Вампиры замка Карди - Татьяна Умнова

— Так пойдемте же к ней! Пойдемте, скорее! — Урсула тянула его за собой. Сквозь ткань сюртука и рубашки граф чувствовал жар ее пальцев. И он пошел, как одурманенный. Пошел за ней.

Мария умирала в ужасных мучениях. Но она была еще в сознании. К сожалению для него и для себя.

Граф Карди предложил ей исцеление и бессмертие. Он предложил своей внучке проклятие.

И Мария согласилась.

Она была слишком измучена. Она хотела избавления. Немедленного избавления.

А граф был голоден. У него в голове мутилось от голода и от близости ее тела — пусть истерзанного болезнью, покрытого липким потом, скверно пахнущего, но все же — молодого, живого, горячего. И когда Мария кивнула в знак согласия, он впился в ее шею. Он впился в шею собственной внучке. И жадно пил ее кровь. Свою кровь, текущую в ее венах. А Урсула, ее мать, стояла рядом с постелью и, молитвенно сложив руки, следила за происходящим.

Урсула не отвернулась даже тогда, когда граф прокусил собственное запястье и поднес его к запекшимся губам умирающей. Мария пила его кровь — а Урсула смотрела на нее с умилением и надеждой. А потом пылко благодарила свекра. Тогда как сам он пожалел о содеянном сразу же. Он представлял себе, как тяжело им всем будет видеть, как нежная Мария поднимется в виде жадного до крови чудовища.

Урсула этого себе не представляла. Так что не удивительно, что она этого не пережила. Возможно, совершив самоубийство, Урсула думала, что наказывает себя не только казнью в этом мире, но и пожизненным проклятием в мире ином. Мария была проклята навек — и Урсула хотела разделить с дочерью ее проклятие.

Граф Карди не хотел всего этого. Он не хотел делать вампиром Марию. И уж подавно — не хотел делать вампиром Риту, юную, страстную, влюбленную Риту.

4

В ту ночь, когда граф Карди обратил Риту, луна светила как-то особенно красиво и нежно, дурманящее благоухал жасмин в саду, а соловьи пели, как никогда, торжественным венчальным хоралом. Прекрасная декорация для любовного акта. Но не для смерти…

— Я люблю тебя! — прошептала Рита. — Я люблю тебя, Раду! Пожалуйста, не покидай меня.

Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз слышал эти слова. С тех пор, как его называли по имени. А Рита произносила свои признания так страстно, что усомниться в ее искренности было невозможно!

Но тем хуже для нее. И для него. Она не имеет права его любить. А он не имеет права принять ее любовь. Она — невеста его правнука, наивного мальчика Карло. Это было бы чудовищно — соблазнить ее. Украсть невесту у правнука. Не только чудовищно, но даже как-то… смешно?

Раду сейчас было не до смеха. Рита так прекрасна! Этот безупречный профиль римлянки, точеная головка, длинная стройная шея, округлые линии плеч, выступавших из кружевной пены ее пеньюара. Ее смуглая кожа и жаркий румянец, ее бархатные черные глаза и сочные алые губы — о, этот рот, подобный зрелому плоду, слаще любого плода! — ее иссиня-черные волосы, роскошным потоком спадающие на плечи, струящиеся сквозь его пальцы. Трепет и жар ее молодого тела! И эта страсть в голосе и во взгляде! Отказаться он был не в силах, принять — не имел права.

Украсть невесту у собственного правнука.

А потом? Разделить с ней вечность?

— Ты молчишь? — с укором прошептала она. — Как ты можешь молчать и быть таким холодным?! Ведь я открылась тебе! Я поступилась своей гордостью, признавшись тебе — первая! Тогда как ты тоже любишь меня, я же знаю, я вижу! Но ты молчишь…

— Рита, я не могу. Это было бы просто жестоко.

— По отношению к кому? Карло? Тебя волнуют его чувства, да? А мои — не волнуют? Так терзать меня — не жестоко?

— Рита… Ты же знаешь, кто я. И кто он мне.

Она наконец подняла ресницы и обожгла его почти ненавидящим взглядом.

— Превратись в сову! Хоть раз превратись в сову — и я поверю!

— Я не превращаюсь в сову. И в летучую мышь тоже. Это выдумка, Рита.

— Тогда какой же ты стриг? — почти вскрикнула она, забыв об осторожности.

— Тсс! Тихо!

Он коснулся пальцами ее губ — и она ответила на его прикосновение поцелуем, страстно прижалась губами к его холодным пальцам. Она всегда отвечала на его прикосновения — поцелуями. Это сводило его с ума.

— Я — вампир, Рита. В сов и летучих мышей мы не превращаемся. Но мы… Ты же знаешь — мы пьем кровь смертных. А сами — бессмертны. Мария, едва не убившая тебя, мать Карло. Посмотри, как она выглядит! Едва ли намного старше тебя.

— Она не первая и не последняя свекровь в этом мире, желавшая выпить кровь из невестки, — угрюмо прошептала Рита.

— Рита! Ты же знаешь, о чем я…

— Я знаю только, что я люблю тебя. Не Карло — тебя. А во все остальное я просто не могу поверить, это не умещается в моей голове, — она всхлипнула, а Раду едва не рассмеялся: в этой изящной маленькой головке действительно не могло уместиться много.

— Да это и не важно! — пылко продолжала Рита. — Я люблю тебя, ты любишь меня, мы можем быть вместе — вот что важно, Раду! Ради тебя я готова на бедность, на изгнание, на позор!

— Рита, ты клялась Карло в любви.

— Это было ошибкой!

— Он любит тебя…

— Я его не люблю!

— Он сделает тебя счастливой, Рита! Знатной, богатой, он даст тебе почет, даст тебе детей!

— Я хочу только тебя, Раду. Пусть я заплачу за это жизнью, пусть даже своей бессмертной душой. Но я хочу тебя… Если ты от меня откажешься, я покончу с собой. Клянусь, я убью себя!

Она говорила искренне. Со всей возможной искренностью. Это он чувствовать умел. Все вампиры умели чувствовать ложь, умели улавливать оттенки эмоций. А тем более — когда человек и не пытается свои эмоции скрывать.

А Рита не только не пыталась, но и попросту не умела скрывать эмоции. Итальянка с горячей кровью и полным отсутствием изысканного воспитания. Море страсти и искренности — и все на поверхности! Пожалуй, она действительно способна попытаться убить себя. Однако вряд ли она пойдет до конца. Слишком жизнелюбива. Хотя спектакль может разыграть очень убедительный.

Бедный Карло. Бедный мальчик. Ведь все это обрушится на него! Он и сейчас уже на грани безумия из-за болезни Риты и из-за странностей ее поведения в последнее время. А что будет, когда она начнет разыгрывать перед ним последний акт «Федры»? Страшно подумать! Ведь он унаследовал от своего отца-австрийца неуравновешенность и склонность к депрессиям. И все равно благороднее будет оставить ее сейчас. Уж лучше последний акт «Федры» — а потом примирятся в слезах, молодые ведь, и любят друг друга. Карло — точно любит. Рита — любила. И, если Раду не будет рядом, былая любовь еще может вернуться к ней. Такие женщины просто не могут жить без любви!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});