Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

Николаич? Так и мне он по масти пришёлся. Главное, без криминала. Ждём, как путные. А они, падла, живучие попались. Жрут, что попало, лопают голимый суррогат, в бане по году не бывают, и хоть бы хер. Неделя за неделей уходит, а результата нету. Мы не пьём. Подрядились пособлять в пункте приёма цветмета. Вечером с трудовой вахты возвращаемся, сперва подвал ревизуем. И по утряни тоже их расталкиваем. В общем, история долгая получилась. Я перекручу вперёд, Николаич. Чё говоришь? Теперь выпьешь? Свято-ое дело. Столько хватит? Чё-то ты слабо выступаешь. Давай, чтоб твои дети грома не боялись! Закуси. Нормально прошла? Обратно вернуться не обещала? Ха-ха. Ты порозовел малёха. А то был бледный, как смерть. Про чё я базарил? Короче, четырнадцатого марта один бомжишка наконец крякнул. Мы с кентом ихнюю шарагу разогнали, чтобы карты нам не спутали. И дальше — по утверждённому плану. Приехал участковый в капитанском чине, оформил всё, обрадовался, что личность по горячему установил. Что не придётся ему хороводиться… Погодь, Николаич, я отолью…

— Задумка какая у нас была? Пустить волну, дескать, крякнул гражданин Сидельников Виктор Иванович. Тогда менты московские должны будут дело моё закрыть. Правильно? Кто ж знал, что им насрать на закон, что они Волоху на раз-два закроют и спецэтапом в «Бутырку» приволокут?! Помнишь, ты мне говорил, Николаич, полгода — мои. Вот те, бляха, и полгода… Я — туда, сюда. Через подругу одну Валькин настрой пробил. А она, такая, говорит: «Если б этот мудила из могилы вылез, я б его за брательника, за кровинку родную, обратно в гроб загнала». Чё мне было делать?! Тебе не до меня было. Слышал я, какую ты бойню в Двориках учинил. Не так, что ли? Всё так. Бабы, они в сто раз злее мужика, сам знаешь. Ну, чего этому Волохе сделалось? Посидел месячишко. Два? Нехай, два. Маленько жиры порастряс, а то отожрался, как хряк. В Москву, опять же, на халяву скатался. Ха-ха. Отпустили ж его? Ну, вот и радуйтесь! Я добью остатки, Николаич? Да, я из горла, не парься… Остатки сладки… Ках… ках… Гадство, не в то горло…

— К майским всё вроде устаканилось. Волоху с кичи нагнали, дело закрыли. Я на цветмете с грузчиков в приёмщики поднялся. Потихоньку на новый аусвайс[262] капусты наскирдовал. Кентуха, вообще, в шоколаде. Сошёлся с разведёнкой одной, а у ней две точки, овощами-фруктами барыжит. Проходит год, я уж за ту историю и думать забыл. Коренным москвичом себя ощущаю. Жизни радуюсь! И тут в один прекрасный день спускаюсь в метро, а навстречу — скуловорот в косухе. Цоп меня за руку, ласты за спину, манжеты защёлкнул. Я, главное, моргнуть не успел, такой падла резкий. И кто такой думаешь? Опер из Измайловской мусарни, который меня принимал за шапку! Его, короче, за косяк свои опустили по полной. Типа, был он старший опер, а стал младший. Ну, какие там у вас бывают? Выговор ему с занесением впендюрили. Представляешь, как он меня отмудохал в кабинете?! Слушай дальше. Дело открывают по новой. Меня под замок. Судья рисует мне трёшник, невзирая на норму закона. Скажи, Николаич, если покушение, то не больше двух третей дают от верхнего потолка? Чё говоришь? Не больше трёх четвертей? Точно? Всё равно могли поменьше дать. Ущерба-то никакого! Ну, ничё, икнутся им мои напасти! Загоняют, значит, меня в Рязанскую область на строгач в ихнюю «пятёрку». Посёлок Клекотки Скопинского района. Слыхал? Нет? Режим там жёсткий, а зона — «чёрная»[263]. Никого я там не знаю, никто меня не греет. Валюхе черкнул письмишко — ноль по фазе. Начал натурально доходить. Чё делать? Адреснулся к куму. Намекнул за свою квалификацию. Кум, такой, говорит: «Барабанов» у меня хватает. Хочешь нормально жить, вступай в актив, надевай повязку». Я, понятно дело, под такую шнягу не подписался. Бедую дальше. Осенью гепатит меня в больничку уложил. Думал — помру. И не актируют ведь суки рязанские! Начал писать прокурору по надзору, чтоб меня ближе к дому перевели, как закон велит. Год почти бумагу марал, до генеральной прокуратуры дописался. Понятное дело, об УДО речи не шло. Нарушения мне вешали регулярно. Мелкие, а никуда с ними не сунешься. Потом, видать, медведь где-то сдох. Пришла с Москвы указивка: «Переведите вашего писателя, куда он хочет, надоел хуже грыжи». И поехал я малой скоростью на малую родину. Три месяца, Николаич, из Рязани в Андреевск добирался! Прикинь! На день Красной армии заезжаю в родную «шестёрку». Сразу Иван Иваныч Кафтанов к себе дёрнул. «Витя, — говорит, — сидеть тебе осталось крохи. УДО не получится по формальным основаниям, но работёнка для тебя найдётся. Заодно подхарчишься». Так и вышло. В прошлую пятницу вот откинулся. На радостях загулял чутка. Ты спишь, что ли, Николаич? Мне бежать пора. Чё говоришь? Подремлешь? Ну, покемарь, на солнышке-то кайфово…

30

08 июня 2004. Вторник.

10.00–18.00

Зря Витёк так боялся опоздать на встречу. Человек, который её назначил, заставлял себя ждать, и это характеризовало его, как дикого фраера[264]. По идее, уже через десять минут после условленного времени явившийся мог с чистой совестью свалить. Однако Витёк продолжал терпеливо переминаться у входа в плавательный бассейн. Во встрече он был заинтересован не меньше, а, может, и больше второй стороны.

Чтобы не мозолить глаза окружающим, Сидельников отошёл в сторону и присел на бетонную плиту, закрывавшую лоток наземной теплотрассы. Задрав голову, снял показания с циферблата электронных часов, светившихся на фасаде здания. «10.16» Ситуация принимала неприличный характер.

Вдобавок само место навевало плохие воспоминания. В девяностом году Витька повязали в раздевалке бассейна при попытке умыкнуть джинсы и пуловер. Сам виноват, нечего было идти на дело под мухой. Пьяному порой фартит, но реакция у пьяного дрянь. Замешкался возле ящичка, привлёк внимание и сгорел, как корейский «Боинг». Пытался сделать ноги, но куда там. Спортсмены — парни хваткие. Товарищи судьи дали в тот раз по божески — год, но всё равно было обидно.

Стрёмные обстоятельства кражи породили слухи. Когда Витёк заехал на зону, в карантине его первым делом спросили, угадал ли он с размерами лифчика и панталон, что стибрил в женской бане. Полсрока пришлось разводить рамсы, доказывать, что ты не верблюд…

Наконец, соизволил объявиться гражданин фраер. Он переходил дорогу в неположенном месте у магазина «Радиотовары». На нервное бибиканье синего «жигуля» шаг не ускорил, показал водителю средний палец.

Глядя на него, Витёк понял, что разговор предстоит трудный.

Парень