Обожествляя Чародея. Сочетание литературы и кинематографа - Сейтек Семетей уулу

«Интересно, почему она позвонила так поздно? – размышлял я. – Черт, вспомнил – я же сам ей говорил, что обычно бываю свободен к одиннадцати часам».

Я спустился на третий этаж и подошел к двери спальни отца. Слышались звуки телевизора – отец не спал. Я постучался. Телевизор смолк.

– Папа, это я, Кирилл, – дал знать я.

Щелкнул ключ в замочной скважине, и отец открыл дверь. Он был в ночном халате.

– Папа, у меня к тебе разговор есть.

– Заходи, наследник мой, заходи… Долго ты не переступал порог моей комнаты. Такое впечатление, что дети мои отвернулись от меня. Еще бы – мама ваша все время жужжит, какой я подлец, мерзавец, сволочь…

– Да нет, не в этом дело, – перебил я его и сел в кресло. – Ты что-то смотришь?

– Интересный очень фильм. Кажется, «Терминатор» называется.

– Это «Терминатор 2», – поправил я, уставившись на экран. – Он уже почти кончается. Досмотрим.

Отец сделал звук погромче, и мы начали смотреть.

Показывали момент, где робот, которого сыграл Арнольд Шварценеггер, очень тепло, но без слез прощается с мальчиком Джоном Коннором и его мамой, Сарой Коннор. Потом робот входит в расплавленную массу и начинает постепенно исчезать в ней. Он погружается в эту адскую смесь по грудь, по плечо, шею. Затем и головы его не видно. Гордо вскинутая рука тоже продолжает тонуть, пока не остается кулак с поднятым вверх большим пальцем, как бы говорящий «все будет хорошо, окей». И этот выразительный кулак также уходит вниз. На протяжении сих сентиментальных кадров звучит торжественная мелодия, ставшая известной на весь мир.

Я и отец сидели, не в силах вымолвить ни слова. Этот фильм всегда имел некое воздействие на меня. Содержал он в себе колоссальную духовную силу.

– М-да, вроде бы боевик, а сколько в нем чувств, – задумчиво произнес отец.

– Папа, я пришел к тебе по делу, – приступил я к разговору.

– Как?

– Я хотел спросить что-то.

– Что?

– Есть ли вакантное место в магазинах?

– А что такое?

– Просто я дал обещание одной девушке, что подыщу ей работу.

Отец расхохотался и сказал:

– Эх, Кирюша, сын мой, я же несколько раз устраивал на работу твоих знакомых женского пола. Ай, паря, не надо так делать.

– О чем ты?

– Я слышал и даже видел, что ты приудариваешь за этими девушками. Этакий корыстный благодетель. Не надо так обращаться с женщинами. Надо быть более внимательным к ним. Мужчины должны ценить женщин. Они же не вещи, в конце концов.

А ты разве ценишь маму, хотел я выпалить, но сдержался и ответил только:

– У меня ничего не было с этой девушкой и не будет, поверь мне. Я обещал ей найти работу.

– Неужели? – недоверчиво улыбнулся он.

– Клянусь родом Арсеньевых!

– Эй, ты так высоко не бери! – строго осадил отец. – Хорошо, я выполню твою просьбу. Диляра на днях упоминала, что в магазине на улице Асанбаева освободилось место уборщицы (Диляра, насколько я помню, являлась администратором сети магазинов моего отца).

– Уборщица?! – скорчил я гримасу.

– А ты знаешь, какой оклад у наших уборщиц? Больше, чем у любого школьного учителя.

– Да. Но не очень респектабельная работа, согласись.

– Ты желаешь, чтобы я выкинул Диляру и сделал твою знакомую администратором?

– Нет, но есть же места между администратором и уборщицей. Продавщица, например.

– Так эти места забиты твоими же девчонками. Кирилл, я плачу своим работникам солидную сумму, поэтому у меня никогда не бывает свободно. Место уборщицы потому и освободилось, что она с семьей уехала в свой аил… Словом, кроме этого я предложить тебе не могу ничего. Хотя, если хочешь, я могу уволить одну из продавщиц.

– Я спрошу у нее, согласна ли она мыть полы и чистить витрины, – кисло промолвил я и, пожелав папе спокойной ночи, вышел из комнаты.

Утром после завтрака я позвонил Гульджамал и, скребя сердцем, передал ей слова отца. К моему удивлению, Гульджамал с радостью согласилась и сняла с меня тяжелый груз. Я назвал ей адрес магазина и отправился в университет в приподнятом настроении.

Выходя из машины, я увидел Азата. Он направлялся ко входу своей медленной, чуть покачивающейся походкой. Он никуда и ни на кого не смотрел, взор его был скромно потуплен. Зато все сконцентрировали на нем внимание. «Самцы» окидывали его недобрыми, завистливыми взглядами. А вот студентки и преподавательницы благосклонно и одобрительно взирали на него.

