Записки о Литургии и Церкви - Сергей Фудель

По–славянски эта последняя фраза звучит сильнее: «Но и сами якоже об общем теле, о Церкви всей тако да печалуем». Кто–то сказал, что литургия совершается всем народом руками священника. В «Патерике» мы читаем: «Иной из старцев говорил, что часто, когда диакон говорил: «Возлюбим друг друга (облобызаем)», видел он Духа Святого на устах братии» [123]. Эти «уста» надо понимать буквально. В христианстве через прикосновение [124] к святыне Божией освящается не только душа, но и тело, так как и тело человека участвует в его божественной вечности. И это освящение вечностью тела совершается через Евхаристию. «Наше же учение, — пишет св. Ириней Лионский, — согласно с Евхаристией, и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает учение. Ибо, мы приносим Ему (Богу. — С.Ф.) то, что Его (хлеб и вино), последовательно возвещая общение и единство плоти и духа. Ибо, как хлеб от земли, после призывания над ним Бога, не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей — из земного и небесного, так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду воскресения» [125]. «Я получил образ Божий и не сохранил его; Он (Бог. — С. Ф.) воспринимает мою плоть, чтобы и образ спасти, и плоть обессмертить» (Св. Григорий Богослов) [126]. А св. Кирилл Иерусалимский приводит древний символ веры, в котором говорится: «…и во едину, святую, соборную Церковь, и в воскресение плоти, и в жизнь вечную» [127].

Сейчас хор должен петь «Верую», т. е. Символ, начертание христианской веры. Но перед этим диакон говорит: «Двери, двери, премудростию вонмем». В древней Церкви словами «двери, двери» указывалось «вратарям», чтобы никто из не имеющих на это права, не присутствовал в это время в храме. Без знания Символа или изложения догматов (истин) христианства, до существу, невозможно крещение. И когда вера освещена лучами любви, тогда все слова этого Символа видятся не символическими, а живыми и простыми и действенными в сердце. Чтобы показать, что это именно так, приведу выписку не из отцов Церкви, а из мирской книги мирского человека. Он говорит о главном моменте создания догматов Церкви, о борьбе Афанасия Великого в IV веке с рационалистами за догмат единосущности Лиц Святой Троицы, за догмат о первоисточной любви, за догмат, конечно, глубоко мистический. Он пишет: «Афанасий встал против мира… сейчас (совсем. — С. Ф.) перестали (это. — С. Ф.) понимать… Люди просвещенные любят приводить как пример «догматического крохоборства»… вопрос о предвечности Сына (о единосущности Его Отцу. — С. Ф.). Те же либералы вечно приводят как пример чистого, простого христианства, не испорченного догматическими спорами, слова: «Бог есть Любовь». Но ведь это одно и то же… второе почти бессмысленно без первого (без догмата о Троице. — С.Ф.). Сухая догма — логическое выражение прекраснейшего чувства. Если безначальный Бог существует прежде всех, кого же любил Он, когда некого было любить? Если в немыслимой вечности Он был один (т. е. не было единосущных Сына и Духа. — С.Ф.), что значат слова о том, что Он — Любовь?.. Он что–то порождал и созерцал порожденное Им… вся любовь, вся милость Вифлеема звучали особенно громко и чисто, когда Афанасий бросил вызов холодному компромиссу ариан. Это он сражался за Бога Любви… Это он защищал Младенца Христа от серого божества фарисеев. Он бился за ту несравненно прекрасную связь… благодаря которой Пресвятая Троица полна тепла и любви, как Святое Семейство» [128]. Говоря о Трех Лицах Святой Троицы, св. Максим Исповедник указывает на их «вечное движение в любви» [129].

Только веруя в Троицу, мы веруем в любовь. После «Верую» начинается завершительная часть литургического священнодействия, а потому диакон предупреждает: «Станем добре, станем со страхом, вонмем, святое возношение в мире приносити». Страх в христианстве есть порождение веры (а не наоборот, как думают некоторые). Вера не мыслится вне любви. Значит, не может быть христианского страха вне хотя бы малейшей любви ко Господу, а тем самым и познания Его. «Начало премудрости — страх Господень», — говорит Писание. «Но как возыметь, — пишет преп. Симеон Новый Богослов, — страх к Тому, Кого не видишь?.. надобно взыскать умного света Божия, чтоб ум, просветившись им, мог умно (духовно. —С. Ф.) узреть Бога. И вот, когда кто таким образом узрит Бога, то может возыметь и страх Божий» [130].

Вот что произносилось в древней сирийской литургии Иакова в это время: «…это час принесения жертвы умилостивления… Служители Церкви, трепещите, потому что вы раздаете живой огонь. Данная вам власть славнее власти серафимов. Блаженна в этот час всякая душа, стоящая в чистоте в церкви, потому что Святой Дух пишет ее имя и возносит на небеса. Диаконы, трепещите в этот святой час, когда нисходит Святой Дух, чтобы освятить тела тех, которые в состоянии это принять» [131].

Глава 13

Литургия, как повторение Голгофы и Воскресения, есть исцеление мира, “ Пасха нетления — мира спасение». В одной древней молитве это врачевание мира выражено так: «Мы вкушаем Твое Святое Тело, распятое за нас, и пьем Твою животворящую Кровь, пролитую за нас. Да будет Твое Тело источником жизни для нас, а Твоя Кровь да будет нам во оставление грехов. Ради желчи, которую ты пил за нас, избави нас от горечи врага. Принятым Тобою в питии уксусом укрепи нашу немощь. И ради заплевания, которое Ты принял за нас, дай нам вкусить Твоей совершенной жизни. И за терновый венец, полученный Тобой, дай нам получить венец неувядаемый» (из евхаристических молитв «Актов Фомы») [132].

