Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич

Пребывание в Москве Тухачевского, Уборевича и других видных «генералов» в связи с заседанием В НО было удобно и для переговоров Антонова-Овсеенко с Тухачевским, и для зондирования позиции Уборевича и других генералов. В частности, одним из них мог быть командующий ОКА А.Егоров. Видимо, неспроста в белом зарубежье в 1923 г. муссировали слухи о «заговоре в Кавказской армии», возглавленном Егоровым и его начальником штаба С.Пугачевым, о чем ранее уже говорилось. Неспроста именно Ф.Дзержинский (ОГПУ) докладывал о нем на заседании Политбюро 24 января 1924 г.1

24 декабря 1923 г. Ф.Дзержинский выступил с сообщением о выступлении Дворжеца на заседании Политбюро ЦК. Было решено передать «дело Дворжеца» в ЦКК. Адъютант сообщил об этом и грозящем Дворжецу аресте Антонову-Овсеенко, поскольку «дело» оказалось в руках ОГПУ874 875. В ответ на это, по свидетельству мемуаристов, В.Антонов-Овсеенко написал и направил указанное выше письмо от 27 декабря 1923 г. в адрес ЦК РКП (б) с угрозой обратиться за поддержкой к «крестьянским массам, одетым в кресноармейские шинели, и призвать к порядку зарвавшихся вождей». И хотя в своем письме Антонов-Овсеенко неоднократно и открыто защищает Троцкого, все-таки сущность его позиции заключалась в следующих выражениях: «Существо разногласий внутри ЦК совершенно нс ясно ни для партийных, ни для внепартийных масс, взвесить серьезность этих разногласий и свободно их разрешить партия не в состоянии».

Итак, по мнению Антонова-Овсеенко, «партия не в состоянии» ни «взвесить», ни «разрешить» возникшие серьезные политические проблемы. Кто же в состоянии? «Красноармейские шинели», армия. Вот существо политической позиции Антонова-Овсеенко. Он заявляет, что «выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою преданность интересам партии в целом, интересам коммунистической революции». Иными слог вами, речь шла об интересах самостоятельной политической силы, заявившей о себе в этой политической борьбе, — интересах Красной Армий, а не отдельных «партийных вождей». В об-щем-то, что ни говори, это можно было расшифровать не иначе как угрозу «военного переворота».

Совещание В.Антонова-Овсеенко, М.Тухачевского, Г.Пятакова и К.Радека должно было иметь место 25 или 26 декабря

1923 г., после обсуждения «дела Дворжеца» на заседании Политбюро ЦК 24 декабря и передачи его рассмотрения в ЦКК. Решение Политбюро по Дворжецу и репрессии в его отношении «с подачи» ОГПУ (докладчик Ф.Дзержинский) означали нанесение удара по самому Антонову-Овсеенко. Это обстоятельство и стало поводом для серьезной обеспокоенности начальника ПУ РККА, побудившей его «искать защиты» у Тухачевского и его «больших батальонов». Но дело было не только в «больших батальонах», айв авторитете и значимости самого имени Тухачевского для советской военной элиты и всей Красной Армии.

Оставаясь в Москве, Тухачевский 28 декабря отправил в Смоленск А.Виноградова (возвратившегося в столицу уже 30 декабря), возможно, с распоряжением утвердить А.Корка помощником командующего Западным фронтом (согласно штабным приказам фронта это было сделано 29—30 декабря) и передачей ему каких-то указаний. Недаром в информации К.Радека — Ф.Раскольникова в числе вовлеченных в «заговор Антонова-Овсеенко — Тухачевского» фигурирует и А.Корк. 3 января

1924 г. М.Тухачевский в сопровождении А.Виноградова и М.Михайлова-Морозова возвратился в Смоленск, и в тот же день по его поручению Михайлов-Морозов выехал в Петроград с мотивировкой, вызывающей сомнения в ее соответствии истинным целям поездки: «В отдел библиотеки Штаба РККА для выполнения поручений командзапа»876. Ездил ли он в Петроград по поручению Тухачевского для согласования позиций с командующим Петроградским военным округом В.Гиттисом? Напомню, что устойчивые слухи об организации «антисоветского заговора» в 1924 г. как за рубещом, так и в СССР касались лишь четырех «революционных генералов» — М.Тухачевского, В.Гиттиса,

А.Егорова и С.Пугачева. Михайлов-Морозов вернулся лишь 11 января, а 14 января 1924 г. вновь отправляется в Москву «для выполнения поручений командзапа» с 14 по 24 сего января. К этому времени, 10 января 1924 г., Тухачевский выезжает в Москву вместе с Виноградовым. Туда же 10 января «в кратковременный отпуск» (до 15 января) выехал и секретарь Тухачевского Н.Смиренский877. Иными словами, Тухачевский забрал с собой в Москву все свое самое близкое окружение, самых доверенных лиц.

