Том 25. Письма 1897-1898 - Антон Чехов

Об ответе на это письмо можно судить по письму А. А. Хотяинцевой к М. П. Чеховой (письмо без даты <«Может быть, вы были такая умница…»>): «На днях было от него <Чехова> очень милое письмо, в нем говорилось, что ко мне приедет Немирович-Данченко. Я ответила, что если он важный, то мне его не надо, и что я вообще боюсь знаменитостей. Он возьми и дай это письмо Нем<ировичу>-Данч<енко> и тот так, очевидно, был этим польщен, что немедленно явился…» (ГБЛ).

М. М. Ковалевский уже уехал ~ Повидайтесь с ним… — Чехов, заботясь о том, чтобы Хотяинцева не чувствовала себя одинокой в незнакомом городе, видимо, просил М. М. Ковалевского, а позже Вас. И. Немировича-Данченко навестить ее в Париже. Ковалевский писал Чехову 22 ноября (4 декабря): «Был у Вашей знакомой, но не застал ее дома; оставил свой адрес. Надеюсь, увидимся с нею на днях» (ГБЛ). Вас. И. Немирович-Данченко, вернувшись из Парижа в Петербург, писал Чехову 3 декабря: «К Хотяинцевой я пошел в первый день и не застал. Получив от нее послание — явился на третий — когда ей не было времени <…> Она очень милая и симпатичная девушка. Некрасива — но нравиться может и даже весьма. Жалею, что не успел с нею познакомиться несколько ближе» (ГБЛ). См. также письмо 2174.

Маша пишет, что моя духовая печь приняла благообразный вид… — О ремонте флигеля в Мелиховской усадьбе (его Чехов называет духовой печью) см. примечания к письмам 2153* и 2164*.

2166. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ

20 ноября (2 декабря) 1897 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: с пропусками — Письма, собр. Бочкаревым, стр. 118; полностью — Письма, т. V, стр. 110–111.

Год устанавливается по письму и телеграмме В. М. Соболевского от 12 ноября 1897 г., на которые отвечает Чехов; Соболевский ответил 25 ноября (ГБЛ).

…изобразили Москву с ее погодой, юбилеями, похоронами… — В своем обширном письме Соболевский, извинившись за долгое молчание, писал: «…настроение на первых порах имело все основания быть скверным. Как ни приелась „гражданская скорбь“, но, право же, переезд русской границы после безмятежного заграничного жития — это возвращение выпущенного на свежий воздух больного в свою непроветренную комнату с запахом болезни и лекарств <…> Начиная с неприятной истории с Альбертиной Германовной <гувернанткой>, задержанной на границе из-за неправильности в паспорте, и кончая отвратительной вонью и грязью осенней, переполненной пьяными и их руганью Москвы и т. д. — все это повергло меня первое время в состояние, которое могу назвать „деморализацией“ и при котором все кажется и делается не так». Далее Соболевский рассказывал о своей поездке в Петербург, о тамошних толках по поводу приостановки «Одесского листка» «по ошибке» вместо «Одесских новостей» («но по ошибке у нас проделывается столько с людьми, не то что с газетами…»), о возможной отставке Победоносцева. «Но все это — слухи. А действительность пока — непрерывные юбилеи, сменяемые для разнообразия похоронами, что Вы можете видеть из „Русск<их> вед<омостей>“, если читаете их. На днях предстоит юбилей Златовратского, в устройстве которого принимает, кажется, деятельное участие Гольцев. Будет во всяком случае говорить приветственное слово на обеде, — это выйдет вроде того, как если б черт вздумал кадить ладаном. А все-таки говорить будет. Потом, вероятно, опять кого-нибудь похороним». Далее в письме говорилось о новой пьесе А. И. Сумбатова (Южина) «Джентльмен», имеющей «колоссальный успех скандала», о поездке в Николаев М. А. Саблина, поразившегося там «промышленным ростом Юга». В заключение Соболевский писал: «До свидания, дорогой мой, но только боже Вас упаси — не в Москве теперь: холод, сырость, холод, инфлуенца, скарлатина — вот чем мы живем и дышим теперь здесь…»

