Замок Саттон - Дина Лампитт

— Ну, что же, так тому и быть, — сказала она.

И только когда король вернулся к себе, он внезапно осознал, какой сегодня день — 29 января 1536 года. Сегодня хоронили Екатерину. Вполне возможно, что в тот самый момент, когда утроба Анны исторгла из себя этот трогательный, бесформенный комочек плоти, свинцовый гроб опускали в яму, где ему предстояло покоиться. Казалось, принцесса Арагонская поднялась из могилы, чтобы наконец отомстить за все. В мрачном расположении духа Генрих Тюдор, прихрамывая, направился к Джейн Сеймур, надеясь найти утешение в объятиях этой целомудренной примулы.

Норфолк затрепетал от изумления, когда понял, насколько прав оказался Захарий. Финал драмы неумолимо приближался. Из-за сильного испуга, вызванного его жестокими словами, у королевы случился выкидыш, и она, таким образом, потеряла последнюю возможность вновь обрести власть над Генрихом.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Словно по мановению волшебной палочки короля эльфов Оберона, замок Саттон, который высился перед ним, производя мрачное и гнетущее впечатление, внезапно осветила луна. Фрэнсис затаил дыхание. Этот шедевр да Тревизи никогда еще не казался ему таким прекрасным. Привратная башня устремилась в ночное небо; стекла многочисленных окон искрились, точно грани кристалла; величественные очертания западного и восточного крыла исчезали из виду, словно уходя в бесконечность, витражи Большого зала горели огнем, зажженными тысячей радуг; кирпичи янтарного цвета, причудливые украшения, лепные фронтоны блестели, переливаясь, как ртуть. Никогда замок не выглядел более изящным, никогда не будил так воображение, как сейчас — превращенный магической силой луны в замок бессмертных богов, в обитель фей. Мысли о феях воскресили в голове Фрэнсиса образ Жиля: подстриженные «под горшок» волосы и улыбка до ушей, бывшие неотъемлемой частью его жизни в детстве, прыжки и кульбиты, проделываемые с таким желанием угодить. Теперь он лежит, один Бог знает где, уставившись в небо пустыми глазницами, и его кости давно обглодали черви. Он верил в существование невидимых людей, в магическую силу карбункула, который благословила женщина из Солсбери. Но волшебная сила этого камня похоронена на дне моря, и у Фрэнсиса больше нет защиты.

Он поднял глаза и опять взглянул на замок. Сейчас луна скрылась за облаками, и здание оказалось в тени. При таком необычном освещении казалось, что оно пришло в упадок и лежит в руинах, заброшенное и одинокое. И Фрэнсис, никогда особо не заботящийся о том, что его ждет впереди, почувствовал внезапное мучительное беспокойство за судьбу отцовского замка и людей, которым предстоит здесь жить в будущем. В призрачном свете луны ему почудилось, Что он видит двух девушек, пробегающих под аркой Привратной башни, и слышит, как они смеются и окликают друг друга.

— Подожди меня, Мелиор Мэри.

— Тогда поспеши, Сибелла, нам надо найти брата Гиацинта.

Их слабые голоса отзывались эхом. Он протер глаза, и девушки, естественно, исчезли, однако конь под ним забеспокоился, как будто почуял что-то. Фрэнсис пришпорил коня и поехал вперед. Близилась полночь, и, как обычно, все домашние уже спали. Только сонные слуги, которые должны были впустить его в дом, бодрствовали, ожидая его приезда.

Он прошел по погруженному в сон большому замку, совершенно один, держа в руке зажженную свечу. Что-то подтолкнуло его, и он дошел до конца Длинной галереи и какое-то время стоял там, глядя в окно, а потом повернулся и пошел в свою спальню. И в тот момент он услышал плач и понял, что это Жиль. И хотя Фрэнсис любил шута, когда тот был жив, мертвого его он боялся. Фрэнсис остановился как вкопанный, и волосы у него на голове встали дыбом.

— Почему ты плачешь? — спросил он громко. — Что случилось?

В ответ раздались такие печальные рыдания, что Фрэнсиса охватило предчувствие неотвратимо надвигающейся опасности, и ему стало страшно.

— Господи помилуй, — сказал он. — Я боюсь. Уходи, Жиль. Во имя Пресвятой Богородицы, уходи.

Внезапно плач прекратился, и наступившая тишина оглушила Фрэнсиса. Он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной, и понял, что это шут пытается его успокоить. К стыду своему, он бежал, не оглядываясь.

Вот так, обливаясь потом от страха и тяжело дыша, Фрэнсис оказался в спальне, где спала его жена, которую он не видел четыре месяца и которой так позорно изменял. А он-то надеялся произвести приятное впечатление, искупить свою вину и восстановить утраченную репутацию.

Роза сразу проснулась и спросила:

— Кто здесь?

Убедившись, что она не испугалась, он произнес в темноте:

— Это Фрэнсис, милая. Я приехал прямо из Гринвича. Ее Светлость неожиданно предоставила мне отпуск.

Все еще не до конца проснувшись, она сказала:

— Очень мило с ее стороны. Это правда ты?

Он засмеялся, и радостная простота этого вопроса воскресила в нем забытую легкость, которую он прежде всегда ощущал в ее присутствии.

— Нет, это ваш любовник, мадам Роза. Пустите меня к себе. Мне кажется, по дому сегодня бродит Жиль, и у меня мурашки бегают от страха.

Роза зажгла свечу, и он увидел, что она серьезно смотрит на него.

— Он часто плакал в последнее время.

— Ты слышала его?

— Да, в Длинной галерее. Отчего-то его дух неспокоен.

— Довольно об этом, — сказал он. — Я приехал к тебе и к сыну и хочу сказать, что люблю тебя и надеюсь, что скоро у тебя опять будет от меня ребенок. Ты хочешь меня?

Она рассмеялась, думая о чем-то своем.

— Ты избавился от своих проблем, Фрэнсис?

— Каких проблем? — спросил он, притворяясь, — что не понимает, о чем она говорит.

Она насмешливо посмотрела на него и сказала многозначительно:

— Я рада, что ты снова вернулся ко мне.

Пропустив мимо ушей намек, содержащийся в ее словах, он забрался в постель и лег рядом с ней. Он вспомнил, что еще сегодня утром, разговаривая с ним, королева сказала ему почти те же самые слова: «Пора вам снова вернуться к Розе». Они беседовали в ее апартаментах. Оба не поехали в Виндзор и не участвовали в церемонии награждения, проводившейся в честь дня святого Георгия. Примечательно, что брат королевы, Рочфорд, был обойден при раздаче наград, и вместо него орден Подвязки вручили Николасу Кэрью, стойкому приверженцу Сеймуров. Было ясно, что дому Болейнов нанесено оскорбление, и когда Фрэнсис вошел, он застал королеву в дурном настроении. Анна стояла, отвернувшись и уныло глядя в окно. Она оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел, и тут же вернулась к равнодушному созерцанию реки и сада.

— Ну? — только и спросила она.