Ультиматум Борна - Роберт Ладлэм

— Это было тогда, а не сейчас. Вы должны понимать, что теперь мое положение совершенно безнадежно.

— Разве я не слышал эти самые слова и раньше?

— Нет, не слышали. Я ведь сказала: «теперь»... Бога ради, поставьте себя на мое место. Не стану притворяться, что я все понимаю, но этот престарелый ловелас небрежно бросил, что позвонит во Второе бюро — во Второе бюро, мсье Борн! Кое для кого это настоящее французское гестапо! Даже если мне удастся выжить, это пользующееся дурной славой правительственное учреждение не оставит меня в покое. Без сомнения, меня вышлют в какую-нибудь колонию для уголовников на другом краю земного шара... Я уже наслушалась рассказов о Втором бюро!

— Правда? — спросил Бернардин. — А я — нет. Звучит просто восхитительно.

— Кроме того, если меня не будет в «Мёрисе», причем в совершенно другой одежде, — Карлос не появится на улице Риволи, — продолжила Лавье, сурово глядя на Джейсона и снимая остроконечную белую шляпу; заметивший это в зеркале заднего вида шофер удивленно приподнял брови.

Бернардин похлопал Доминик по плечу, поднес указательный палец к губам и кивнул в сторону водителя. Доминик быстро добавила:

— Человек, с которым вы хотите побеседовать наедине, туда не придет.

— Это похоже на правду, — согласился, подавшись вперед и посмотрев мимо Лавье на ветерана Второго бюро, Борн. — На бульваре Монтеня находится ее квартира, где она должна переодеться... Мы не сможем пойти вместе с ней.

— Есть только одно «но», не так ли? — отреагировал Бернардин. — Мы ведь никак не сможем проследить за тем, что она будет делать с телефоном.

— Глупцы!.. У меня нет иного выбора, кроме сотрудничества с вами... если вы не понимаете этого, вас нужно водить по кругу под охраной цепных псов! Этот старикашка при первой возможности внесет мое имя в досье Второго бюро... А как должно быть понятно печально известному Джейсону Борну (если у него есть хоть заочная связь со Вторым бюро), сразу возникнет несколько весьма важных вопросов... К слову сказать, когда-то их задавала себе и моя сестра Жаклин. Кто он, этот Джейсон Борн? Существует он или нет? Кто он на самом деле — азиатский убийца или фальшивка, человек из легенды?! Однажды ночью Жаклин, немного перебрав, позвонила мне в Ниццу. Эту ночь вы должны помнить, мсье Борн, — ночь в чрезвычайно дорогом ресторане в предместье Парижа. Вы угрожали ей... от лица могущественных анонимов вы угрожали ей! Вы требовали, чтобы она рассказала, что ей известно о некоторых ее знакомых — о ком конкретно, я уже не помню... Вы ее напугали. Она сказала, что вы словно сошли с ума, глаза у вас остекленели, и вы забормотали слова на языке, которого она не могла понять.

— Я все помню, — перебил ее Борн. — Мы ужинали, я ей угрожал, и она испугалась. Она пошла в туалет, заплатила кому-то, чтобы он позвонил по телефону, и мне пришлось убраться оттуда.

— А теперь к тем влиятельным анонимам прибавляется еще и Второе бюро? — Доминик Лавье несколько раз покачала головой и понизила голос: — Нет, господа, я знаю, как можно выжить в этом мире, и не стану играть против таких козырей. Я знаю, когда в баккара нужно бросить карты.

После некоторого молчания заговорил Бернардин:

— Где вы живете на бульваре Монтень? Я назову ваш адрес водителю, но прежде, чем я сделаю это, хотел бы предупредить вас, мадам: если вы попытаетесь нас обмануть, вам придется познакомиться со всеми ужасами Второго бюро.

* * *

Мари сидела за столом в маленьком номере отеля «Мёрис» и просматривала газеты. Она была рассеянна: о том, чтобы сосредоточиться, не могло быть и речи. В отель она вернулась вскоре после полуночи, посетив за день пять кафе, в которых много лет назад она бывала вместе с Дэвидом. Вернувшись, она долго не могла заснуть. Наконец, около четырех, усталость взяла свое, и, перестав вертеться, она заснула, забыв выключить ночник, и пробудилась почти через шесть часов. Так долго она не спала со времени первой ночи, проведенной на острове Спокойствия, который уже превратился в призрак, напоминая о себе только ощутимой болью от невозможности увидеть детей и услышать их голоса. Не думай о них... Думай о Дэвиде... Нет, думай о Джейсоне Борне! Где он? Сосредоточься!

