Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света. - Иван Шевцов

- Да вообще неплохо. Есть пятерки, четверки и одна тройка, по математике. Знаешь, есть такие нелюбимые предметы, - добавил контр-адмирал. Мне показалось, что в его голосе звучала какая-то нехорошая настойчивость.

Море было рядом, сразу за дачей. Оказывается, я слышал именно его глухой и равномерный шум еще в машине, но, по неопытности своей, принял его за гомон высоких сосен, стоящих у берега узкой полоской.

Оно открылось нам сразу, белесое, дымчатое, искристое от лучей заходящего солнца и совсем не такое, каким представлял я его по картинам. Море было очень живое и одушевленное - необозримо просторное и вечное, как мир, как вселенная, оно шевелилось и двигалось, таило в себе такую силу, о существовании которой вообще я не мог подозревать.

Таково было мое первое впечатление… Я прошел на самую кромку влажной гальки, намытой волной, с жадностью начал вдыхать новый для меня, приятно солоноватый воздух. Мне хотелось крикнуть, перефразируя Пушкина: "Здравствуй, свободная стихия! Ты в первый раз передо мной катишь волны голубые и блещешь гордою красой". Но я не сделал этого, стесняясь своих спутников, которым до меня, казалось, и дела не было. Юноша оживленно разговаривал с дочерью адмирала. Из их разговора я понял, что девушка через год кончает десятый класс и намерена поступить в медицинский институт. Впрочем, я не особенно вслушивался в их разговор, поглощенный новыми для меня впечатлениями.

Я сел на большой камень, уперся локтями в колени и долго смотрел в сверкающий багровый горизонт, туда, куда падало солнце. Мне показалось, что шум прибоя становится все тише и тише. Я обернулся, взглянул на верхушки сосен - в них не видно было ни малейшего движения. Казалось, они замерли и вместе со мной прислушивались к утихающим вздохам моря засмотрелись на то, как солнце падает в пучину.

Неожиданно я невольно вздрогнул: это дочь адмирала подкралась ко мне и внезапно щелкнула фотоаппаратом. Глаза ее излучали счастье и озорство. Она была переполнена задором.

- Давайте фотографироваться, - предложила девушка. - Сначала я вас вдвоем сниму. Потом Андрюша снимет меня с Маратом, потом Марат - Андрюшу со мной.

Немного удивленный и обрадованный тем, что девушка назвала меня ласкательным именем, я признался, что никогда еще не держал в руках фотоаппарата. Мне объяснили, что это совсем просто, навели, настроили, оставалось только нажать кнопочку, что я и сделал.

Сверху послышался голос адмирала Пряхина: звали нас. Ира и Марат пошли на зов, я же остался на камне у самого обрыва: мне жаль было так быстро расставаться с морем.

Марат и Ира уже поднялись на гору. Я снова услышал голос адмирала:

- А где же Ясенев?

- Там, у моря, сидит, - с готовностью ответил Марат.

- Кликните его, пора к столу.

- Мы звали. Он не слышит: морем увлекся, - весело щебетала Ира.

- Что значит не слышит? - с поддельной строгостью заговорил адмирал Инофатьев. - Скажите - адмирал приказал.

Я встал с камня и по крутым ступенькам, выдолбленным в глиняном обрыве, стал подниматься в гору. Ира и Марат шли мне навстречу, они были еще наверху, невидимые мной, но приглушенные голоса их долетали до моего слуха.

- Странный он, смешной, - простодушно говорила Ира, очевидно, в мой адрес.

- Вот не нахожу, - добродушно возразил Марат и прибавил: - И, наверное, способный.

Мне стало не по себе, захотелось сию же минуту уехать в Ленинград.

- Курсант Ясенев, вы что ж это отстаете от коллектива? - пожурил меня адмирал Пряхин.

- Загляделся… на море, - неловко пытался оправдываться я.

- Море, друг мои, не картина Айвазовского, на него не заглядываются, - мягко поучал Пряхин.

- На картине оно совсем не такое, - робко заметил я и в замешательстве оглянулся. Пряхин остановился, обернулся к морю. Солнце, багровое, сочное, подожгло западную сторону неба и теперь купалось в позолоченных им же волнах. Пряхин, сняв фуражку, постоял молча минуты две - я не видел его лица, - затем повернулся ко мне и задумчиво сказал:

- Ты, пожалуй, прав: на картинах такого моря нет. - Он надел фуражку, застегнул пуговицы белого кителя, добавил уже другим, деловым тоном: - А теперь пойдем перекусим.

Я наотрез отказался, сказав, что мне надо уезжать.

- Почему? - он поднял удивленные глаза и нахмурился. - Вы что, поссорились?

И он посмотрел на меня так, словно в чем-то подозревал. Трудно было обмануть этот проницательный взгляд. Я ответил, что там, в училище, меня дожидается земляк. Будет волноваться. Адмирал озадаченно покачал головой и сказал, что его шофер отвезет меня.

