Тюрьма (СИ) - Литов Михаил

— Это вы недовольны, что я сказал об уникальности Филиппова, а вашу как будто проигнорировал. Но разве это так? Просто я, предлагая обмен, руководствуюсь разными соображениями, в том числе и уже высказанными, и не учитывать при этом ваш статус, положение в обществе, характер вашей деятельности было бы с моей стороны непростительной ошибкой. Но для меня очень важно сознавать, что мне и в голову не пришло бы предлагать вам обмен, когда б жизнь текла себе в нормальном русле. А сложившиеся обстоятельства вынуждают меня руководствоваться соображениями, которые кому-то могут показаться уродливыми, злыми, крамольными. Но ведь не вам?

И снова подполковник заподозрил какой-то яд в рассуждениях Якушкина; сама их пространность казалась ему недопустимой.

— А? — вскинулся он. — Что это за вопрос? Я о последних ваших словах… Что вы подразумеваете?

— Как же, последние, — возразил Якушкин, странно улыбнувшись. — Будут еще высказывания, и, может быть, похуже… Но мы должны справиться. Я только предупреждаю, что нам лучше сразу задвинуть подальше эмоции, по крайней мере поверхностные.

— Что ж, в таком случае надо еще решить, насколько реально то, что вы знаете об Архипове, — задумчиво произнес Федор Сергеевич. — Это важно, если мы хотим, чтобы здешняя прокуратура сочла ваши аргументы вескими и заслуживающими внимания.

— Если я вам скажу, где и когда можно будет взять Архипова, вы обещаете… вы отпустите Филиппова?

— Это действительно не в моей власти. — Замешательство и смущение отобразились на лице Федора Сергеевича, как до того на лице Якушкина. — Но я могу поднять вопрос… Ваше предложение рассмотрят, потому что оно в самом деле представляет интерес. Кроме того гарантирую, что вас никто не тронет из-за этого вашего довольно-таки удивительного знакомства с беглым… То есть да, — как бы вдруг сдался офицер, — я обещаю, Филиппов будет освобожден. Слово офицера! Но рассказывайте все поскорее! Неужели вы все это время знали, где скрывается Архипов?

Якушкин постарался представить дело так, будто головокружительное развитие событий в последние дни постоянно мешало ему заговорить о неожиданном и далеко не желанном для него знакомстве с Архиповым. Следует принять во внимание и его обиду на правоохранительные органы — зачем же он станет выдавать им Архипова, если они арестовали Филиппова, его начальника и лучшего друга? Но подполковника не интересовали все эти меры самозащиты, не без презрения он смотрел на якушкинские уловки и маневры; он, между прочим, отнюдь не собирался карать журналиста. Выжидал человек, выбирал подходящий момент для доноса — что ж, бывает и не такое. Федор Сергеевич, случалось, подмигивал Якушкину, пока тот говорил: не бойся, не трону, валяй дальше. Замечал ли Якушкин это подмигиванье? Подполковник вдруг открыто и весело заявил, что если недоносительство в настоящем случае приобретает характер уголовно наказуемого преступления и заслуживает наказания, то пусть этим занимается дурак прокурор, всегда, похоже, готовый выставить себя в смешном свете, а он, чуждый смирновщине человек, успешный офицер, мараться не станет. Услышав это, Якушкин вытаращил глаза.

— Несколько утрируя, можно сказать, что я-то доносительства как раз точно избегну, и никто с меня за это не посмеет взыскать! — хохотал подполковник.

— Но избегать не надо… неправильно… вы должны вмешаться, ссылаясь на меня, опираясь на мой рассказ…

— Я ваш рассказ даже, кажется, не дослушал. Не очень-то убедительно… Где гарантия, что этот Архипов снова появится? Я весь в сомнениях…

— Обязательно появится, — заверил Якушкин, — я как раз не сомневаюсь… Этот Архипов, он какой-то особенный, не такой, как все.

— Уточните! Не такой, как вы, как майор Сидоров, как ваш друг Филиппов?

— Не такой, как остальные заключенные. Я не понимаю, чем его так приворожил Бурцев, но я вижу… он буквально бредит, он совершенно помешался на мечте освободить Бурцева. Бурцев для него все равно что свет в конце тоннеля.

