыть о проблемах с деньгами – разве плохо?

– Я согласна! – решилась Альбина.

– Вот и славно. Завтра воскресенье, но ты мне будешь нужна. Кстати, давай-ка на «ты». И без отчеств. Просто Катерина. Мне дипломатический пердеж не нужен, мне нужна работа без дураков, на совесть. Все понятно?

Само присутствие Жуковой рядом ощущалось, как некая физическая величина, будто она то ли создавала свое собственное тяготение, то ли распространялась дальше своих видимых границ, напирая на того, кто рядом. А ее прямой взгляд обладал еще большей весомой силой, практически давлением. Аля не знала, вызывался ли этот эффект властью, должностью, или принадлежал Катерине как таковой.