Я почувствовал приступ ревности. Внутри как будто что-то выворачивалось. Я последовал за ним и тоже попал в центр всеобщего внимания. Но одно обстоятельство так и жгло мои внутренности: девушки и женщины сперва задерживали глаза на нем, а потом уже переходили на меня. Самое «вкусное» получал Азат, а мне доставались лишь остатки. Я не мог смириться с этим. Это было внове для меня. Все это время я считал себя абсолютным альфа-самцом и королем, а теперь в десяти шагах впереди меня шагает мой соперник, кто, как я погляжу, без пяти минут новый король студентов.

Да, ты был прав, мысленно согласился я с Володей, ты был прав: Азат представляет для меня угрозу. Он слишком красив, этот Азат. И женщины оценили его красоту. Красота – его козырь. На меня тоже смотрят, но только потому, что я крут. Нравлюсь женщинам не я, а то, что окружает меня, – машины, деньги, авторитет… Да, только теперь я понимаю. Но ведь это не утешает. Черт, зачем было ему переводиться в вуз, где безмятежно царствовал я?.. Трон мой тесный, и двое там не разместятся.

Я ускорил шаг и прямо у входа догнал Азата. Проходя мимо, я задел его плечом и, сделав вид, что даже не заметил его, зашагал дальше.

Наташи опять не было. Но я прекрасно понимал – это типичная женская игра. И она до конца будет следовать этой игре, ибо ей, как и всякой женщине, свойственна пресловутая женская гордость. Она будет ждать, когда я паду ниц перед ней и, заливаясь слезами, попрошу у нее прощения. Ничего такого не случится! Еще чего захотела! Никогда не пойду я на такое унижение! Я мужик, и воля моя непреклонна! Я не должен дать слабину! Мужик остается мужиком! А Кирилл Арсеньев – самый мужественный из всех мужиков.

Глава 8

Вся эта неделя прошла очень быстро. Наташа появилась на следующей неделе.

Я сидел в аудитории и разговаривал со своими друзьями, когда Сыргак воскликнул вполголоса:

– Смотри, брат, Наташка здесь!

Я обернулся и на самом деле увидел ее. Глаза усталые и опухшие, лицо бледное и измученное – я совершенно не узнавал свою девушку. Поверьте, мне стало так жалко ее. Я уже встал и хотел подойти к ней, но тут Володя схватил меня за локоть.

– Кир, не стоит. Прояви волю. Не приучай ее. Не окажись под ее каблуком, брат.

Не зная, что делать, я все же последовал его совету и присел обратно. Я расположился так, чтобы в сторону Наташи была повернута моя спина. А сам все спрашивал Сыргака, что она делает.

– Идет к своему месту, – докладывал Сыргак. – Смотрит на тебя! Брат, она смотрит на тебя!

– Блин, я не выдержу, – тихо застонал я. – Это так жестоко.

– Держись, брат, – поддерживал меня Володя. – Ничего с ней не случится. Не пускай жалость в свое сердце.

– Села… Подходят к ней девчонки… Целуются в щечку… – продолжал Сыргак. – Расспрашивают ее, что случилось… Все девчонки смотрят на тебя.

– А она?

– Нет. Сидит, понурившись… По ходу, она плачет, брат: ее плечи вздрагивают.

Быстро повернувшись, я увидел, как подруги окружили Наташу и утешают. Моя упрямая воля уже начала качаться, но дружеская рука и язык Володи не давали ей упасть. И я держался, хоть и осознавал, что с минуты на минуту брошусь к Наташе и хотя бы утру ей слезы.

– Все это женские хитрости, брат. Надеюсь, ты не поддашься. Ты же силен, брат! – вполголоса вдохновлял меня Володя.

И я держался.

Вдруг Сыргак присвистнул, подняв брови. Оборотившись, я узрел не самую приятную картину: наш новенький, Азат, поднялся со своего места и подошел к девушкам своей медленной, чуть покачивающейся походкой. Наклонившись к Наташе, он положил руку ей на плечо и стал говорить что-то.

Кровь бросилась мне в мозг. Я вскочил, словно ошпаренный. Володя удержал меня.

– Ты с ума сошел, Кир?! – испуганно шепнул он. – Ты сейчас выдашь себя при стольких людях! Неужели ты не понимаешь, что все это подстроено? Чистейшая провокация! На сто процентов уверен, эта комедия заранее была запланирована. Отсрочь ревность. Сейчас она ни к чему.

– Послушай, брат, – молвил Сыргак, – тебе лучше все-таки подойти к ней. Отбрось свою гордость. Ты же видишь, как ей плохо. Она…

– Заткнись, ублюдок! – выпучил на него глаза Володя. – Вместо того, чтобы быть оплотом для Кира, ты шатаешь в нем стойкость! А может, ты сам принимаешь участие во всем этом спектакле?! Диверсант хренов!

– Да иди ты, придурок! – огрызнулся Сыргак. – Это ты – диверсант и есть! Вместо того, чтобы помирить нашего друга и его девушку, ты, наоборот, подливаешь масла в огонь, еще больше ухудшая положение!