Примечательно, что в этот же день в «Красной Звезде» появилась статья В.Антонова-Овсеенко с весьма красноречивым и в известной мере вызывающим заголовком: «На прежних позициях». Надо полагать, на позициях, определенных в письме от 27 декабря 1923 г. Однако уже 12 января Антонова-Овсеенко вызвали на Заседание Оргбюро ЦК. Его обвинили во фракционной деятельности, которая выражалась якобы в попытках без ведома ЦК созвать конференцию партячеек военных учебных заведений и в рассылке циркуляра № 200 без согласования.с ЦК. Обвинений в «заговоре» не звучало, хотя было начато следствие в ПУРе. Таким образом, можно сказать, что уже 12 января высшее партийное руководство во главе с И.Сталиным считало свою политическую позицию достаточно сильной, чтобы начать процедуру отстранения Антонова-Овсеенко от должности. Можно считать, что 12 января 1924 г. Аптонов-Овсеенко уже проиграл «бой».

Г.Беседовский, чья информация вполне проверяема и оказывается, как правило, достоверной, писал, процитирую еще раз: «В течение двух недель мы все ждали переворота... Письмо Антонова-Овсеенко в Политбюро... напрягло нервы сталинцев до крайности». Если наблюдать события в последовательности, предлагаемой Беседовским, то период времени «в течение двух недель» можно датировать 28 декабря 1923 г. — 12 января 1924 г. Это вполне согласуется с хронологией вышеизложенных событий: от появления «письма» до заседания Оргбюро ЦК.

Беседовский в связи с указанными обстоятельствами писал, что «Троцкий мог, как Пилсудский, буквально в несколько минут овладеть властью... Но Троцкий смалодушествовал». Косвенным образом на скрытую, но заглавную роль Троцкого указывал и Ф.Раскольников. Во всяком случае, вся имеющаяся, весьма скудная по этому вопросу информация позволяет лишь предположительно реконструировать возможную модель «переворота».

Опираясь на поддержку военных учебных заведений, расположенных в Москве, в том числе и на Школу ВЦИК, находившуюся в Кремле; на преданность командующего Московским военным округом Н.Муратова и подчиненных ему войск; на Части особого назначения (ЧОН), наконец, на выступавший в его поддержку кремлевский гарнизон; действуя через Пятакова и Радека на Антонова-Овсеенко; Троцкий мог отдать приказ об аресте Политбюро ЦК, т.е. о «дворцовом перевороте», рассчитывая на Тухачевского, имевшего за собой войска Западного фронта. Но, судя но всему, Тухачевский отказался поддержать Троцкого и взять на себя роль его «шпаги», реализующей «дворцовый переворот». В контексте приведенных выше рассуждений следует вспомнить, что «заговор группы Тухачевского», судя по информации генерала А. фон Лампе да и А.Гучкова, мотивировался «антисемитскими» и персонально «антитроцкистскими» настроениями. Эти настроения, несомненно, усугублялись действиями Троцкого в сентябре — ноябре 1923 г., направленными против Тухачевского. Иными словами, Тухачевский готовил «антитроцкистский переворот», а ему предлагали возглавить «переворот иротроцкистский». Тухачевский в это время считался одной из решающих «антитроцкистских» сил. «Я всегда во всех случаях выступал против Троцкого, когда бывала дискуссия... — заявлял он на судебном процессе 11 июня 1937 г. — Что касается моего выступления против Троцкого в 1923 году, то мною лично был написан доклад по этому поводу и послан в ЦК»1. Этот факт подтвердил Г.Орджоникидзе на Пленуме ЦК РКП (б) 31 января — 3 февраля 1924 г. «Тухачевский никогда не был троцкистом», — свидетельствовал в свою очередь сам Троцкий878 879.