В последующих письмах Соболевский продолжал «мрачными красками» изображать русскую жизнь; ближайшее письмо от 22 ноября начиналось так: «Вы не можете себе представить, дорогой Антон Павлович, <…> что у нас здесь за гадость, начиная с погоды <…> А пишу я Вам в 1-м часу дня при зажженных свечах! Холод, сырость, отсутствие возможности ходить и ездить по улицам… все эти прелести природы в соединении с такими же прелестями общественной жизни и культуры, стон пьяных голосов на улицах, непроходимая тьма и скука в домах, болезненное чувство беспричинного страха за свое существование, неотступно преследующее русского интеллигента с самого момента пробуждения, — тоска, тоска и тоска, гнетущая не только людей больных и алкоголиков, но решительно всех мыслящих русских людей, — вот наша обстановка повседневная, беспросветная, нисколько мною не преувеличиваемая. Нет! или нужно, родившись здесь, никогда не выходить на чистый воздух, не заглядывать туда, где есть солнце и люди, или же, выйдя раз, — никогда сюда не возвращаться…»

В письме от 25 ноября: «Солнце — пропало в России, где в сущности люди живут по необходимости: только потому, что нас, славян, никуда больше не пустят. И растут здесь — в лесу мухоморы да некрасивые <1 нрзб> ели, а в интеллигенции торчат такие же Д. И. Тихомировы и Н. И. Пастуховы: только такие породы и переносят наши суровые условия; им только здесь и живется хорошо и дышится легко…» В письме от 4 декабря Соболевский, используя образы из рассказа Чехова «На подводе», писал: «Мы здесь живем по-прежнему, сидим и ждем чего-то. А чего ждать? Все так и будет, как с Вашей учительницей: поехала в город — вернулась; для разнообразия раз-другой какой-нибудь Семен подмочит — и больше ничего мы не увидим».

Другая тема писем Соболевского, подобно первой, тоже не находившая отклика в ответных письмах Чехова, — выпады против В. А. Гольцева и «Русской мысли», в которых Соболевский видел непоследовательных «союзников» — см. его письма от 12 и 22 ноября, 8–9 декабря 1897 г. (ГБЛ).

…Ковалевский читает в Париже и имеет успех. — О лекциях М. М. Ковалевского в Вольной школе общественных наук в Париже см. примечания к письму 2192*.

Но если в самом деле Вам неудобно высылать корректуру, то да будь по-Вашему! — См. «Несохранившиеся и ненайденные письма», № 890*. В письме от 12 ноября Соболевский объяснял, почему рассказ «Печенег» был напечатан в «Русских ведомостях» раньше, чем рассказ «В родном углу»: «Второй рассказ помещен первым, потому что пришел первым и немедленно был сдан в набор. Получив затем „В родном углу“, отложил его ко второй половине этого месяца. Прочитав его внимательно в рукописи, решительно не вижу надобности посылать Вам корректуру и сегодня же по телеграфу прошу разрешения поместить без этого, чтобы не терять времени на посылку и обратное получение. Разве два-три словечка — явных описок (повторение слова), которое легко исправить здесь, — превосходный этот очерк и с внешней стороны безукоризнен. Хотелось бы поместить его в это воскресенье (16-го ноября), в виду надежды, подаваемой Вами на новую присылку. (Выслать гонорар — когда и куда?)»

От Варвары Алексеевны в конце октября я получил письмо и ответил ей. — О письме В. А. Морозовой от 14 октября 1897 г. см. в примечаниях к письму 2144*. Ответное письмо Чехова неизвестно.

2167. Е. Я. ЧЕХОВОЙ

20 ноября (2 декабря) 1897 г.

Печатается по автографу (ЦГАЛИ). Впервые опубликовано: «Красный архив», 1929, т. 6 (37), стр. 176.

Открытка. Год устанавливается по почтовым штемпелям: Nice. 2 dec. 97; Лопасня. 26.XI.1897.

Ответ на недатированное письмо Е. Я. Чеховой с пометой Чехова: «97, XI» (ГБЛ).

Сегодня получил я от папаши письмо. ~ Уж не А<нна> ли П<етровна>?» — О смерти старой лошади, купленной вместе с имением Мелихово и названной Анной Петровной, П. Е. Чехов сообщал 14 ноября 1897 г. (ГБЛ). О том же писала Чехову и Мария Павловна 20 ноября (Письма М. Чеховой, стр. 53).

Благодарю за письмо! — Е. Я. Чехова писала: «Дорогой Антоша, благодарю тебя за карты. 2 колоды получила и бумажку иголок очень хороших. В Москве я была в октябре месяце. Мы здоровы. Дай бог, чтобы ты был здоров. Скоро три месяца, как с тобой не видались».

2168. Ал. П. ЧЕХОВУ

21 ноября (3 декабря) 1897 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Неизд. письма, стр. 182.

Год устанавливается по ответному письму Ал. П. Чехова от 18 декабря 1897 г. (Письма Ал. Чехова, стр. 347–348).

Ныне ты получаешь ~ пакет. — В пакетах Чехов пересылал со знакомыми письма, полученные им за границей (см. письмо 2172).