Трое в одном морге, не считая собаки - Елизавета Михайличенко

Я попытался представить красивую женщину, походкой манекенщицы топающую по барханам. Нет, моего алкогольного опьянения для такого миража не хватало. Требовалось наркотическое.

— Через границу ты ее провожал? — понимающе спросил я.

— Что я, дурак? — обиделся Жека. — У меня свой бизнес, мне чужого не надо. Там своя эстафета… Что ты так на меня смотришь? Ведь даже террористы оттуда проходят. А отсюда — туда, вообще делать нечего! С полным комфортом, на верблюде. В парандже… Да не улыбайся ты так паскудно, вернется она скоро… А зачем она тебе, любовь, что ли? Или для карьеры?

— Прекрати балаган! — устало сказал я. — Если бы границы охранялись так, как ты поешь, мы бы в день по дюжине терактов имели.

— Прекращаю, — согласился Жека. — За подробностями обращайся в Мосад. Сам понимаешь, без покровительства спецслужб такие дела не делаются, все как в Совке. Стране нужны осведомители в гаремах арабских принцев — война на носу! А я правда больше ничего не знаю.

Любой бред должен быть доведен до логического конца, поэтому я спрсил:

— Ты говоришь, что она скоро вернется… Когда именно.

— На днях, — пожал плечами Жека.

— Адрес!

— Да нету у нее постоянного адреса. Ты оставь свой телефон, я тебе сообщу. И ей передам… что ей передать?

— Твой адрес.

Жека поскучнел.

— У меня тоже нет постоянного адреса. Не лезь в мои дела, тебе же лучше будет.

— Гражданин, — пророкотал я, — предъявите документики.

Жека тоскливо посмотрел на небо и сообщил в сторону:

— При себе теудат зеут не ношу-с! Дозвольте, гражданин начальник, за ним домой съездить.

— А катись! — в сердцах сказал я.

Подозрительно озираясь, зашагал Жека к еще не старому «Вольво», чтобы выполнить мое пожелание. А я завернул за угол, открыл дверцу новенькой «Субару», плюхнулся рядом, отодрал у водителя усы и распорядился:

— Кадима,[38] Мики! Вон за тем «Вольво». Хорошая машина у твоей хаверы!

Усы я переклеил себе.

«Я ПОВЕРНУЛ ГЛАЗА ЗРАЧКАМИ В ДУШУ…»

Чем больше я мерз под Жекиными окнами, тем более идиотскими казались мне все его восточные сказки. Ясно было, что «щелкнувшись», он может заплетать сюжет не хуже Шахерезады, и к одной такой ночи вполне могла добавиться еще тысяча.

Но единственный шанс найти убийцу не в собственной семье был в исколотых руках этого подонка, достаточно опытного, чтобы отсиживаться сейчас не в собственной берлоге. А терять его я не мог себе позволить. Кроме того, как ни крути, наркотики проходят через ливанскую границу куда успешнее террористов. А ее стерегут уж куда лучше иорданской. Пожалуй, верблюда с Кирой Бойко легче пропихнуть через иорданскую границу, чем ампулу через ливанскую…

…Сильно после полуночи началась цепная реакция зажигания окон. Из них, усиливаясь с каждым новым окном, неслись тревожные телевизионные голоса. И когда они, накопившись, переступили порог моего восприятия, я понял: в Ираке началось.

* * *

На работу я проспал. Что по законам военного времени делают здесь с опоздавшими на ответственную работу, я не знал и был готов к худшему. Но всем было совершенно не до меня. Казалось, миштару переключили с 33-х на 78 оборотов. Смысл инструкций-скороговорок ускользал. На иврит-«каля[39]» никто почему-то больше со мной не разговаривал, зато и ни одним «савланутом» или «ихье-бесэдором»[40] не попотчевали. А вместо привычного «леат-леат»[41] то и дело слышалось «маэр-маэр».[42]

Наконец в сортире я узрел свое подлинное лицо. Бедные коллеги! Весь день перед ними маячила небритая харя с выпученными от непонимания и красными от недосыпания глазами. Поэтому, когда меня отправили то ли под домашний арест, то ли на домашнее дежурство, короче «домой и безвылазно до утра», я их понял.

Дома я наконец-то реализовал свои амбиции — лишил тещу персональной комнаты, превратив ее в «хэдэр-атум».[43] После чего проявил о Софье Моисеевне сыновнюю заботу — препроводил ее сердечные, дыхательные и прочие недостаточности в полкомнаты за занавесочку, к кислороду. Затем я мужественно поборол желание заклеиться от семьи изнутри и настроился на полнометражный домашний вечер.

