Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Не уйду! Я должна найти его. Где он?!

— Вы или сейчас уйдете, или, вполне возможно, вскоре найдете его труп. В парижской «Трибюн» для вас есть сообщение...

— Газета у меня в сумочке. Финансовый раздел. «Мимам»...

— Позвоните через несколько часов.

— Вы не можете так поступить со мной.

— Это вы не можете так поступать с ним. Вы убьете его! Уходите отсюда. Сейчас же!

Полуослепшая от слез, гнева и страха Мари направилась в левую сторону холла, испытывая желание оглянуться, но понимая, что не может себе этого позволить. В дверях она столкнулась с одетым, в униформу носильщиком с чемоданами в обеих руках.

— Pardon, madame![107]

— Moi aussi[108]. — Она покачнулась, обошла чемоданы и вышла на улицу. Что ей делать — что она должна сделать?! Дэвид был где-то в отеле... Но странный мужчина узнал ее и приказал ей уйти прочь! Что происходит? Боже мой, кто-то хочет убить Дэвида! Старый француз так и сказал, но кто это... кто они?! Где они?!

Помоги мне! Ради Бога, Джейсон, скажи мне, что делать. Джейсон?! Да, Джейсон... помоги мне! Она застыла на месте, наблюдая, как из потока транспорта выныривают такси и лимузины и подкатывают к отелю. Под огромным навесом «Мёриса» вновь прибывших и старых знакомых приветствует швейцар в расшитой галуном униформе, который рассылает во все стороны носильщиков. К навесу торжественно приближался огромный черный лимузин, на задней дверце которого виднелась эмблема, указывающая на церковного сановника. Это был круг не более шести дюймов в диаметре цвета кардинальского пурпура, внутри которого находилось удлиненное золотое распятие. Мари задумалась, затаив дыхание: ее страхи приобрели внезапно другое направление. Дело в том, что она уже видела эту эмблему, и эти воспоминания леденили ее душу.

Лимузин остановился, и сразу же подобострастно улыбающийся швейцар открыл обе дверцы. На тротуар вышли пятеро священников. Те четверо, что появились из задней части машины, мгновенно прошмыгнули сквозь толпу пешеходов: двое встали перед автомобилем, двое — сзади; один из них прошел настолько близко от Мари, что задел ее черной сутаной. В его лице было что-то... да, рыскающие внимательные глаза, совсем не подходящие религиозному послушнику... И вдруг в ее мозгу возникла ассоциация с эмблемой, с этим религиозным знаком!

Много лет назад Панов проводил с Дэвидом — нет, с Джейсоном — курс интенсивной терапии и велел ему рисовать на бумаге все, что взбредет в голову. И тогда Дэвид снова и снова рисовал этот страшный круг с тонким распятием внутри него... всякий раз в конце сеанса разрывая его или пробивая насквозь острым карандашом. Шакал!!

Внезапно Мари заметила фигуру человека, который в этот момент пересекал улицу Риволи: прихрамывающий мужчина в темном свитере и брюках лавировал в потоке транспорта, прикрывая рукой лицо от мороси, которая вскоре могла превратиться в полноценный дождь. Хромота была деланной! Нога выпрямлялась — хоть и на мгновение, — а поворот плеч, который компенсировал это, был знаком ей, слишком хорошо знаком. Это был Дэвид! Священник, стоявший в восьми футах от нее, также заметил его и поднес к губам портативную рацию. Мари рванулась вперед и, на мгновение превратившись в тигрицу, вцепилась в рясу убийцы.

— Дэвид! — крикнула она, раздирая в кровь физиономию подручного Шакала.

Улицу Риволи наполнили звуки выстрелов. Толпа в панике заметалась: одни бросились в отель, другие устремились прочь от навеса, — все кричали, визжали, ища спасения от смертельного безумия, которое внезапно охватило эту респектабельную улицу. В жестокой схватке с человеком, собиравшимся убить ее мужа, выросшая на канадском ранчо крепкая женщина вырвала у него из-за пояса пистолет и выстрелила ему в голову: во все стороны полетели брызги и кровь.

— Джейсон! — вновь крикнула она, когда убийца повалился на мостовую. Внезапно Мари поняла, что стоит у всех на виду — рядом только труп — и представляет собой отличную мишень! Смерть казалась неминуемой, но вдруг мелькнул слабый проблеск надежды. Из парадного входа выскочил пожилой француз и открыл огонь из пистолета по черному лимузину. На мгновение остановившись, он наметил другую цель и выстрелом раздробил ногу «священнику», который направил на него оружие.

— Дружище! — проревел Бернардин.

— Я здесь! — прокричал в ответ Борн. — Где она?

— A votre droite! Aupres de...[109] — Из-за стеклянных двустворчатых входных дверей в «Мёрис» грохнул выстрел. Падая, ветеран Второго бюро успел крикнуть: — Le Capucines, mon ami! Le Capucines![110] — Бернардин соскользнул на тротуар — второй выстрел оборвал его жизнь.

