О мучениках, в земле Палестинской просиявших - Евсевий Памфил
- Дата:15.06.2024
- Категория: Религия и духовность / Религия
- Название: О мучениках, в земле Палестинской просиявших
- Автор: Евсевий Памфил
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евсевий Памфил
О мучениках, в земле Палестинской просиявших
Предисловие
Был девятнадцатый год Диоклетианова царствования, месяц ксантик, у римлян называемый апрелем, когда пред наступлением праздника спасительных страданий, при правителе Палестины Флавиане, вдруг везде появились грамоты, предписывавшие – церкви разрушать до основания, книги истреблять огнем, у (христиан), облеченных достоинствами, отнимать эти преимущества, а людей частных, если они будут оставаться в христианстве, лишать свободы. Таков был смысл первого против нас указа. За ним вскоре последовали и другие, которыми повелевалось – везде и всех предстоятелей Церкви сперва заключать в узы, а потом всячески принуждать к принесению жертвы (богам).
Глава I
О МУЧЕНИКАХ ПРОКОПИИ, АЛФЕЕ И ЗАКХЕЕ
По силе этого предписания, в Палестине первым мучеником является Прокопий. Не испытав еще заключения в темницу, он предстал на суд проконсульский и тотчас же, при первом своем появлении, выслушав приказание принести жертву так называемым богам, отвечал, что знает только одного, Которому надобно приносить жертву, как Он Сам того хочет. А когда ему повелевали сделать возлияние четырем царям, – он произнес следующие, не нравившиеся им слова поэта:
«Пусть будет один господин, единственный царь».
И произнесши их, был обезглавлен. Это случилось восьмого числа месяца десия, или, как говорится у римлян, за семь дней до июньских календ, в четвертый день субботы. Так совершилось первое мученичество в Кесарии Палестинской. После сего в том же городе с готовностью претерпели жестокие мучения и зрителям показали примеры великих подвигов весьма многие епископы той области; напротив, другие, от страха оцепенев душой, тотчас, при первом нападении, ослабели. Из прочих же каждый подвергался преемственно различного рода пыткам: то переносил бесчисленные удары бичами, то терпел колесование и строгание ребер, то стягиваем был невыносимыми узами, от которых иные не могли уже после владеть руками. Несмотря, однако ж, на то, все они достигли кончины, согласной с неизреченным судом Божиим. Один был отпускаем, как будто бы совершил жертвоприношение, тогда как посторонние, схватив его за руки и подведши к жертвеннику, насильно всовывали ему в правую руку мерзкую и нечистую жертву. Другой даже и не касался ее, но бывшие тут свидетельствовали о его жертвоприношении, – и он молча удалялся. Тот, взятый полумертвым, был выбрасываем уже как мертвец и, причисленный к принесшим жертву, освобождался от оков. Этот кричал и свидетельствовал, что он не согласен на жертвоприношение, но его били по устам; приставленная к сему толпа заставляла его молчать и выталкивала вон, хотя он и не приносил жертвы. Столь важно было для них добиться (от христиан) и одного призрака жертвоприношения. Таким образом, из великого числа (подвижников) только Алфей и Закхей удостоились получить венец святых мучеников. После бичеваний и строганий, после тягчайших уз и происходившей от того боли, после других различных истязаний и растяжения ног на деревянном орудии казни до четвертой степени в продолжение суток, они не переставали исповедовать единого Бога и единого Христа Царя Иисуса, и за то признанные богохульниками, подобно первому мученику, были обезглавлены. Это случилось семнадцатого числа месяца дия, или, по римскому счету, за пятнадцать дней до декабрьских календ.
Глава II
О РИМСКИХ МУЧЕНИКАХ
Равным образом достойно памяти, что в означенный день сделано в Антиохии и с одним Романом (скорее всего «римлянином» – прим. ред.). Быв родом из Палестины, но служа диаконом в кесарийском округе, он находился здесь во время разрушения церквей.
