Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия - Юрий Николаевич Александров

считался будничным днем, но некоторые торговцы производили торговлю только до обеда, а после обеда отправлялись на гулянье, которое происходило в Марьиной роще (до уничтожения ее), а главным образом в Сокольниках, где среди гуляющих преобладал рабочий, мастеровой люд, мещане, торговцы. Чувствовалось, что это был демократический праздник, и многие хозяева-ремесленники не сочувствовали ему — они сидели в мастерских, как бы сторожили, чтобы мастера не ускользнули на гулянье. Но стоило хозяину удалиться из мастерской на несколько минут, как два-три мастера, предварительно сговорившись между собой, быстро одевались и уходили в Сокольники. Там в этот день действовали карусели, качели, по роще ходили шарманщики и хоры русских песенников, чайницы у своих столов зазывали гуляющую публику попить у них за столиками чайку. Около чайных палаток дымились самовары, ходили разносчики с разными закусками.

Группы гуляющих располагались в роще прямо на траве, расставляли бутылки с напитками, раскладывали закуску и пели песни под гармонику — вся роща была наполнена звуками гармоник, песен, выкриками разносчиков, зазыванием чайниц.

Ученики же ремесленников не смели и думать о первомайском празднике.

На этом гулянье, так же как на вербном базаре, на масленице и на пасхе под Девичьим, устраивалось катание. Одно время это гулянье открывалось довольно торжественно: когда в Москве был генерал-губернатором князь Долгоруков, он являлся на гулянье в полной парадной форме, окруженный свитой, и, верхом проезжая по кругу, открывал разъезд — гулянье.

Был в Москве еще праздник 22 июля — Марии Магдалины — царский день, именины царицы. Почему-то царицы в большинстве носили имя Мария. В этот день устраивалось гулянье в Петровском парке; собственно, все гулянье заключалось в катаниях в колясках и ландо, да загородные рестораны «Стрельна», «Яр» и «Эльдорадо» были переполнены буржуазной публикой — новым купечеством. На этом гулянье старых москвичей было мало, а рабочих и вовсе не было.

Царские дни только по календарю значились праздниками, работа в мастерских и торговля производились по-будничному, только вечерами Москва принимала праздничный вид — в царские дни она, по приказу полиции, украшалась флагами, а по вечерам была иллюминована: на каждой тумбочке зажигались глиняные плошки, наполненные застуженным салом с фитилями. В некоторых местах вывешивались цветные стеклянные фонарики с зажженными свечами и зажигался бенгальский огонь. Вечером большое скопление народа было около губернаторского дома, увешанного гирляндами разноцветных фонариков.

В эти дни у губернатора давали балы, на которые приглашались высшие военные чины, московская знать и именитое купечество.

Иногда губернатор с гостями показывался на балконе перед гуляющей публикой. Царские дни отмечались торжественным богослужением в Кремле, после которого производился 101 холостой выстрел из пушек, стоящих на Тайницкой башне.

Ребятишки во время иллюминации чувствовали себя очень весело; они толпами выбегали на улицу, кричали «ура» и перебегали от одной плошки к другой, стараясь плюнуть в плошку и смотреть, как она шипит и гаснет; любимым занятием их было перетащить плошку от чужого двора к своему, хотя дворники зорко следили за плошками, и когда неопытный воришка попадался к ним в руки, то тут же получал таску.

*

На всех гуляньях, на которых устраивались разъезды, московские купеческие сынки и дочки — новожены — считали долгом присутствовать. Многие выезжали на эти дни гулянья в лучших экипажах, на собственных лошадях, но чаще всего нанимали коляску у содержателей экипажей.

Из таких содержателей славились Ечкины на Трубной площади и Овечкины — на Покровке. Они же были поставщиками экипажей на свадебные и похоронные процессии, а в прежнее время свадьбы играли большую роль в жизни москвичей и справлялись по особому ритуалу.

Общественная жизнь среди купечества была мало развита. Купцы, кроме своих лавок и амбаров, трактиров и ресторанов, да перегащивания друг у друга, почти не появлялись в общественных местах, а потому купеческие сынки и дочки, нравственность которых строго охранялась стариками, не могли встретиться и знакомиться друг с другом в общественных местах, поэтому-то в Москве и существовал чуть не целый класс людей, специально занимающихся сватовством.

Свахи, реже сваты, только тем и жили, что ходили по домам, где были женихи и невесты; они узнавали всю подноготную и сватали молодых людей друг другу.

У свах всегда был большой выбор женихов и невест — холостых, вдовцов, девиц, вдов разных возрастов и состояний. Дело свах состояло в том, чтобы расхваливать ту и другую сторону и доводить дело до законного брака. А расхваливать свахи умели особым способом, специально выработанным для того языком, и лгали при этом отчаянно.

Деловой разговор они вели только с отцами и матерями женихов и невест, которых родители часто и не спрашивали, хотят они жениться и выходить замуж — главное заключалось в равенстве положения и в приданом.

Бывали случаи, что сватовство прекращалось с первого же посещения свахи по особой причине. Придет сваха и начнет расхваливать невесту. Старик — отец жениха — слушает, соображает, прикидывает, подходящее ли будет дело, и, между прочим, задает вопрос:

— А как имя невесты-то?

Сваха заминается, но отвечает:

— Да ее Харочкой называют…

— Харочкой? — удивляется купец. — Да что же это за имя такое?

— Хавронья…* Во святом крещении так названа, — старается смягчить неблагозвучное и непопулярное имя невесты сваха.

Купец гладит бороду и задумывается.

— Та-а-а-к, — говорит он, помолчав.

И разговор уже ведется в другом тоне.

Купцу не нравится имя невесты: засмеют приятели, скажут — хавронью завел в доме…

И часто только из-за этого прекращалось сватовство с первого же раза.

Узнает об этом мать жениха, и у ней об этом иной разговор со свахой.

— Да как же это, милая моя, имя-то ей такое дали? — с соболезнованием спрашивает сваху купчиха-мать.

А сваха все знает, она уже допытывалась об этом раньше и рассказывает целую историю:

— Теперь-то вот они богатеи страшенные, — вон какие дома, фабрика, а прежде-то мужичками были, бедствовали; ну и родилась у них в то время дочка, понесли ее крестить, а поп-то сердит на них был — мало за молебны платили, так вот он назло и дал ей такое имя…

Купчиха сочувствует, но ничем помочь не может…

Если та и другая сторона находили партию подходящей, то сватовство сразу принимало деловой характер, и сваха приносила в дом жениха роспись приданого за невестой. Каждая роспись, по традиции, начиналась такими словами:

«Роспись приданого. В первую очередь — божье благословение: иконостас красного дерева с тремя иконами в серебряных вызолоченных ризах и к ним серебряная лампада…»

Дальше шло описание золотых, серебряных, бриллиантовых и жемчужных вещей, зимних шуб, причем подробно описывалось, на каком меху, с каким