Мы все получаем через благодать распятого Христа, открывшего нам тайну Святой Троицы. И следующий возглас об этом: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любы (любовь) Бога и Отца, и причастие Святаго Духа буди (да будет) со всеми вами». «Горе (т. е. к небу, к Божественному миру) имеим сердца». «Ищите горнего… — говорит апостол, — о горнем помышляйте» (Кол. 3, 2).

Возглас священника должен вырвать нас в эти последние минуты перед причастием из нашего «окамененного нечувствия», из нашей духовной глухоты. «Горе сердца» — это последний призыв к богообщению, к его страшной и неизреченной реальности. «Сей хлеб да будет для тебя и пищею, и услаждением, ненасытимыми и неистощимыми. Вино же, которое в сем Таинстве воистину есть Кровь Божия, да будет для тебя светом неизреченным, сладостию несказанною, радованием вечным» (преп. Симеон Новый Богослов) [133].

Но «Царство Божие внутрь нас», по слову Христову. Поэтому это «горе» мы тоже должны обретать внутри себя. Говоря как бы от имени Христова, тот же святой пишет: «Когда видишь солнце в воде, самаго солнца не видишь, потому что тогда смотришь вниз: так разумей и то, что бывает в тебе; затвори себя самого и старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутрь себя, как солнце в чистой воде» [134].

«Горе — сердца». Но, живя в благодати Церкви, мы можем с дерзновением сказать: «И к земле!», так как, по слову Златоуста, «Таинство сие землю соделывает небом» и не напрасно святые называли Церковь Царством Божиим на земле. Как сказал один человек, «христиане веруют не только в немыслимое небо, но и в немыслимую землю», в святыню земли, «подножие ног Христовых». По существу, вся литургия есть моление о том, чтобы благодать Божия — небесный огонь — сошла с неба на землю. Златоуст пишет: «Священник… совершает продолжительное моление… чтобы Благодать, нисшедши на жертву, воспламенила чрез нее души всех…» («Слово о священстве») [135].

«Благодарим Господа,”, возглашает священник. — «Достойно и праведно есть покланятися Отцу и Сыну и Святому Духу…» Во время пения этих слов священник про себя читает молитву, вознося благодарение Богу: «О всех, ихже вемы (о всех, которых знаем. — С. Ф.) и ихже не вемы, явленных и неявленных благодеяниих, бывших на нас. Благодарим Тя и о службе сей (литургии. — С. Ф.), юже от рук наших прияти изволил еси, аще и (несмотря на то что. — С.Ф.) предстоят Тебе тысячи архангелов и тьмы ангелов…» (и далее священник произносит громко): «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще».

«Свят, свят, свят Господь Саваоф…» — отвечает хор. «Саваоф» — это Господь небесных воинств. Трижды произносится это слово «свят», а священник во время пения хора читает молитву: «С сими и мы блаженными силами, Владыко Че–ловеколюбче, вопием и глаголем: свят еси и пре–свят, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый. Свят еси и пресвят, и великолепна слава Твоя, Иже мир Твой тако возлюбил еси, якоже Сына Твоего Единородного дати, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный. Иже пришед, и все еже о нас смотрение исполнив, в нощь, в нюже предаяшеся, паче же (лучше сказать. — С.Ф.) Сам Себе предаяше за мирский живот, прием хлеб во Святыя Своя и пречистыя и непорочныя руки, благодарив и благословив, освятив, преломив, даде святым Своим учеником и апостолом, рек (сказал. — С. Ф.)…» И дальше священник говорит громко: «Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов». И, указывая на чашу: «Пиите от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многая изливаемая во оставление грехов». Пейте от нее все. — вот призыв Божий к людям. «Человек некий сотвори вечерю… и зва многи… грядите, яко уже готова суть вся… да наполнится дом мой» (Лк. 14, 16—18, 23). «Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь: закла своя жертвенная, и раствори в чаши своей вино, и уготова свою трапезу: посла своя рабы, созывающи с высоким проповеданием на чашу, глаго–лющи… приидите, ядите мой хлеб, и пиите вино, еже растворих вам: оставите безумие и живи будете» (Притч. 9, 1—6). Ибо в «высоком проповедании» святого Таинства человек узнает, что «грехов множество не превосходит Бога моего многое долготерпение и человеколюбие крайнее. Но милостию сострастия тепле кающийся и чис–тиши, и светлиши, и света твориши причастники, общники Божества Твоего» (молитва ко Причащению). Бог дает человеку все, а ищет от него только любви и покаяния. «Твоя от Твоих, Тебе приносяще о всех и за вся». Твои нам дары, Господи, хлеб и вино, мы возносим сейчас к Тебе, чтобы Ты преложил их в Тело Твое и Кровь, отдаваемые за всех и за вся. «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим, Господи, и молим Ти ся, Боже наш», — поет хор. «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отъими от нас, но обнови нас молящих Ти ся», — молится священнослужитель в алтаре, молится весь храм и преклоняется до земли, так как именно во время пения «Тебе поем», после особой молитвы священника над хлебом и вином, осуществляется великое Таинство пресуществления их в Тело и Кровь Христовы.