Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

причинить вред себе и окружающим».

«Как я умудрился упороть на Пугачёва?» — удивился Маштаков.

Вопрос носил риторический характер и не влиял на суть проблемы. Документ был составлен грамотно.

«Хорошо ещё пэпээсники меня по мелкому не оформили!»

Тогда бы после пробуждения ждала поездка в УВД к офицеру по разбору. На горемычную головушку опрокинулся бы дополнительный ушат помоев. Но и без него Миха заработал штрафное очко, как судимый. Данные о доставлении в медвытрезвитель будут внесены в АБД[254]. Это первый шаг к замене исправительных работ на более строгое наказание, коим является лишение свободы.

«Всё решится гораздо быстрее. Считай, из «Грошика» я уволен. Вчера прогулял, сегодня — никакой. Где я теперь буду исправработы отбывать?»

— Заснул, что ль?! — дежурный форсировал голос до медвежьего рыка.

Маштаков встрепенулся:

— Извините.

Торопливо расписался в положенных местах и начал одеваться. Загорелось побыстрее свалить на свежий воздух.

Служака-прапорщик обстоятельно разъяснял Сидельникову, где и в какой срок тот должен оплатить услуги учреждения.

— Пошёл ты в пень со своими услугами! — окрысился Витёк, удалившись от вытрезвителя на безопасное расстояние. — Фашисты, и то генерала Карбышева[255] в таком кандее[256] не морозили!

Квитанцию он изорвал в клочья и развеял по ветру, бодренько задувавшему с реки.

Очень кстати им встретилась уличная водоразборная колонка. Раритет по нынешним временам. Покосившаяся, изъеденная коррозией, она, тем не менее, функционировала. Бедолаги поочередно умылись. Витёк ограничился тем, что намочил кончики пальцев и опасливо протёр ими глаза. Миха, наоборот, сунул голову под ледяную струю и держал, пока не заломило в затылке.

— Хочешь менингитом захворать? — обеспокоился Сидельников.

Маштаков отпрянул в сторону и по-собачьи отряхнулся, шумно фыркая и брызгаясь. В это время Витёк, опершись на колпак колонки, снимал правую туфлю и вытаскивал из неё стельку. Она оказалась двойная, с начинкой в виде сложенного вчетверо коричневого стольника.

— Толково, — одобрил Миха.

— Воровская нычка, — Сидельников любовно расправил банкноту. — Николаич, ты как насчёт поправиться?

Маштаков нахмурил брови. Ситуация была из разряда «и хочется, и колется». Хотелось несоизмеримо сильнее.

— Давай, только без фанатизма, — оговорил он параметры опохмелки.

— Какой фанатизм? У меня в десять часов стрелка забита! Бизнес хочу замутить.

Миху ощутил укольчик зависти. У обалдуя Витька, не имеющего ни Родины, ни флага, какие-то срочные дела, кому-то он нужен. А тут полный вакуум образуется…

Сидельников в раздумьях скрёб макушку:

— Кто поблизости торгует? Кабаниха приказала долго жить. Жёлудь тоже скопытился. Помнишь Жёлудя, Николаич? Мы как-то с тобой к нему ныряли. Ещё макаронами по-флотски закусывали. Царствие ему небесное! Честный был жульман, не то что, кхм… некоторые. В соседях с ним Морда. У этого может быть в загашнике. Но там Зинка — хуже бешеной собаки. Подумает, что я Морду в блудняк какой хочу втравить, покусает…

— Постой, так ты самогон хочешь брать?

— Вот ещё! Самогонка — вчерашний день. Спирту разбодяженного возьмём литруху.

— А не лучше до магазина дойти?

— Да? — Витёк потеребил кончик сизого носа. — Тогда только на маленькую хватит.

— У тебя же встреча, — напомнил Маштаков. — А я чисто символически.

— Ну, смотри. Хозяин — барин, — Сидельников развинченной походкой, но весьма прытко двинул вверх по косогору.