Вечер получился отвратительным. Сын хамил, теща заискивала, жена загадочно ухмылялась. Прямо конкурс устроили: «Кто у нас самый подозрительный?» А почему кто-то один? Их трое — и трупов трое. Каждой сестре по серьге.

Легли рано. Ленка, было, затеяла выяснение отношений, но я ее не поддержал — выяснения семейных отношений всегда чем-нибудь кончаются, а определить свои отношения с подозреваемой я не мог до окончания следствия.

И снилась мне пустыня. Думал, Каракумы, но несколько раз вляпался в верблюжье дерьмо и понял, что все-таки Негев.

Из-за сабры вышел верблюд.

Он был в черном сомбреро, из-под которого вились рыжие стружки пейсов.

На «корабле пустыни» плыли три женских фигуры. Именно фигуры, а не лица жеского пола, потому что все трое были в мини-паранджах отечественной фирмы «Готтекс». Кормчей была Мариша.

Как я обрадовался, когда догадался! Я простер к ней руки и рявкнул:

— Гражданка, почему на верблюде?!

Конечно, мне хотелось орать совсем другое. Но что-то меня во всем этом смущало — то ли раскачивающийся, как при молитве верблюд, то ли Маришины дуэньи, которых я никак не мог окончательно опознать. То есть одна из них была Анат, но вот какая именно…

Мариша нехотя закрыла косметичку и ответила, как убогому:

— Потому что на собаках я больше ездить не могу, начальник. У меня аллергия на собачью шерсть… А ты все убийц ищешь?

— Да вот, все ищу… — стыдливо признался я. — Надо же отомстить.

— Ну, ищи, ищи, — поощрила она. — А кстати, если найдешь — сам убивать будешь, или под суд отдашь?

Я задумался над этим «гамлетовским» вопросом, а Мариша ткнула пальчиком в магнитофон, который держала явно знакомая мне соседка. Магнитофон стал вещать:

«Ты прибыл с севера и ничего не знаешь!»

Я был не Гамлет, это было очевидно, но обидно. И я в очередной раз в своей жизни пошел на компромисс, заявив:

— «Меня зовут Горацио. Я прибыл сюда из Эльсинора.»

Магнитофон хрипло рассмеялся:

«Полно врать! Горацио здесь был.Шикарный тип!Все пальцы в перстнях — истый царедворец.Он, кстати, первый, кто разоблачилДелишки принца. Этот самый ГамлетЗавел себе щебечащую курвуПо имени Оливия. И с ней играл в очко.Подробностей не знаешь?»

Подробностей я, как всегда, не знал.

— Дерьмовая у вас алия! — сообщила с верхушки верблюжьего горба Анат. Всю страну загадили — понавезли верблюдов на продажу.

— Это не верблюды, — буркнул верблюд и сплюнул. — Верблюжьего в них только горбы и что плюют на все. Пусть каждый докажет, что он верблюд… Все, хватит трепаться! Нам до субботы успеть надо.

С ближайшего бархана скатился на ранце Вова Вувос и заорал:

— Я в школу опаздываю! Подвезите меня!

— А домашнее задание дашь списать? — игриво спросила Мариша.

Мне стало его жалко.

— Ты чего, старик? — спросил я. — Какая школа? Может, учебка?

— Мальчик, мы в караван-бордель едем, — хрипло рассмеялась третья женщина, до этого казавшаяся мне Ленкой. — Вон, видишь?

— Так это же Кремль! — обрадовался Вова.

На «корабле» похабно заржали:

— Какой прелестный мальчик! Сразу видно — ни разу не был в массажном кабинете. Просто — это красный фонарь в форме Красной Звезды…

— Ладно, — сказала Мариша Вове. — Держись за хвост… А мента с собой берем?

Мент (в смысле я) ополоумел от обиды и прошептал:

— Я не мент… Я — герой-любовник… У меня дедушка — профессор.

Мариша врубила маг, который ехидно сообщил:

«Вот вам розмарин — для памятливости.А вам — анютины глазки — чтобы видеть.А это — несколько стебельков для меняЕе называют богородициной травою…Богородица-дева, радуйся,Благодатная Мария, Господь с тобой,Благословенна ты, жена,И благословенно чрево твое…»

Вова выматерился и дернул верблюжий хвост, как девчачью косичку.

— Отойди, — посоветовал я.

Хвост сработал, как ручка унитаза.

— Каждый оле должен съесть свой горшочек дерьма, — наставительно сказал Вова. — Савланут, — он поднял на меня глаза без зрачков. На сплошном белом фоне плавали красные прожилки. — «Я повернул глаза зрачками в душу, скромно пояснил он, — а там повсюду пятна черноты. И их ничем не смыть…»

Мариша снова врубила маг:

«Все это плод его больной души!»— «Мой пульс, как ваш, отсчитывает такт! —

упрямился Вова.