Она отложила парижскую «Трибюн» и налила себе третью чашку кофе, глядя через раздвижные двери на маленький балкон, выходящий на улицу Риволи. Ее огорчало, что яркое утро превращалось в отвратительный серый день. Вскоре пойдет дождь, и это затруднит поиски на улицах. Смирившись с этим, она допила кофе, поставила элегантную чашку на столь же элегантное блюдце, жалея, что это не простые глиняные кружки на их кухне в Мэне, которые они с Дэвидом так любили...

Господи, вернутся ли они туда когда-нибудь? Не думай об этом! Сосредоточься!

Мари взяла «Трибюн». Бесцельно перелистывая страницы, она замечала только отдельные слова, не схватывая смысла предложений, не улавливая мысли, — видя только слова, слова... Вдруг внизу бессмысленной колонки она заметила обведенное в рамку бессмысленное сообщение, засунутое в самый низ столь же бессмысленной страницы.

Слово «мимам» и номер телефона. Несмотря на то, что «Трибюн» печаталась на английском, ее быстро переключавшийся с одного языка на другой французский ум рассеянно перевел это слово как «мэма-ам». Она уже собиралась перевернуть страницу, как сигнал из другой части ее мозга прозвенел: стоп!

Мимам... мамим — перевернутое наоборот слово: так ребенок пытался облегчить себе первые попытки овладения языком. Мимам!! Джеми, их Джеми! Смешное перевернутое имя, которым он называл ее несколько недель подряд! Дэвид шутил над ней, пока она, перепуганная, беспокоилась: ни дислексия ли у их сына.

— Он тоже может запутаться, мимам, — смеялся Дэвид.

Дэвид!! Она взглянула на страницу: это был финансовый раздел газеты, который она изучала каждое утро после кофе. Дэвид посылал ей сообщение! Она вскочила на ноги, уронив на пол стул, и, зажав в руке газету, рванулась к телефону. Дрожащими руками она набрала нужный номер. Ответа не последовало: подумав, что в панике она перепутала номер или не набрала парижский код, теперь она медленно, тщательно набрала его вновь.

На другом конце линии раздавались длинные гудки. Но это был Дэвид... Она чувствовала это, она знала это! Он искал ее в «Трокадеро», а теперь использовал ласковое прозвище, которое было в ходу так недолго и было известно лишь им двоим! Любовь моя, любовь моя, я нашла тебя!.. Она знала, что не в силах оставаться в четырех стенах, меряя шагами крошечный номер, названивая то и дело и доводя себя до безумия при каждом звонке, на который не получит ответа. «Когда твои нервы напряжены до предела, найди какое-нибудь место, где ты сможешь непрерывно двигаться, и тебя никто не заметит. Надо непрерывно двигаться! Это жизненно важно. Ты не можешь позволить, чтобы от напряжения у тебя разлетелась голова». Урок Джейсона Борна. Чувствуя, что голова буквально раскалывается от мыслей, Мари оделась так быстро, как никогда прежде. Она вырвала из «Трибюн» страницу с сообщением и почти выбежала из номера, мечтая лишь об одном: поскорее оказаться посреди парижской толпы, где она сможет все время быть в движении — от одной телефонной будки к другой, — и никто не станет обращать на нее внимания.

Спуск в холл казался мучительным и бесконечным. Вдобавок ко всему в лифте оказалась чета нудных американцев (он был с головы до ног увешан фотоаппаратурой, ее ресницы были выкрашены в рыжий цвет, а волосы обесцвечены пергидролем), которые громко жаловались, что во французском Париже мало кто говорит по-английски. Наконец двери лифта открылись, и Мари выскочила в заполненный толпой холл.

Направляясь по мраморному полу к огромным стеклянным дверям, она невольно остановилась, поймав на себе взгляд сидевшего справа от нее пожилого сухощавого мужчины в темном полосатом костюме. Он, хватая ртом воздух, подался вперед и подскочил в огромном кожаном кресле. Старик не сводил с нее удивленного взгляда.

— Мари Сен-Жак! — прошептал он. — Боже мой, уходите отсюда!

— Простите... Что?!

Старый француз проворно, хотя и не без труда, встал и быстро оглядел холл.

— Вас не должны здесь видеть, миссис Уэбб, — почти приказал он по-прежнему шепотом. — Не смотрите на меня! Взгляните на часы! — Ветеран Второго бюро отвернулся в сторону, кивнул нескольким людям, сидевшим поблизости, а потом продолжил, едва шевеля губами: — Идите к двери в дальнем левом углу, к той, что для вноса багажа. Быстрее!

— Нет! — ответила Мари, глядя на часы. — Вы меня знаете, но я вас не знаю! Кто вы такой?

— Друг вашего мужа.

— Боже мой! Он здесь?!

— Главный вопрос: почему вы здесь?

— Я уже останавливалась в этом отеле и подумала, что он может вспомнить об этом.

— Вспомнить-то вспомнил... Да только ситуация сейчас неподходящая. Mon Dieu, я все понял... А теперь уходите.