Шериф - Дмитрий Сафонов

Она выглядела как обычная крыса, только очень больших размеров. Она еще дышала и судорожно била задними лапами и хвостом.

Заряд картечи прошел мимо, лишь опалив шкуру, но два или три шарика попали ей в спину и, пройдя насквозь, разворотили живот. Однако вместо темной крови и розовых внутренностей оттуда вытекала черная слизь. Желая проверить свою догадку, Тамбовцев погасил лампы в коридоре.

Так и есть! Слизь едва-едва, но все же светилась зеленоватым светом.

Тамбовцев тихонько прошел в темную комнату регистратуры — ее окно выходило на фасад первым от двери.

Он прижался лицом к стеклу и скосил глаза, разглядывая, что творится на крыльце. Его затошнило.

Живой ковер из крупных черных зверьков все время двигался, шевелился. Иногда одна крыса с пронзительным визгом выпрыгивала вверх и глухо ударялась в дверь, а потом шмякалась обратно.

«Интересно, — отстраненно подумал Тамбовцев, — надолго ли хватит тонкой филенчатой двери? Что случится раньше: они ее сломают или прогрызут в ней дыру?»

Надо было что-то делать. Но что?

Он ожидал, что, услышав выстрелы, на помощь приедет Шериф. Но справится ли он с полчищами огромных крыс? Тени продолжали прибывать. Они уже заполонили всю площадку перед больницей и стали толпиться под окнами, залезая друг на друга.

Тамбовцев слышал хруст костей тех крыс, которые оказывались в самом низу живых пирамид, слышал их громкие предсмертные вопли. Внезапно одна крыса, подпрыгнув, ударилась в стекло рядом с его лицом. Тамбовцев в ужасе отпрянул. Он успел хорошо рассмотреть острые зубы, торчащие из пасти, и горящие глаза. Крыса перевернулась в воздухе и упала на копошащийся клубок из черных тел.

Этот удар в стекло послужил ему сигналом. Нельзя было оставаться на месте и ждать, пока эти твари до него доберутся. Надо было что-то делать.

Тамбовцев подхватил ружье и побежал наверх. В голове его звучали слова Лены: «Вы впустили ЗЛО».

* * *

Микки, сидевший в тени за кустами, услышал, как прогремели выстрелы. После этого раздался шум ожившего двигателя, он ощутил запах отработанного бензина. Машина сорвалась с места и уехала. Микки знал, что теперь никто не сможет ему помешать. Надо только УВИДЕТЬ, где находится ЦЕЛЬ. Уловить на мгновение ее слабый зеленоватый отблеск. Она где-то рядом, поблизости.

Он закрыл глаза и на внутренней стороне век увидел картину: черная живая река, надвигающаяся на город с юга. У южной окраины она разделялась на две части, огибала Горную Долину справа и слева, снова сливалась у самой Головы и брала город в тугое кольцо. Она пребывала в непрерывном движении, визжала и заполняла собой улицы и переулки, накатывала черными волнами, пожирая все на своем пути: и разжиревших городских крыс, и кошек, пытавшихся спастись на деревьях. Нескончаемым потоком она заливалась в подвалы домов, карабкалась по бревенчатым стенам, грызла провода. Она торопилась покончить со всем до рассвета. Но в одном месте она останавливалась, будто натыкалась на невидимую стену: рядом со старым неказистым домишком, стоявшим на пересечении Молодежной и Третьего. Этот дом черная волна обходила стороной, словно он стоял на высоком утесе.

Микки усмехнулся. Он знал почему. Потому что там была ЦЕЛЬ, недосягаемая для черной массы. Только представители низшего разума могли спокойно к ней прикасаться. Это им ничем не грозило. Возможно, дело было в их примитивном устройстве. А может, еще в чем-то. Но для мыслящей материи ЦЕЛЬ была недоступна.

Микки отдал мысленный приказ об уничтожении всего живого. Всего. В городе не должно остаться ни единого живого существа. Никого.

* * *

Кузя направлялся к Ивану. Ночная прохлада выветрила из его головы весь хмель, который успел скопиться за день. Сейчас Кузя чувствовал себя нехорошо. Все тело болело, внутренности горели, как на медленном огне, во рту с трудом ворочался шершавый язык.

Если бы у него были деньги — нет проблем! Он бы постучался в крайний домик на краю Московской улицы, и пухлая рука, покрытая густыми черными волосками, протянула бы ему бутылку самогона. Или браги. Или — мутной жижи, остающейся после перегонки. На что хватило бы денег — Белка продавала все, что могло хоть как-то ударить по мозгам.

Но денег у Кузи не было. Он не видел денег уже несколько лет и даже забыл, как они выглядят. Он копал чужие огороды, и с ним расплачивались самогонкой. Он продавал пойманную в реке рыбу, и ему наливали стакан. Он чистил чужие туалеты, и ему подносили стопку. Иногда он что-нибудь крал и торопился обменять ворованное на бутылку, чтобы поскорее выпить. Потом его били — за воровство, — но после бутылки это было не так страшно. Подумаешь, немного побили. Зато он выпил.

Но наутро наступало похмелье, и синяки болели по всему телу. И тогда Кузя снова отправлялся на промысел.

Сейчас он шел к Ивану в надежде, что тот нальет ему хоть чуть-чуть, без этого он не мог уснуть.

Кузя свернул на городское кладбище.

У него случались провалы в памяти, когда он забывал имена своих родственников, но он прекрасно помнил, кто когда в Горной Долине умер, потому что в эти дни на могилах появлялись стопочки, аккуратно накрытые ломтями черного хлеба. Это была Кузина добыча. Но он поступал всегда правильно, по-христиански: брал ломтик хлеба, поднимал стопку, наскоро читал молитву, глядя на надгробную надпись, и поминал раба божьего. Или рабу. Но женщинам почему-то наливали меньше. Кузе больше нравились покойники мужского пола.

В ту ночь, по дороге к Ивану, он решил заглянуть на кладбище, потому что в дальнем углу его ожидала законная стопка на могиле раба божьего Константина, отца Сереги Бирюкова.

Кузя быстро нашел нужный памятник: обелиск из нержавейки в виде высокой пирамидки с пятиконечной красной звездой на верхушке. Он взял подмокший хлеб, разваливающийся в руках, быстро пробормотал: «Господи, упокой душу раба твоего Константина…» и опрокинул в себя разбавленный дождевой водой самогон.

Постоял, прислушиваясь, будто мог проследить путь огненной воды от глотки до дна желудка, в котором росла страшная бородавчатая опухоль. Затем неохотно проглотил хлеб, ставший в его руках сероватой кашицей.

В последнее время он что-то ослаб. Все больше ему хотелось спать, аппетит пропал. Иногда его без причины тошнило, а если бы продукты его жизнедеятельности увидел всезнающий доктор Пинт, то обязательно сказал бы: «Мелена». То есть — дегтеобразный стул с примесью свернувшейся крови. Поздний симптом рака желудка. Простая констатация факта, потому что на этом этапе лечение уже бессмысленно.

Кузя постоял, тупо глядя в никуда. У него вырвалась громкая отрыжка со зловонным запахом, но он не обратил на это внимания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});