— Однако он может добыть нужные ему сведения каким-то другим путем, не через вас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— А пистолет? Он же задумал через меня передать Бурцеву пистолет, — напомнил Якушкин.

— Допустим, — согласился подполковник. — В общем, подумать есть о чем, информация весьма ценная.

— Но вы обещаете…

— Все, все, — перебил подполковник и вдруг захлопал в ладоши, как бы вызывая слуг, чтобы они прогнали назойливого посетителя; правда, никто на его хлопки не отозвался; подполковник сказал: — Не будем возвращаться к тому, что уже обсуждали. Идите и не беспокойтесь о дальнейшем. И помните, что вы здорово помогли и нам, и своему другу Филиппову.

Якушкин почувствовал себя лишним в этом гостиничном номере, заполненном величием Федора Сергеевича, и тихо выскользнул в коридор.

* * *

У выхода из гостиницы подполковника Крыпаева обстреляли из проносившейся мимо машины. Подполковник проворно опустился на четвереньки и озабоченным тараканом пополз к массивной каменной урне, доверху набитой мусором. В ответ на автоматную очередь, не причинившую, к счастью, никакого вреда ни невольным свидетелям происшествия, ни материальным предметам всенародного достояния, расторопные охранники открыли неистовую пальбу, и машина с нападавшими вдруг пошла зигзагами и на полном ходу врезалась в фонарный столб.

Оперативно прибыл прокурор. Подполковник успел сходить в свой номер, умыться и почиститься; выпил чашечку кофе, и его душевное равновесие восстановилось. В холле усилиями администраторов, коридорных, посыльных, горничных и прочей служащей публики вздымался гомон о пожелании неких толстосумов прибрать к рукам гостиницу, и вот уже, посмотрите, стреляют в безоружный, но сопротивляющийся народ. Автоматные, пулеметные очереди молвы неслись из холла по всем направлениям, поражая досужие умы горожан, лихорадочно соображавших, среди прочего, не запаниковать ли, не обратиться ли в бегство. Федор Сергеевич с невозмутимым видом попросил прокурора поскорее покончить с процессуальными формальностями, ибо есть сейчас занятия и поважнее, чем опрашивать перепуганных и, разумеется, ничего толком не видевших очевидцев перестрелки.

— Но такое дело! Такое дело! — восклицал прокурор, тревожно заглядывая в глаза московского гостя. Не в последнюю очередь волновал его вопрос, какое мнение о Смирновске сложится у подполковника после случившегося. — Вы теперь прямо герой дня, — заметил он льстиво.

Никто из нападавших не уцелел, и это затрудняло, по крайней мере прокурору, поиски того, кто послал их за жизнью подполковника. Прокурор не прочь был вообразить нечто аллегорическое, вину и ответственность с реальных лиц, все-таки мелькавших в закутках его представления о действительности, перенести на костлявую старуху, заносящую смертоносную косу над всяким унылым и беспомощным людом. Подполковник желал идти прямым путем и аккуратно держаться правдоподобия. Усмехнулся он над прокурором, куриным бормотанием отбивавшим атаки гостиничных служащих, людей в передничках, строгих костюмах и, в некоторых случаях, с перекинутым через руку полотенцем, осыпавших его вопросами:

— Долго нам терпеть? Долго эти ублюдки будут зариться? Нам что, захлебываться тут в крови? Мы погибнем?

Подполковник принял решение не мешкая посетить Виталия Павловича. Он сел в машину прокурора, а свою служебную предоставил в распоряжение охранников. У прокурора тотчас возникли громкие вопросы, он принялся расталкивать осаждавшую его толпу, не теряя надежды остановить распалившегося москвича.

— Неужели вы собираетесь арестовать его? — зашипел он и не без почтительности добавил: — Самого Виталия Павловича?

Машина по приказу подполковника тронулась, и сунувший свою огромную голову в салон прокурор смешно засеменил, поспевая за ней. Он внимательно слушал Федора Сергеевича, не отказавшегося поддержать с ним разговор.

— Я не занимаюсь арестами, — сухо возразил подполковник на поставленный перед ним вопрос. — А с Виталием Павловичем мне есть о чем потолковать. Беседа назрела, и он сам, своими необдуманными действиями, спровоцировал ее. Разве можно среди бела дня стрелять в наделенного особыми полномочиями человека, человека, заметьте, в мундире?