Утраченные звезды - Степан Янченко

На другой же день в обеденный перерыв, набрав в магазине пакет угощений, Петр Агеевич пошел навестить Марину. Состояние ее было удовлетворительное для реанимационной палаты. Она уже могла здраво разговаривать, рассказала, что ночью ее берегли родители. Отец ее — художник-декоратор Дома культуры завода, а мать — преподаватель музыки музыкальной школы.

Подружки тоже побывали у нее с утра, будут возле нее до выздоровления. Они рассказали ей все, что с ней произошло, кто ее спасал. И она трогательно, совсем еще по-детски благодарила Петра Агеевича за его старание в ее спасении. А подружки ее так растерялись, что не могли сообразить, что было им делать. Родители тоже, конечно, будут благодарить и Петра Агеевича, и врачей и найдут что-нибудь такое, чем отблагодарить всех. А нынче, сказал папа, нельзя без того, чтобы не рассчитаться с людьми за благодействие. Петр Агеевич, как мог, успокоил девушку в отношении благодарности, тем более за простое исполнение гражданского долга, а не за благодарность, и, оставив угощение, ушел с противоречивым чувством в душе — радостным оттого, что с девушкой будет все хорошо, и печальным от того, чем девушка озабочена.

На третий день после случая с девушкой, которую уже перевезли в палату с загипсованной ногой, в магазин пришел и разыскал Петра Агеевича щупленький мужчина с небольшой жестковолосой бородкой на худом лице, которое от худобы казалось с очень мелкими чертами. В руках он держал большую папку-планшетку. Поздоровавшись с Петром Агеевичем, он представился:

— Здравствуйте, Петр Агеевич, я — Виталий Михайлович, художник-декоратор нашего заводского Дома культуры, отец девочки, которая была сбита автомашиной, и которую вы спасли от смерти, пришел вас поблагодарить за ваш благородный человеческий поступок, — он схватил руку Петра Агеевича, сильно сжал ее натруженной рукой художника и долго тряс ее, и все говорил, говорил благодарственные слова, горячо дыша в лицо Петра Агеевича.

— Что вы, что вы — мой поступок, ей-богу, никакой не подвиг, а самый простой прием по оказанию помощи пострадавшей девушке, — говорил в ответ художнику со своей искренностью Петр Агеевич, действительно, чувствуя себя смущенным от неумеренной признательности художника. — С моей стороны небольшое дело-то было сделано, что сделал бы каждый, окажись на моем месте. Так что не стоит мне никакой благодарности… Хорошо помог вашей девочке хирург — вот кому большая благодарность. Будем надеяться, что все хорошо обойдется.

— Да, да, вы правы! Но все-таки вам в первую очередь наша родительская благодарность. И, знаете, Петр Агеевич, я сейчас не имею возможности вернуть вам деньги за операционный пакет и другие лекарства. Понимаете, мне и зарплату платят только минимальную, да и ту не выдают уже третий месяц. Потому прошу вас, вы уж потерпите, пока я подсоберу деньжонок и смогу вам вернуть.

Петр Агеевич стал и по этому поводу успокаивать художника и категорически отказался брать у него деньги. Но художник на такую уступку не согласился, обещал вернуть деньги сполна, а потом попросил:

— А сейчас я попрошу вас уделить мне часок времени. Выйдем во двор и мне попозируете. Пожалуйста, я вас прошу, сделайте мне такое одолжение. Я хоть этим смогу вас отблагодарить, всего один часок.

Петр Агеевич и от такой благодарности отказывался, считая, что оказание помощи пострадавшему человеку, если даже оно закончилось спасением жизни, не заслуживает благодарности, как всякое исполнение человеческого долга. Но потом он под напором художника уступил ему, попросил только, чтобы весь сеанс провести не во дворе, а в кладовой Аксаны Герасимовны.

Художник усадил Петра Агеевича на освещенное место, развернул свой планшет, прикрепил лист бумаги и стал поспешно набрасывать контур лица, а потом, пристально всматриваясь в него, затем медленно и осторожно принялся наносить черты лица.

Через час портрет был готов. Аксана Герасимовна, наблюдавшая за работой художника, была первым критиком рисунка:

— Какой замечательный портрет получился, и как здорово, Петр Агеевич, вы похожи… И вся ваша душевная живость видна на портрете.

— Ну, вот, Петр Агеевич, первые критические отзывы мы с вами получили. Смотрите теперь вы сами на себя.

Петр Агеевич взял портрет в руки, поворочал его под разные углы зрения, остался доволен, и теперь он художника благодарил, оказывается и карандашом можно целостный портрет сделать.