Пред его глазами множество мужей, жен и детей толпами подходили к идолам и приносили им жертвы. Почитая это зрелище невыносимым, он воспламенился ревностью богопочтения и, приблизившись к жертвоприносителям, начал громогласно укорять их. За такую смелость взяли его самого и доставили ему случай явиться мужественнейшим из всех свидетелем истины. Когда судья, присудивший его к сожжению, произнес ему смертный приговор, – он принял это определение с удовольствием, с веселым лицом, с совершенной готовностью, и отведен был на казнь. На месте казни привязали его к столбу, обложили вокруг дровами и, когда люди, долженствовавшие зажечь костер, ожидали приказания бывшего тут царя, – он вскричал: где же для меня огонь? Сказав это, мученик освобожден был царем от назначенной ему смерти и приговорен к новой казни языка. Вытерпев мужественно отсечение его, он всеми своими делами доказал, что сама божественная сила облегчает от болезни страждущих за благочестие и укрепляет их ревность. Узнав о новой казни и нимало не устрашившись, сей герой добровольно протянул свой язык и охотно дал его на отсечение. Приняв такую казнь, он брошен был в темницу и, прострадав там весьма долгое время, наконец в праздник двадцатилетнего царствования императора, когда, по силе так называемого всепрощения, везде и всем узникам возвещаема была свобода, – один только оставался в своем заключении, привязанный веревкой к деревянной доске, на которой обе ноги его растянуты были до пятой степени, и украсился вожделенным мученичеством. Хотя (по месту служения) он был и иностранец, но родившись в Палестине, должен быть причислен к мученикам палестинским. Это произошло в первом году (гонения), когда оно свирепствовало только против предстоятелей Церкви.
Глава III
О ТИМОФЕЕ, АГАПИИ, ФЕКЛЕ И ДРУГИХ ВОСЬМИ МУЧЕНИКАХ
По наступлении же второго года, когда война против нас возгоралась с большею силою и к тогдашнему правителю области Урбану посланы были царские грамоты, в которых заключалось окружное повеление всем жителям городов поголовно приносить жертвы и делать возлияния идолам, – в это самое время в палестинском городе Газе пострадал Тимофей. Претерпев бесчисленные пытки и потом сожигаемый на малом и слабом огне, он в своем терпении показал истинное доказательство истинного благочестия к Богу и получил венец священнопобедных подвижников веры. Вместе с ним показали также бестрепетную твердость Агапий и наша Фекла, и были осуждены на съедение зверям. Но что последовало за этим, то можно ли слышать и не поражаться? Вот язычники отправляют всенародный праздник и дают обыкновенные зрелища: вдруг везде заговорили, что, кроме других любимых ими зрелищ, они увидят подвиг христиан, недавно осужденных на жертву зверям. Между тем как молва об этом росла и распространялась, – шесть юношей, а именно: один по отечеству понтиец, по имени Тимофей, другой уроженец Триполиса финикийского, называемый Дионисием, третий иподиакон диосполисской церкви, которого звали Ромилом, кроме того, два египтянина, Паисис и Александр, и еще соименный ему Александр, родом из Газы, – эти шесть юношей сперва связали себе руки, чтобы показать совершенную готовность принять мученичество, потом побежали к Урбану, который тогда собирался на охоту, подошли к нему и, своею решимостью на все ужасы давая знать, что хвалящиеся верой в Бога всяческих не боятся нападения зверей, исповедали себя христианами. Приведши этим в немалое смущение как самого начальника, так и окружавших его, они тотчас же были заключены в темницу, и чрез несколько времени, вместе с присоединенными к ним еще двумя, из которых один, по имени Агапий, уже и прежде того за свое исповедание мучим был жестокими и различными пытками, а другой, называвшийся Дионисием, служил им по части телесных потребностей, – чрез несколько времени все они, восемь человек, в один и тот же день, именно двадцать четвертого числа месяца дистра, за девять дней до апрельских календ, были усечены в Кесарии. В то время произошла смена царствующих лиц: одно из них, занимавшее самую высокую степень власти, и другое, бывшее вторым после него, вступили в разряд частных граждан. От этого общественные дела пришли в замешательство, и, немного спустя, междоусобная вражда римских властей воспламенила между римлянами непримиримую войну. Такое междоусобие и следовавшие затем возмущения не прежде сменены были спокойствием, как по возвращении нам мира во всей подвластной римлянам вселенной; ибо, когда сей мир, подобно свету солнца, восшел, будто из недр темной и мрачной ночи, и озарил всех, – дела в Римской империи немедленно опять установились, начали совершаться в согласии и тишине, – и римляне снова соединились чувствами взаимного благорасположения своих предков. Но об этом будем говорить подробнее в своем месте, а теперь перейдем к следовавшим затем событиям.
