Люди сороковых годов - Алексей Писемский

- Merci, что вы так скоро послушались моего приглашения, - сказала она, кланяясь с ним, но не подавая ему руки, - а я вот в каком костюме вас принимаю и вот с какими руками, - прибавила она, показывая ему свои довольно красивые ручки, перепачканные в котлетке, которую она сейчас скушала.

- Как здоровье вашего батюшки? - спросил, бог знает зачем, Вихров.

- Ах, он очень, очень теперь слаб и никуда почти не выезжает!

Виссарион Захаревский, бывший тут же и немножко прислушавшись к этим переговорам, обратился к сестре и Вихрову.

- Ну-с, извините, я должен вас оставить! - проговорил он. - Мне надо по моим делам и некогда слушать ваши бездельные разговоры. Иларион, вероятно, скоро приедет. Вихров, я надеюсь, что вы у меня сегодня обедаете и на целый день?

Юлия при этом бросила почти умоляющий взгляд на Вихрова.

- Пожалуй! - проговорил тот протяжно.

Когда инженер ушел, молодые люди, оставшись вдвоем, заметно конфузились друг друга. Герой мой и прежде еще замечал, что Юлия была благосклонна к нему, но как и чем было ей отвечать на то - не ведал.

- Скажите, monsieur Вихров! - начала, наконец, Юлия с участием. - Вас прислали сюда за сочинение ваше?

- Да, за сочинение, - отвечал он.

- И я, вообразите, никак и нигде не могла достать этой книжки журнала, где оно было напечатано.

- Ее довольно трудно теперь иметь! - отвечал он, потупляясь: ему тяжело было вести этот разговор.

- Но нас ведь сначала, - продолжала Юлия, - пока вы не написали к Живину, страшно напугала ваша судьба: вы человека вашего в деревню прислали, тот и рассказывал всем почти, что вы что-то такое в Петербурге про государя, что ли, говорили, - что вас схватили вместе с ним, посадили в острог, потом, что вас с кандалами на ногах повезли в Сибирь и привезли потом к губернатору, и что тот вас на поруки уже к себе взял.

- Это мой дуралей Иван отличается, - проговорил Вихров.

- И он ужасы рассказывал; что если, говорит, вы опять не возьмете его к себе и не жените на какой-то девушке Груше, что ли, которая живет у вас, так он что-то такое еще донесет на вас, и вас тогда непременно сошлют.

- Экой негодяй какой! - произнес Вихров.

- Да, но меня так это напугало, что я все это время думала об вас.

Проговоря это, Юлия невольно покраснела.

- Все это вздор! - произнес Вихров. - Но что же, скажите, другие мои знакомые поделывают?

- Ах, другие ваши знакомые! Однако я совсем было и забыла! - сказала Юлия и, вынув из кармана небольшое письмецо, подала его Вихрову.

- От Катишь Прыхиной это к вам, - прибавила она.

- От Прыхиной? - сказал Вихров и начал читать. Письмо было не без значения для него.

"Вы в несчастии, наш общий друг! - писала Катишь своим бойким почерком. - И этого довольно, чтобы все мы протянули вам наши дружеские руки. Мужайтесь и молитесь, и мы тоже молимся за вас, за исключением, впрочем, одной известной вам особы, которая, когда ей сказали о постигшем вас несчастии, со своей знакомой, я думаю, вам насмешливой улыбкой, объявила, что она очень рада, что вас за ваши вольнодумные мысли и за разные ваши приятельские компании наказывают! Какая же теперь ее-то компания, интересно знать, какая ее компания? Цапкин да нынче еще новый господин, некто Хипин, эти господа могут нравиться только ей одной! Словом, Вихров, я теперь навсегда разочаровалась в ней; не помню, говорила ли я вам, что мои нравственные правила таковы: любить один раз женщине даже преступной любовью можно, потому что она неопытна и ее могут обмануть. Когда известная особа любила сначала Постена, полюбила потом вас... ну, я думала, что в том она ошиблась и что вами ей не увлечься было трудно, но я все-таки всегда ей говорила: "Клеопаша, это последняя любовь, которую я тебе прощаю!" - и, положим, вы изменили ей, ну, умри тогда, умри, по крайней мере, для света, но мы еще, напротив, жить хотим... у нас сейчас явился доктор, и мне всегда давали такой тон, что это будто бы возбудит вашу ревность; но вот наконец вы уехали, возбуждать ревность стало не в ком, а доктор все тут и оказывается, что давно уж был такой же amant[167] ее, как и вы. Таких женщин я ни уважать, ни любить не могу. Про себя мне решительно нечего вам сказать; я, как и прежде вы знали меня, давно уже умерла для всего, что следовало, по-моему, сделать и m-me Фатеевой.

Письмо это передаст вам девушка, у которой золотая душа и брильянтовое сердце.

Остаюсь вся ваша Прыхина."

- Зачем это вся ваша, - сказал Вихров, дочитав письмо, - я и частью ее не хочу воспользоваться!

