Есть что скрывать - Элизабет Джордж

в хэви-метал, Томми.

– Надеюсь таковым и остаться. Это не поддается описанию. Ты не повредишь себе слух?

– Уровнем громкости? – Она посмотрела на наушники, слишком нежно, по его мнению. – Обычно я не слушаю музыку на такой громкости, но время от времени, очень редко, мне нужен металлический рок на максимуме.

– Зачем? Для удаления зубного камня?

Она снова рассмеялась.

– Думаю, Барбара одобрила бы мой выбор.

– Только в том случае, если Бадди Холли восстанет из мертвых и присоединится к группе.

Дебора махнула рукой.

– Наверное, ты уже знаешь, что Саймона нет дома. Папа должен был тебе сказать.

– Я не вовремя? – Томас показал на фотографии. Это были портреты одной женщины, по всей видимости сделанные дома. Она была черной и явно стеснялась. Женщина сидела, а за ее спиной на одной стене была развешана коллекция африканского искусства. В основном маски. Они были не в фокусе, причем это сделали намеренно, но все равно можно было понять, что это маски. – Кто это?

– Ее зовут Лейло. Я отвезла ей более ранний портрет, но тогда она выглядела совсем иначе. Увидев ее снова, я захотела сделать еще один, для контраста. Но я никак не могу понять, какой из них эффектнее.

– Для чего?

– Для сравнения. Она восстанавливалась после операции. На других, более ранних снимках она готовится к операции.

– К операции?

– Ну да. Ребенком ей изуродовали половые органы, и она решилась на восстановительную хирургию.

– Удивительное совпадение. – Линли принялся рассматривать фотографии.

– Почему «удивительное совпадение»?

– По всей видимости, Тео Бонтемпи тоже готовилась к восстановительной хирургии. – Он постучал пальцами по краю одного из снимков. – Если хочешь знать мое мнение, мне нравится этот.

– А фон тебя не отвлекает?

– Немного.

Она вздохнула.

– Черт. Я думала, что разобралась с этим, сместив один из самых больших предметов в сторону…

– Кто будет оперировать? Лейло тебе сказала?

– В этом не было нужды. Я была там, когда ее оперировали. Хирург не захотела, чтобы я ее фотографировала, но согласилась на съемку во время операции – в хирургическом халате, в маске и все такое. К сожалению, эти фотографии… ну… в общем, они ужасны. Мне нужно было уговорить ее сфотографироваться в другой обстановке.

– Значит, это женщина. Хирург.

– Да. Ее зовут Филиппа Уэзеролл.

Услышав это имя, Линли насторожился.

– Ты как будто удивлен, Томми.

– Ее имя недавно уже всплывало, – ответил он. – Филиппа Уэзеролл…

– Она как-то связана с твоим расследованием? Замешана?

– Похоже, но косвенно. Скорее всего, нет. – Линли рассеянно взял со стола бронзовую фигурку, прижимавшую стопку распечаток на краю стола. Повертел в руках. Это была фигурка крокодила.

– Гирька для золота, – объяснила Дебора, заметив его интерес. – Лейло подарила ее мне в знак благодарности, когда я привезла ее портрет. Я такого никогда не видела, а у нее их целая коллекция.

– Гирька для золота? – переспросил Линли.

– Ее использовали именно так, как и предполагает название: для взвешивания золотой пыли. В те времена, когда в африканских странах не было бумажных денег. У Лейло таких много.

Линли снова прижал крокодилом стопку распечаток.

– Как вам удалось найти Филиппу Уэзеролл, Деб?

– О ней мне рассказала Нарисса Кэмерон. – Дебора напомнила ему о документальном фильме, который снимала Нарисса, и буклете, который делала она сама по заказу Министерства образования. Нарисса хотела включить в фильм интервью с доктором Уэзеролл. – Ты думаешь, что она имеет какое-то отношение к смерти Тео Бонтемпи?

– Только в том смысле, что, решившись на операцию, Тео могла дать кому-то мотив для ее убийства.

Дебора сдвинула фотографии в сторону.

– Я знаю, что доктор Уэзеролл сама опасалась стать объектом нападения.

– Она объяснила почему?

– Сказала, что все дело в мести. Мужья, отцы, бойфренды, семья. Некоторые люди выступают против каких-либо ограничений женского обрезания, в том числе попыток помочь женщинам, которые перенесли эту операцию. – Дебора включила вентилятор, принявшийся гонять по комнате горячий воздух. – Может, пойдем вниз? В кабинете Саймона чуть прохладнее. Зная отца, можно не сомневаться, что он заваривает тебе чай.

Они спустились на первый этаж. Окно в кабинете было распахнуто настежь, и на подоконнике стоял вентилятор, которого не было, когда Линли приходил в прошлый раз. Дебора включила вентилятор, но прохладнее от него не стало. Она села в одно из старых кожаных кресел у камина, Томас – в другое.

Дебора посмотрела на него долгим взглядом. Внезапно его охватило полубезумное желание дотронуться до ее волос – заплетенных в косы, – как это уже было однажды, много лет назад, как прелюдия и обещание. Животный инстинкт и человеческое желание. «Не так легко отделить страсть от любви», – подумал он.

Дебора словно что-то почувствовала.

– Расскажи мне о Дейдре, – поспешно сказала она. – Ты опять умудрился все испортить?

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – он улыбнулся.

– О, Томми… Что ты натворил?

– Был пылок до неприличия. Это мой недостаток.

– Какой же это недостаток? Пылкость ведет к искренности, разве нет? Я хочу сказать, невозможно быть пылким так, чтобы этого не замечали.

– Именно это я и имел в виду.

– Ага. Понятно. Пылкость привела к чрезмерной честности. Да… И все же пылкость в качестве слабости гораздо лучше, чем слабость к… не знаю… к шоколадному кексу?

– Разве что ты влюблен в пекаря. Тем не менее, признавая недостатки в отношениях с Дейдрой, я должен заявить, что все исправил. Пока. Хотя точно знаю, что через несколько дней опять напортачу.

Послышались приближающиеся шаги. Потом голос Коттера:

– Не волнуйся, она не будет к тебе приставать, милая. Она волнуется только когда дело касается еды.

Дебора встала и посмотрела на Линли.

– У нас гость… – сказала она и умолкла, увидев появившегося в дверях Коттера. С ним была маленькая черная девочка, которая держала в руках поднос с чашками и блюдцами. У Коттера был поднос с разнообразными закусками к чаю.

Линли посмотрел на девочку, перевел взгляд на Коттера, потом на Дебору. И почувствовал, как второй раз за это время по его спине пробежали мурашки.

– Томми, это Сими Банколе, – представила девочку Дебора.

– Банколе, – повторил он.

– Да, она приехала только сегодня. Поживет у нас несколько дней.

12 августа

Брикстон Север Лондона

Монифа спала беспокойно. В сущности, это нельзя было назвать сном. Она не находила себе места от беспокойства. И от боли во всем теле, от ребер до синяков на лице. Тревожилась она в основном за детей. Причем за Тани больше, чем за Сими. Она прекрасно знала, что он не вернется в квартиру вместе с Сими, пока ситуация не разрешится. Но Монифа боялась, что Тани вернется в квартиру один – либо проверить, как она, либо с еще одним охранным ордером. А если дома окажется Абео, очередной драки не избежать.

Но связаться с Тани не было никакой возможности. Он уже давно запрограммировал ее мобильный так, что позвонить ему можно одним нажатием кнопки, и его номер телефона она не знала. А ее мобильный остался в квартире, когда она убежала к Халиме, ударив Абео утюгом по голове.

Монифа медленно села; каждое