Замок Саттон - Дина Лампитт

Сэр Генри — который много лет любил Анну и обручился с Мэдж Шелтон, имея странную надежду, что, возможно, королева обрадуется, если ее любвеобильная кузина, выйдя замуж, остепенится, — был встревожен и недоумевал. Он знал, что происходит нечто ужасное, но что именно — трудно было выразить словами, а тем более облечь в форму четкой и связной мысли. Прежде всего, несколько дней назад между ним и Анной произошел странный разговор. Смеясь и заигрывая с ним, она спросила, почему он не спешит со свадьбой, и когда Генри ответил, что торопиться незачем, она, поддразнивая его, заметила, что, возможно, он ждет ее, Анну, надеясь, что с королем произойдет несчастный случай. Он ошеломленно уставился на нее. Его маленькая возлюбленная из Гевера, «его навязчивая идея», должно быть, выжила из ума, ибо слова, которые легкомысленно слетели с ее уст, считались государственной изменой.

— Нет, нет, — сказал он, обезумев от страха. — Я бы не посмел даже думать о таком. Ради Бога, Ваша Светлость.

— Фрэнсис Вестон думает иначе, — сказала она все в той же манере, поддразнивая его. — Он говорит, что вы приходите сюда лишь для того, чтобы «хоть мимолетно взглянуть на меня».

Это было правдой, и от этой мысли нервный спазм сдавил ему горло.

— Пожалуйста, не говорите так. Это опасно, — сказал он.

Она холодно посмотрела на него.

— Значит, вы меня не любите?

— Я этого не сказал. Я только умоляю вас следить за своими словами. У мистера Кромвеля полно шпионов. Если кто-нибудь повторит слова, сказанные вами, нам обоим не сдобровать.

Казалось, это ее успокоило.

— Да, вы правы. Я делаю глупости. Когда я слишком долго бываю одна, то потом становлюсь излишне болтливой. Но на самом деле я, что называется, «порядочная жена». — Она невесело рассмеялась. — Поэтому, если вы когда-нибудь услышите, как обо мне сплетничают, вы спокойно можете все отрицать.

— Я бы так и поступил, разве вы не знаете? — произнес он с жаром. — Если понадобится, я умру за вас.

Опять этот грустный смех.

— Будем надеяться, что в этом не будет необходимости.

Этот разговор вывел его из равновесия, и поведение короля не способствовало тому, чтобы растущая в Генри тревога рассеялась. Он не помнил, чтобы Генрих когда-либо был таким спокойным, таким сдержанным и настолько поглощенным своими мыслями. Норрис, который бывал с ним в самых разных ситуациях и знал весь спектр его настроений, не сталкивался с этим раньше. В спокойствии короля было что-то почти зловещее.

И третий факт, хотя и наименее важный, состоял в том, что прошлой ночью пропал Марк Сметон, и, когда, разыскивая музыканта, зашли к нему, то обнаружили, что все вещи, включая лютню, беспорядочно разбросаны по комнате, как будто он может вернуться в любой момент. Норрис предположил, что музыкант уехал с каким-то секретным поручением и вернется утром, но, взглянув на трибуны, не обнаружил там никаких признаков его присутствия. Юный Вестон, напротив, вернулся из отпуска и, похоже, был доволен жизнью. Заметив, что Генри смотрит на него, он весело помахал ему и широко улыбнулся. Норрис улыбнулся в ответ, опустил забрало и направил свою лошадь туда, где стоял его оруженосец, держа наготове копье. Турнир вот-вот должен был начаться, и его противник, лорд Рочфорд, был уже на своем месте.

Норрис сам не понимал, почему он, проезжая мимо трибуны, посмотрел на королеву. Возможно, по своей давней привычке украдкой бросить взгляд на объект своей любви — привычке, которой он не изменил, несмотря на помолвку с мадам Шелтон. Как бы то ни было, он сделал это, и сквозь щель своего забрала увидел, что Анна смотрит на него и улыбается, и бросает ему свой носовой платок, чтобы он носил его как знак ее благосклонности. Он взглянул на Генриха и увидел, что на его лице появилось безжалостное и злобное выражение, и в его взгляде читалось раздражение, граничащее с ненавистью. Носовой платок оказался на острие копья Норриса прежде, чем он успел сообразить, что этот странный, традиционный жест привел в ярость Генриха Тюдора.

Поединок прошел блестяще. Норрис сбросил Рочфорда с седла, не причинив ему вреда. Затем выходили другие участники турнира, они разили друг друга сверкающими копьями и звонкими мечами. Король, казалось, опять пришел в хорошее настроение, смеялся, приветливо хлопал в ладоши, однако когда турнир закончился, он резко встал, сказал Анне только одно слово: «Прощай» — и сел на коня. Дворяне из его свиты тоже вскочили в седла, и кавалькада приготовилась ехать в Уайтхоллский дворец.

Фрэнсис оказался почти в хвосте и не мог не видеть, как король отозвал Генри Норриса в сторонку и их лошади остановились под деревом. Проезжая мимо них, он, как бы ненароком, оглянулся и, к своему удивлению, заметил, что Норрис стал белым, как полотно. Казалось, его сейчас стошнит. Король наклонился вперед и что-то тихо ему говорил, держа его за локоть. Глаза Генриха сверкали, как угли. И хотя Фрэнсис не мог расслышать ни слова, его охватила тревога, и он почувствовал, что в животе у него похолодело. По тому, как эти люди ведут себя друг с другом, как они держат головы, как напряжены их спины, было видно, что это не обычная размолвка между монархом и человеком из его свиты. Рискуя навлечь на себя гнев короля, он вытянул шею, чтобы взглянуть еще раз, и удивился, увидев, что Норрис странно стоит в окружении группы людей, как будто его арестовали, а Генрих скачет прочь. Проезжая мимо своих удивленных и испуганных спутников, король пришпорил коня с выражением злобного удовлетворения на лице и рявкнул:

— Ну-ка, джентльмены, поторопимся в Лондон.

В Норфолкском лесу Захарий поднял сумки с собранными им цветами и травами и резким движением перекинул их через седло. Яркие краски дня едва начали блекнуть, и он знал, что в это самое время в Гринвиче над головой Анны Болейн стали сгущаться тучи. Если он будет ехать всю ночь напролет, то к утру доберется до дворца и сможет сыграть свою роль в жестоком финале этой драмы.

Фрэнсис устремил на Уильяма Бреретона взгляд, полный ужаса.

— Не могу поверить, — сказал он.

— Христа ради, тише. Говорю тебе, что это правда. Норриса увезли в Тауэр прямо с турнира, Сметон уже там.

Они разговаривали в галерее Уайтхолла, отпросившись ненадолго с банкета по случаю первого мая под предлогом посещения туалета.

— Это, должно быть, какая-то ошибка.

— Не думаю. У моего осведомителя большие связи. В любом случае, если они не там, то где же? Сметон уже две ночи отсутствует, и ты сам, наверняка, видел, что Норриса увезли под конвоем.

— Это правда. Но в чем их обвиняют?

— Никто этого точно не знает, но ходят слухи, что это что-то очень серьезное.