Ира, прощаясь, многозначительно пообещала:

- А карточки получите через пять лет. Я сама вам вручу, - протянула маленькую тонкую руку, и на лице ее мелькнула вроде бы виноватая улыбка.

Неужели она догадалась, что я слышал разговор обо мне? Я мельком взглянул на девушку.

Высокая, стройная, она стояла у калитки и смотрела на меня. Я захлопнул дверцу. "Победа" рванулась. Синее платье с белым бантиком мелькнуло у калитки и растаяло. Мне стало грустно. Через пять лет она передаст мне карточку. Прикинул в уме - 1 800 дней. Почти вечность!

Но вот пролетели эти 1 800 дней и уже не кажутся вечностью. Я видел море и корабли, я плавал в штормовую погоду. Эти годы сделали меня моряком. Я, наверное, очень изменился - я сужу об этом по Марату: он сильно возмужал и окреп и сделался каким-то другим, совсем не похожим на того юношу, которого я повстречал пять лет назад.

Меня и Марата называют друзьями. Я иногда спрашивал себя: так ли это на самом деле?

В Марате есть что-то подкупающее, но оно не совсем определенное, какое-то расплывчатое, туманное, именно "что-то". В нем много пыла, самоуверенности, решительности, но иной раз кажется, что все это в нем случайное, занесенное на короткое время. На людей он смотрит словно бы с недоверием К моему другу Валерке Панкову он относится снисходительно. Со мной держит себя "на равной ноге", вроде побаивается меня, как это ни странно звучит. Валерка говорит, это оттого, что я ему нужен, что без меня он бы пропал. Я так не думаю: Марат не из тех людей, которые боятся пропасть. Я иногда вместе с ним занимался, помогал ему. Особенно в последний год. Ходили слухи, что из-за плохой дисциплины выпустят его младшим лейтенантом. Приезжал его отец, о чем-то разговаривал с начальником училища, с председателем государственной комиссии. Все обошлось для Марата благополучно. Многие находят его способным парнем, в характере которого соединились зазнайство и легкомыслие.

1 800 дней! Но удивительное дело - ярче всего мне запомнился самый первый из них - мое первое свидание с морем и те добрые, славные люди, которые тогда показали мне его: Дмитрий Федорович Пряхин и его дочь Ирина. К ним у меня сохранились чувства признательности и любви. И хотя с тех пор я не был у них на даче никогда, этот уголок часто стоит у меня перед глазами.

Дмитрий Федорович недолго был в училище: его перевели куда-то на север командиром военно-морской базы. Об Ире я вспоминал все эти годы, хотя встречались мы раз пять, не больше. Теперь она невеста Марата, и мне остается лишь дружески позавидовать ему.

Запомнилось и еще одно: как-то раз, уже не помню, за какие грехи, Марат был лишен увольнения в город. В воскресенье за завтраком он мне сказал как бы между прочим:

- Послушай, старик, у меня к тебе просьба.

- Пожалуйста, молодой человек, я готов выслушать вас, - дурашливо отозвался я, потому что меня всегда раздражало это идиотское обращение "старик". В нем было какое-то мальчишеское позерство.

- Нет, в самом деле, Андрей, я вполне серьезно, - продолжал Марат, не обращая внимания на мой тон.

- Так бы и сказал. Пожалуйста, выкладывай.

- Видишь ли, обстоятельства сегодня сложились не в мою пользу, - начал он наигранно, беспечно и витиевато. - знаешь, что я сижу на мели. А меня тем не менее на берегу, у Медного всадника, будет ждать Ирина. Она, конечно, ничего не подозревает о моем "безвыходном" положении. Ты подойдешь к ней и все объяснишь.

- Сообщить ей, что тебя посадили на мель?

- Конечно, нет. Об этом у нее и мысли не должно быть. Ты скажешь ей, что я получил особое задание, ну и тэ дэ. Короче говоря, скажи, что я нахожусь за пределами Питера, а когда вернусь, дам ей знать. А чтоб она не скучала, разрешаю тебе занять ее своим присутствием. - Но немного погодя передумал: - Впрочем, лучше не надо - пусть поскучает. Иногда это полезно.

- Что не надо? Встречаться с ней? - переспросил я в шутку.

- Встречаться обязательно, но ненадолго, - серьезно ответил Марат.

- А если она пожелает надолго?

- Скажи, что ты торопишься на свидание.

- К сожалению, этого я не смогу: лгать меня не учили ни дома, ни здесь.

- О, святая наивность! - патетически воскликнул Марат, подняв кверху руки. - Какая ж тут ложь? Это просто житейская бытовая дипломатия. - Он притворно вздохнул и произнес с сожалением: - Эх, бедняга Андрей! Трудно будет тебе жить с твоей прямолинейностью в век, когда от человека требуется максимум гибкости.