Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов

землевладельцы…

И отец рассказал как-то ему, Каролу, что когда он был в посольстве в Москве, то Иван Грозный съязвил об этой унии на приёме посольства.

– Эта уния произошла не сегодня! – засмеялся Грозный. – Она совершилась лет сто двадцать назад!..

Это прошлое, но им жила и сегодняшняя Речь Посполита…

Через три года после Люблина умер седьмого июля 1572 года король Сигизмунд Август… И вот уже они, Ян Иеронимович Ходкевич и Миколай Кристоф Радзивилл, по прозвищу Сиротка[89], враждовавшие литовские вожди, объединились… О чём-то уже шушукаются на съездах сенаторов… Затем последовали их тайные встречи в лесу, в кругу единомышленников… Литовцы намеревались вернуть потерянное в унии… Они составили партию тех, кто хотел посадить на зияющий пустотой польский трон Максимилиана, сына австрийского цесаря[90]… И Миколай Радзивилл, в то время литовский надворный маршалок[91], на встрече с императорским послом просил передать австрийскому цесарю, что многие в Польше и Литве хотели бы видеть его сына Максимилиана на польском троне. Но с условием, что тот женится на наследнице трона, Анне Ягеллоновне.

– Это требование сейма!.. Да, неприятный балласт! – соглашался он, что невеста не первой свежести. – Зато она ещё девица! – вскричал он, открывая тайну, что королева, сорока восьми лет, ещё девственница, сохранила чистоту тела и души при развратном дворе своего старшего брата, короля Сигизмунда Августа. – К тому же Польское королевство со всеми его выгодами – стоит того!..

Польша, её верхи, торгуя короной, старались не продешевить. Каждая партия рвалась посадить на трон своего кандидата.

Сиротка по-приятельски обнял посла, стал объясняться с ним дальше.

– И упаси нас бог управляться московской Шапкой или турецкой чалмой! – вскричал он, зная, что существует сильная партия, желавшая отдать польский трон тому же московиту, Грозному царю. У того умерла вот только что, в середине ноября 1571 года, третья жена, Марфа Собакина, шестнадцати лет, через две недели после свадьбы. А уже в мае месяце 1572 года он получил разрешение собора на четвёртый брак, с Анной Колтовской… Узнав же, что умер король Сигизмунд Август, а на польском троне осталась его сестра Анна, не замужем, он тут же постриг и заточил Колтовскую в монастырь, рассчитывая, что на этот раз дело со сватовством пройдёт, нежели с её младшей сестрой Катериной, против чего был покойный король Сигизмунд Август.

И вот теперь он, Карол Ходкевич, великий литовский гетман, стоя на стороне Сигизмунда, польского короля, в то же время страдал за Литву, свою родину, не в силах совместить одно с другим…

– А что говорил по этому поводу пан виленский воевода? – перебил его мысли Сигизмунд.

– Мы обсуждали детали похода, расходы на него, – стал докладывать Ходкевич, отбросив воспоминания.

Он ответил так, чтобы отвести подозрения от Миколая Радзивилла, да и от себя тоже, что он вроде бы выгораживает того.

Король одобрительно покивал головой.

Миколай Радзивилл, в эту пору виленский воевода, был кальвинистом. Затем, под влиянием Скарги, он перешёл в католицизм… Сигизмунд же не доверял таким, не доверял и ему с самого начала своего правления. Он, ярый католик, относился с неприязнью ко всем некатоликам. Относился подозрительно и к Миколаю Радзивиллу… А тут ещё родственник того, подчаший [92]Януш Радзивилл, племянник, оказался одним из заводил рокоша Зебржидовского. Рокош провалился. И Януш вынужденно, под давлением сейма, пошёл на примирение с королём… Но Сигизмунд уже окончательно не доверял никому из Радзивиллов и отстранил его, Сиротку, от государственных дел… Он ненавидел Радзивиллов и в то же время боялся. Боялся их авторитета в Литве, возмутить которую те могли в любой момент. А этого ждали, не могли дождаться его противники в Польше…

Ему же, Ходкевичу, король, похоже, тоже не доверял, хотя в сражении с рокошанами под Гузовом он был на его стороне, как и Жолкевский. И всё из-за того, что он, Ходкевич, был в родственных отношениях с такими противниками Сигизмунда, как Зборовские. Его мать, Кристина, была урождённая Зборовская, а вторая жена, Анна Острожская, была дочерью волынского воеводы Александра Острожского. Того воеводы, который выгнал из своего замка Гришку Отрепьева, когда тот заикнулся просить у него помощь как беглый московский царевич. А Вишневецкие подобрали «царевича»… И он, Карол Ходкевич, был за то благодарен своему тестю, не позволившему втянуть князей Острожских и их, Ходкевичей, в авантюру какого-то подозрительного беглого московита…

– Так ты помирился с подчашим Янушем Радзивиллом? И как говорят, помирил вас Сиротка? – спросил Сигизмунд его и о другом.

В его голосе мелькнуло раздражение.

Ходкевич заметил это.

– Ваше величество, это клевета на меня и на пана Миколая Криштофа! – с чувством заговорил он. – Да, это правда, что и пан Миколай желает примирения со мной! – стал объяснять он подробнее. – Но так, чтобы Януш Радзивилл прежде пошёл с поклоном к вашему величеству, а потом помирился со мной! И я сам, не имея лично ничего против него, после удовлетворения им вашего величества, помирюсь с ним! В этом нуждается родина, я и мои дети! Мы должны жить дружно и верно служить вашему величеству и Речи Посполитой!..

Он умолчал о том, что было девять лет назад, после образования конфедерации по делам лифляндским, в чём принимал участие и король. После этого Сигизмунд вернулся из Лифляндии в Польшу. Там же, в Лифляндии, Карол остался с Сироткой, бывшим в то время великим гетманом княжества Литовского. Администратором же Лифляндии король поставил его, Карола… И зажили они, Карол и Сиротка, деля власть в Лифляндии… «Как два кота на одной крыше!» – с усмешкой подумал он сейчас…

Они не заметили в пылу откровенной и острой беседы, как приехали в Толочин, городок в верховьях реки Друть.

Здесь было имение литовского канцлера Льва Сапеги, стоял его замок. И карета вкатилась в ворота этого замка. За ней вошли гусары, охрана короля. Забегали, засуетились слуги канцлера, принимая у прибывших коней.

Лев Сапега, встречая короля, стоял у подъезда большого дома внутри замковой крепости с вице-канцлером и Андреем Боболой – подкоморием [93]коронным. Тут же были и его дворовые.

Сигизмунд и Ходкевич вышли из кареты.

– Ваше величество, как добрались, как здоровье?! – осведомился Сапега у короля.

После обычных любезностей он пригласил всех в замок.

Король и придворные, а также он, Ходкевич, прошли в сопровождении канцлера и встречавших их чинов Литвы в жилые помещения замка. Там, в просторной гостиной, их уже ожидали слуги, чтобы проводить гостей в отведённые им комнаты.

Ходкевичу досталась комнатка на втором ярусе, выходившая окном во двор замка, в глухую стенку. Освежившись после дороги, он собрался было спуститься вниз, надеясь, что там будет накрыт стол. Но у дверей его комнатки тут же появился