Пока художник и Петр Агеевич обсуждали рисунок с натуры, Аксана Герасимовна выскочила из кладовки и привела Галину Сидоровну полюбоваться портретом. Галина Сидоровна полюбовалась портретом Петра Агеевича. Она умела ценить художественные творения и, высказав свое восхищение, как она сказала, художественным произведением, предложила Виталию Михайловичу выполнить заказ на создание художественной галереи работников магазина.

— По сто пятьдесят рублей мы вам заплатим. Дней пять вам хватит на занятие?

— А сколько у вас сотрудников? — спросил художник, воодушевленный возможностью подзаработать.

— С работниками кафе — двадцать сотрудников.

— Если все согласятся, я возьму и по сто рублей за портрет, и мне будет достаточно, — сдерживая свою творческую радость, а больше — радость от неожиданно подвернувшегося заказа на работу, и тем самым предложил свою способность на сговорчивость художника.

— Вопрос оплаты мы обсудим в коллективе, в долгу перед вами мы не останемся, — сдержанно пообещала художнику Галина Сидоровна, — загляните послезавтра. — И за сдержанностью, и за приглашением чувствовалось подбадривающее художника обещание.

Касса взаимопомощи утвердилась

Поручив Петру Агеевичу переговорить о создании кассы взаимопомощи с партийными товарищами, Галина Сидоровна пригласила к себе адвоката, который работал в магазине на полставки юрисконсультом, и обсудила с ним вопрос, связанный с созданием кассы взаимопомощи. Условились, что юрисконсульт подготовит проекты всех необходимых документов.

Затем Галина Сидоровна не посчиталась со временем и побывала в Жилкомбанке и в Сбербанке, с которыми имел взаимоотношения магазин, и там прояснила все вопросы по созданию и работе кассы взаимопомощи. Ее озадачивал не сам факт создания кассы взаимопомощи, а ее операционная деятельность и финансовые взаимоотношения с магазином. Словом ее беспокоило все, что может придушить народное начинание в зародыше.

Она предчувствовала, что в создании и существовании кассы взаимопомощи кроется что-то общественно важное для обездоленных людей, и старалась понять это что-то важное и создать условия для его защищенного существования, оградить от чиновничьих наскоков. А еще она боялась завистливых оговоров, поэтому ей хотелось, чтобы были созданы все условия для открытой, прозрачной, гласной деятельности кассы, ее полной подотчетности членам кассы.

Она упорно обдумывала каждый документ, который подготавливал юрисконсульт, и то, как она будет его разъяснять и требовать исполнения. Касса должна быть стерильно чистой, говорила она себе и другим, памятуя, какое множество людей было обмануто созданием различных мыльнопузырных фондов. Только своей прозрачной чистотой касса заслужит доверие и уважение ее членов, а дальше, может, пойдет ее особое развитие в рабочую кооперацию пайщиков. Такую мечту она внушала потом себе и другим.

Занимаясь в последствии негаданно подвернувшимися хлопотами, она с улыбкой думала о Петре Агеевиче, который своей инициативой подкинул ей эти хлопоты, и вместе с тем она испытывала искреннее чувство благодарности к нему за его болезненное сочувствие нищенствующим покупателям и радовалась тому, что в ее коллективе появился еще один человек, болеющий за обездоленных людей, от такого человека можно не ожидать подлости.

А Петр, действительно, не мог равнодушно, не испытывая боли и стыда, смотреть на трясущиеся руки, отсчитывающие собранные копейки на хлеб. В такие минуты он со злостью думал о кощунствующих демократах по поводу советской торговли, где в продуктовых магазинах совершенно в другом образе ходили копейки, а не рубли. Ему было удивительно, как бессовестно и подло можно извращать реальную советскую жизнь, если задаться злонамеренной целью обращаться к своей истории только с намерением оболгать ее.

А спокойное, равнодушное, невдумчивое выслушивание этой лжи только порождает и поощряет таких продажных лжецов и лицемеров, от которых Петр испытывал тошноту и тяжесть, как от грязной паутины по старым углам.

Когда Петр рассказал Галине Сидоровне, с каким энтузиазмом партийные товарищи восприняли его сообщение о намерениях создать при магазине кассу взаимопомощи для покупателей, она не скрыла своей радости и тут же рассказала, как она взялась за дело организации кассы. Они еще поговорили о предстоящей работе кассы, и каждый сказал, как хорошо пойдет у них дело с кассой взаимопомощи и что покупатели, безусловно, будут довольны.