Глава IV
О МУЧЕНИКЕ АПФИАНЕ
Как скоро кесарь Максимин получил высшую власть, – тотчас, показывая всем знаки как бы врожденного себе богоненавидения и безбожия, воздвиг против нас сильнейшее гонение, нежели какое воздвигали его предшественники. И тогда как, волнуясь немалым смущением, все рассыпались в разные стороны, всякий старался избежать опасности и везде происходило бедственное движение, – достанет ли у нас слов для надлежащего описания той божественной любви, того дерзновенного исповедания Бога, которым прославил себя блаженный и поистине непорочный агнец, мученик Апфиан, пред вратами Кесарии показавший всем дивный пример веры во единого Бога? По телесному возрасту ему не было еще и двадцати лет. Произшедши, как говорится в мире, от родителей чрезвычайно богатых, он, для получения светского греческого воспитания, сперва весьма долго находился в Берите и – странно, в таком городе, стоял выше всех юношеских страстей. Не увлекаясь ни цветущим состоянием тела, ни дружбой молодых людей, он сохранил целомудрие, вел себя скромно, благопристойно, благочестиво и управлялся в жизни правилами христианства. А если нужно упомянуть и об отечестве его и превознести похвалами город, бывший местом рождения столь мужественного подвижника благочестия, – охотно сделаем и это. Сей юноша происходил, если кто знает, из немаловажного ликийского города Пагов. Окончив воспитание в Берите и не обращая внимания на то, что его отец занимал первое место в отечестве, он не в состоянии был жить ни с ним, ни со своими родственниками, потому что жизнь по правилам благочестия не казалась им жизнью, – но, как бы обладаемый Духом Божиим и под влиянием естественного, а еще более духовного и истинного любомудрия, вознося свои мысли выше мнимой славы века и телесных удовольствий, тайно убежал из родительского дома. Исполненный надежды и веры в Бога, не думал он о ежедневных средствах существования и, водимый Духом Божиим, пришел в город Кесарию, где приготовлен был для него венец мученичества за благочестие. Обращаясь здесь с нами и в короткое время, сколько можно более укрепившись словом Божиим, он получил решимость мужественно вступить на поприще надлежащих подвигов и достиг вожделенной кончины. Кто, видя его, не был поражен изумлением? Или кто, слыша о нем, не удивлялся его смелости, дерзновению, твердости, а особенно его решимости и предприимчивости, служившей признаком ревности по благочестию и свидетельством действительно выше человеческого духа?
- Церковная история - Евсевий Памфил - Религия
- Апологии - Мученик Аристид Философ - Религия
- Послание Иакова - Дж. Мотиер - Религия
- Беседы о вере и Церкви - Антоний Сурожский - Религия
- По ту сторону одномерности. Сердце и разум в христианстве - Дмитрий Герасимов - Религия
- СУДЬБА В ХРИСТИАНСТВЕ - Георгий Чистяков - Религия
- Где Бог когда я страдаю? - Филип Янси - Религия
- Много шума из–за церкви… - Филип Янси - Религия
- Послания св. Игнатия Богоносца - Св Игнатий Богоносец - Религия
- Русские иконы - Николай Покровский - Религия