Мари была будто парализована: она не могла даже пошевелиться! Все происходящее казалось ей снежной бурей, ураганным ветром ударявшей ее льдинками по лицу, так что она не могла ни думать, ни размышлять. Потеряв над собой контроль, она зарыдала, стала на колени и тут же упала плашмя; вопли отчаяния, которые она издавала, слышал мужчина, который внезапно очутился прямо над ней.

— Дети... о Боже, мои дети!

— Наши дети, — поправил Джейсон Борн, в голосе которого и следа не осталось от Дэвида Уэбба. — Сматываемся отсюда! Тебе ясно?

— Да... да! — Мари неловко, как будто ей было больно, подтянула ноги под себя, а потом с трудом встала, поддерживаемая мужем. Она никак не могла сообразить: он это или нет. — Дэвид?!

— Конечно Дэвид, кто же еще? Пойдем!

— Ты меня пугаешь...

— Я сам себя боюсь. Идем! Бернардин указал нам выход. Возьми меня за руку, бежим!

Они помчались по улице Риволи и, свернув на восток, оказались на бульваре Сен-Мишель и бежали до тех пор, пока вид парижских пешеходов, поглощенных nonchalance dejour[111], не дал ясно им понять, что они спаслись от ужасов, разыгравшихся возле «Мёриса». В каком-то проулке они остановились и обнялись.

— Почему ты так поступил? — спросила Мари, обхватив ладонями его лицо. — Почему ты убежал от нас?

— Потому что мне лучше быть без вас, и ты это знаешь.

— Раньше так не было, Дэвид... Или мне следует называть тебя Джейсон?

— Имена не имеют значения... Нам надо двигаться!

— Куда?

— Точно не знаю... Но мы можем двигаться — и это самое важное. Есть один выход. Его дал нам Бернардин.

— Тот старый француз?

— Давай не будем говорить о нем, о'кей? По крайней мере, какое-то время. Я и так уже истерзан.

— Хорошо, не будем о нем. Он что-то сказал о бульваре Капуцинов... Что он имел в виду?

— На бульваре Капуцинов меня ждет машина. Это он и хотел мне сообщить. Пошли!

* * *

Выехав из Парижа, они, двигаясь в потоке транспорта по Барбизонскому шоссе в сторону Вильнев-Сент-Жорж, устремились на юг в неприметном «пежо». Мари сидела рядом с мужем, положив руку на его предплечье. Она с болью осознавала, однако, что тепло, которое она готова была отдать ему, не возвращалось к ней в том же размере. Только часть сидевшего за рулем напряженного человека была знакомым ей Дэвидом: остальным прочно завладел Джейсон Борн. Он был сейчас хозяином положения.

— Ради всего святого, поговори со мной! — почти простонала она.

— Я думаю... Зачем ты приехала в Париж?

— Боже правый! — взорвалась Мари. — Для того, чтобы найти тебя и помочь тебе!

— Я уверен, ты полагала, что так будет лучше... Но это не так, пойми...

— Я слышу тот голос, — в ужасе сказала Мари. — Этот проклятый бесплотный голос! Кто ты, черт подери, такой, чтобы выносить такое суждение? Бог?! Если грубо сказать — нет, не грубо, а жестоко — есть вещи, которые ты с трудом вспоминаешь, дорогой.

— Только не о Париже, — возразил Джейсон. — О Париже я помню все. Абсолютно все.

— Твой друг Бернардин так не считал, он мне сказал, что ты никогда не выбрал бы «Мёрис», если бы помнил.

— Что? — Борн быстро взглянул на жену.

— Подумай. Почему ты выбрал именно «Мёрис»?

— Не знаю... Не уверен. Это — отель, название которого просто пришло мне в голову.

— Вспомни. Что произошло много лет назад в «Мёрисе», точнее рядом с «Мёрисом»?

— Я... Вроде тогда что-то случилось... Ты?!

— Да, любовь моя, я. Я остановилась там под вымышленным именем, а ты пришел на встречу со мной. Мы с тобой пошли к газетному киоску на углу, где в какой-то ужасный момент мы вдруг поняли, что моя жизнь теперь не может быть той же самой... С тобой или без тебя.

— О Боже, я забыл! Те газеты! Твоя фотография была на всех первых полосах. Высокопоставленный канадский государственный служащий...

— Скрывающийся канадский экономист, — перебила его Мари, — за которым охотились власти многих государств по всей Европе в связи с несколькими убийствами в Цюрихе, а также кражей нескольких миллионов из швейцарских банков! От таких газетных заголовков человеку уже никогда не отмыться... От них можно откреститься, можно доказать их беспочвенность, но сомнение все равно останется. Нет дыма без огня — так гласит поговорка. Мои коллеги в Оттаве... ближайшие друзья, с которыми я проработала многие годы... боялись даже заговорить со мной!