Через десяток шагов обернулся:

— Не отсвечивай тут, Николаич. Жди на спасалке.

Миха подумал: «Хорошая мысль». Спасательная станция — место укромное и потому подходящее. Важно, что она не заброшена, а законсервирована. Железная дверь заперта на два внутренних замка, окна наглухо забиты досками. Причём за объектом явно кто-то присматривал, не допуская рейдерского захвата бомжами.

Маштаков бывал здесь в мае. В тот день на «бугорках» он срисовал Пандуса с братвой. От ненужной встречи пришлось уходить окольным путём.

Возле спасалки можно было расположиться с комфортом. На травянистой террасе над обрывом имелся удобный столик с лавочками. Другой вариант — сбежать по тропке к воде и усесться на одной из старых лодок, перевёрнутых вверх килем. Жмуриться на солнце, любоваться прекрасным левитановским пейзажем, пытаться забыть о проблемах…

29

Рассказ гражданина Сидельникова В.И. о своём чудесном воскрешении

— Молодец ты какой, Николаич, «аршин»[257] надыбал. На сучке висел? Законное место. А надраил-то его как! Блестит, как у кота яйца. Щас мы ему водочкой дополнительную дезинфекцию устроим. А я, глянь, у бабульки редиски пучок сторговал. Только с грядки. Экологически чистая, перший сорт! Сколь тебе плеснуть? Писярик?[258] Не размениваетесь по мелочам, сеньор? Ну, было бы предложено… Держи. Осторожно, скользкий. Давай, чтоб хер стоял и деньги были! Чё, палёная, что ли? Нормальная? Просто ты сморщился, как от уксуса. Зажуй, зажуй витамином! Теперича дядя Витя разговеется. Ух! Крепка советская власть! Хорошо-о! Будто, боженька в лапоточках по душе пробежал! Закуришь? Погодишь пока? Как знаешь. А я дымну…

— Теперь и побазарить можно. Вспомнить былое и думы. Я тебе тогда, Николаич, бороду не клеил[259]. Ну, когда в Москву поехал. Реально сдаваться хотел. Прихожу, как путный, в Измайловское ОВД. «Мне к дознавателю Кошкиной», — говорю. Такая фамилия в повестках стояла. А эта Кошкина-Мышкина, оказывается, в декрет свалила. Чудно, Николаич. В январе живота у ней не наблюдалось, а прошло всего полтора месяца. Какой декрет без живота может быть? Ла-адно. Я телефон ейный спрашиваю. Говорю: «Дело не терпит отлагательств, правосудие под угрозой». А они меня взашей вытолкали. Так обидно стало, Николаич. Человек в такую даль пёрся, а им все по барабану! Из-за таких вот сачков и происходит в стране разгул преступности. Сунулся к начальнику милиции на приём. Хвать, и тут засада! День неприёмный. Чё делать? Поехал к кенту. Не на вокзале же мыкаться? Приезжаю, а там дым коромыслом. У кента племяш с крытой[260] откинулся. Меня — за стол, штрафную наливают. Как людям откажешь? Ну, и понеслась душа в рай! Сам знаешь, Николаич, как оно бывает. Ещё махнёшь? Нет? А глотну, чтоб тонус не терять…

— На чём я остановился? А-а-а… Загуляли мы с кентухой круто. По пьянке я ему свой замысел открыл. Он на меня наехал: «Ты, чё, старый, в ментуру пойдёшь, как крыса, которой на дудочке играют?» Я ему говорю, что обещал, что людей подставлю. А он: «Херня война, главное, чтоб не убили». И предложил один зачётный шармак[261] провернуть. Чтоб и волки сыты, и овцы целые остались. У них в соседнем доме в подвале бомжи прописались. И периодически они мрут. Кент говорит: «Дождёмся очередного жмура, положим его у горячей трубы, нехай повялится денек-другой. А в карман ему ксиву твою пихнём. Когда жмур дойдет до кондиции, цинканём в ментуру». Нормальный план,