Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

совсем рядом.

— Как… Вы разве живете в городе? — спрашивает Антон, начиная подозревать, что, кажется, получается черт знает что.

— Конечно! Вот же мой дом. Я работаю в поселке, а живу здесь, совсем близко.

— Этого не может быть! — едва не кричит Антон, чувствуя, как счастье уплывает из рук и ничем его не удержать.

Девушка вдруг начинает смеяться, запрокинув голову, и смех у нее такой заразительный и лукавый, что Антон готов немедленно расцеловать ее.

— Этого не может быть, потому что этого никогда не может быть! — говорит девушка. — Железная логика!

— А что? — уже совсем глупо спрашивает Антон. И тут наконец его осеняет: — Послушайте, вы разве не Аня?

— Ах, вот оно что! Нет, я — Алла. И меня ждет сын. Ему два года, и мы с ним не виделись целую вечность, с самого утра. До свидания!

И, бойко постукивая каблучками, направляется к виднеющемуся в конце улицы пятиэтажному дому. «Каблуки, подбитые алюминием», — меланхолически отмечает Антон. Понуро опустив голову, он опять идет к киоску, чтобы напиться воды. И тут он видит — ему сперва кажется, что у него двоится в глазах, — еще одну девушку в желтом платье в черную горошину. Она стоит возле пустого автобуса и что-то ищет в сумочке, но Антон видит: исподлобья она коротко и часто поглядывает на него. «Неужели это она?» — думает Антон со страхом. Пепельные волосы, прямые, без единой завитушки, слишком большой лоб, чересчур худая, да к тому же плечи острые и подавшиеся вперед, как у чахоточной. «Не может быть, чтобы это была она! Хотя почему не может быть? Все может быть…» Антон топчется на месте, не зная, что предпринять. «Нет, не подойду, и все! Очень просто. Вот уйду, и все: не заметил, ослеп, оглох, а завтра позвоню, скажу, что два часа стоял и ждал ее, а она не приехала, потом придерусь к чему-нибудь, разругаюсь и на этом покончу». Антон решительно поворачивается, чтобы уйти, но тут внезапно вспоминает: она же видела, как он подошел к той, первой, и слышала весь их разговор!

«Ну и что же! — тут же успокаивает себя Антон. — Она заметила, а я нет… Не заметил, и все… Прощай, как говорится, недопетая песня моя!..»

…Я представлял ее себе, слушая ее голос, высокой блондинкой спортивного вида. Она сидит в модных брюках на тахте, застланной медвежьей шкурой, и слушает модные пластинки. Стены ее комнаты окрашены в разные цвета; повсюду в хорошо продуманном беспорядке разбросанные книги вперемешку с пластинками и магнитофонными кассетами.

Эта картина время от времени обрастала новыми подробностями в связи с теми или иными незначительными событиями, которым я невольно придавал значение, и лишь усиливала эту воображаемую сцену. Однажды она сказала, что ищет и не может найти мускатный шалфей. Я понимал, что этот шалфей ей нужен в чисто хозяйственных целях, но само сочетание экзотических названий «мускат» и «шалфей», не встречавшихся в моем личном быту, сработало на мое воображение и обрело смысл, прямо противоположный своему назначению. И этот образ стройной блондинки, слушающей магнитофон, сидя на медвежьей шкуре в комнате со стенами, окрашенными в разные цвета, настолько прочно вжился в мое сознание, что никакими силами невозможно было выбить его оттуда. Я отлично понимал, что образ этот навеян книгами и фильмами и стандартно безвкусен до отвращения, но ничего с собой поделать не мог. Избавить меня от него могла лишь одна сила. Но она была для меня недосягаема…

Уже завернув за угол, Антон вдруг вспоминает, что ведь завтра, пожалуй, она не поверит, что он ее не заметил. Он несколько раз прямо смотрел на нее, и она видела это. Нет, надо подойти и объяснить, но не связывать себя ничем.

Постояв немного, он решает сперва незаметно посмотреть, там ли она, втайне надеясь, что она уже ушла. Он осторожно выглядывает из-за своего укрытия. Девушка сидит на скамейке у дверей станции. Сидит, задумчиво уставясь неподвижным взором в пространство, и на губах ее застыла печальная улыбка. Она сидит прямо, не прислоняясь к спинке скамейки, ее угловатые плечи слегка подались вперед. На ее острых коленках, выступающих из-под платья, лежит сейчас не нужная ей сумочка… Людей на станции много, но девушка среди них кажется такой одинокой, такой покинутой, что Антон невольно вздыхает и говорит себе: была не была, пойду!

И пошел, так сказать, навстречу своей судьбе.

— Аня? — бодро говорит Антон всем своим видом давая понять, что, слава богу, наконец-то отыскал ее и несказанно счастлив, что отыскал. — Привет! А я вас ищу по всей станции.

Девушка поднимает на него печальные глаза, слегка улыбается и произносит негромко:

— Здравствуйте, Антон…

Антон опять недоумевает, у этой тоже голос не тот.

— А голос у вас другой, — говорит он. — Не такой, как по телефону.

— И у вас тоже, — отвечает девушка. — Вы и сами другой.

— Лучше или хуже? — чуть рисуясь, спрашивает Антон.

— Лучше, — говорит Аня, — не заметив, что этим ровно наполовину покоряет каменное сердце Антона.

«А она ничего, — думает Антон и даже немножко кривит душой с самим собой: — Вблизи даже красивая…»

— Ну что вы… — скромничает он вслух. — Ну, пойдемте?

Аня встает со скамейки. Ростом она оказывается немного ниже Антона и соответственно поднимается в его мнении: превосходство в росте делает его обычно снисходительным, особенно к женщинам, — он тогда чувствует себя смелее и вообще мужчиной что надо.

— А кто была та девушка, с которой вы сейчас разговаривали? — спрашивает Аня, когда они выходят на улицу. — Мы с нею ехали в одном автобусе. Ваша знакомая?

— Нет, — говорит Антон, — мы с ней не знакомы, я вас перепутал с нею, у вас одинаковые платья, я и перепутал.

— Красивая девушка, — произносит Аня и улыбается своей странной печальной улыбкой, которую несколько минут назад видел Антон. Должно быть, она чувствует, что сильно уступает той, первой.

— Кто красивая? Она красивая? Какая же она