- Это уж она так расписалась от сильной дружбы к вам, - отвечала Юлия, все время чтения письма внимательно смотревшая на Вихрова.

- Что ж она, рассорилась, что ли, с Фатеевой?.. - спросил он с небольшой краской в лице и держа глаза несколько потупленными.

- Нет, но Катишь возмутилась против ее поступков. Вы знаете, она ведь этакая поэтическая девушка.

- А что же Фатеева, все доктора любит? - продолжал расспрашивать Вихров, держа по-прежнему глаза опущенными в землю.

- Нет, тот женился уж!.. Теперь, говорят, другой или третий даже; впрочем, я не знаю этого подробно, - прибавила Юлия, как бы спохватившись, что девушке не совсем идет говорить о подобных вещах.

- А что, скажите, Кергель и Живин? - спросил Вихров.

- Кергель продолжает писать стихи, а Живин, как вы уехали, заперся дома, никуда не показывается и все, говорят, скучает об вас.

- Какой отличный человек!

- Отличный; знаете, как у Жорж Занд этот Жак[97] - простой, честный, умный, добрый; я, не знаю почему, всегда его себе Жаком воображаю.

- Удобный муж, значит, из него будет.

- Вероятно; но я, впрочем, никогда бы не желала иметь удобного только мужа.

- А какого же бы вы желали? Какого-нибудь лучше изменщика, что ли?

- Да, уж лучше изменщика, - отвечала Юлия, устремляя при этом такой нежный и такой масленый взгляд на Вихрова, что он даже потупился.

Дальнейший разговор их, впрочем, был прерван приездом прокурора. Он дружески, но не с особенной нежностью, поздоровался с сестрою и, пожав руку Вихрову, сел около нее.

- Это хорошо, что ты к нам приехала, - сказал ей он, потом обратился к Вихрову: - Вы старые знакомые с ней?

- Да, - отвечал тот.

- Я даже все тайны monsieur Вихрова знаю! - подхватила Юлия.

- Все тайны мои знает, - подхватил и Вихров.

- Зато здесь у него нет ни одной, за это тебе ручаюсь, - проговорил прокурор.

- Это очень приятно слышать! - сказала Юлия, опять устремляя на Вихрова почти нежный взор.

- А я сейчас от губернатора, - начал Иларион Ардальоныч, обращаясь снова к Вихрову. - Он поручил мне передать вам, как это назвать... приказание его, предложение, просьбу. Здесь затевается благородный спектакль, и брат Виссарион почему-то сказал ему, что вы - актер отличный, и губернатор просит вас непременно принять участие в составе его спектакля, и так как это дело спешное, то не медля же ехать к madame Пиколовой, которая всем этим делом орудует.

- О, бог с ней, к этой госпоже ехать!

- А кто такая эта Пиколова? - спросила Юлия.

- Она здесь еще известна под именем дамы сердца губернаторского, объяснил ей брат.

- А! - произнесла Юлия.

- Нет, вы поезжайте, - обратился прокурор к Вихрову, - потому что, во-первых, из этих пустяков вам придется ссориться с этим господином, а, во-вторых, вы и сами любите театр, я вижу это сейчас по лицу вашему, которое приняло какое-то особенное выражение.

- Но мне некогда, у меня другого дела много, - говорил Вихров не таким уж решительным голосом: актерская жилка в нем в самом деле заговорила; при одном слове "театр" у него как будто бы что-то ударило в голову и екнуло в сердце.

- Тебя тоже просили, - прибавил прокурор сестре.

- Я готова, если только monsieur Вихров будет участвовать, - отвечала она, - а то, пожалуй, будут все незнакомые мужчины! - поспешила она прибавить.

- Да, я буду, пожалуй, - проговорил Вихров: у него уже все лицо горело.

- Но только сейчас же и поезжайте к madame Пиколовой, чтобы условиться с ней об пьесах.

- Хорошо, - проговорил Вихров и пошел.

- Обедать только возвращайтесь к нам, - сказала ему вслед Юлия.

- Приеду, - отвечал ей Вихров уже более механически и, придя к себе в комнату, с заметным волнением сел и дописал к Мари:

"У меня появилось еще новое занятие: здесь затевается театр, и я буду участвовать в нем; ну, не живучий ли я и не резвый ли котенок после того: всякий вздор меня увлекает!"

Покуда он потом сел на извозчика и ехал к m-me Пиколовой, мысль об театре все больше и больше в нем росла. "Играть будут, вероятно, в настоящем театре, - думал он, - и, следовательно, можно будет сыграть большую пьесу. Предложу им "Гамлета"!" - Возраст Ромео для него уже прошел, настала более рефлексивная пора - пора Гамлетов.

M-me Пиколову, очень миленькую и грациозную даму, в щегольском домашнем костюме, он застал сидящею около стола, на котором разложены были разные пьесы, и она решительно, кажется, недоумевала, что с ними ей делать: она была весьма недальнего ума.