Режим черной магии - Ким Харрисон

На его лице было страдание, когда он поднял голову. Облегчение разлилось во мне. Он хотел жить. Он просто не знал, как.

Пирс протянул ему его склянку с медом.

— Ты узнаешь. Пойдем со мной в первое полнолуние этой весны. Совершим путешествие по кладбищам. Мне нужно найти свою возлюбленную. Надо положить цветы на ее могилу и поблагодарить ее за то, что она стала жить дальше без меня.

В моей груди, казалось, потяжелело, и мое горло сжалось. Я не могла не задаться вопросом, сравнивал ли Пирс меня со своей любовью из девятнадцатого столетия. Она была той, кем я никогда не смогла бы стать. Я даже не знала, хотелось ли мне быть с мужчиной, который хотел такую женщину.

— Я пойду, — сказал Дженкс серьезно, не выпив меда. — А ты споешь вместе со мной о Маталине.

Надежда смешалась с грустью, и я пересекла комнату, чтобы его обнять.

— Ты готов идти? — спросила его я.

Маталина хотела, чтобы он сжег их дом.

Глаза Дженкса метнулись к пузырьку в его руке.

— Пока нет.

Я забрала лампочку из его руки.

— Я скучаю по тебе, Дженкс, — сказала я, обнимая его, и испытала потрясение, нащупав крылья за его спиной. — На какой-то миг мне показалось, что ты ушел. Больше так не делай.

Он сделал вздох, потом другой. Дыхание было рваным, полным эмоций.

— Я так по ней скучаю, — сказал он, и неожиданно крепко обнял меня, изливая злые слезы в мои волосы. — Я так чертовски сильно по ней скучаю.

Так я и держала его, слезы снова полились у меня из глаз, пока мы давали друг другу утешение. Это того стоило. Вся чернота на моей душе стоила этого. И никто не убедит меня в том, что это было проклятие. Такого не может быть.

Глава 25

У меня в животе образовалось пустота, поскольку я не ела целый день. Солнце клонилось к горизонту, и уцелевшие листья резко выделялись на фоне голубого и розового заката. Словно масло, меня покрывал запах пепла. Жар из горящего пня Дженкса доходил до меня мягким теплом — вместо ожидаемого ада.

С одной стороны от меня стоял Пирс, его руки были стиснуты с такой силой, что побелели костяшки пальцев, лицо выражало боль из-за воспоминаний, которыми он не стал делиться. Приближался закат, но Пирс игнорировал все мои предложения уехать. Он заявил, что Ал не тронет его, пока он «защищает» меня. Мне не нужна была защита. Ну, хорошо, может быть, и нужна.

Один из вернувшихся детей Дженкса дал Пирсу более теплое пальто. Оно было покрыто пятнами от работы в саду и выглядело так, будто его не стирали с прошлой осени. Пальто доходило до земли, и Пирс выглядел странно с грязными босыми ногами, выглядывающими из-под него.

Дженкс стоял с другой стороны, с мукой наблюдая, как его дом горит вместе с Маталиной внутри. Слезы, сверкая, превращались в пыльцу, падая с него — чистое серебро придавало ему нереальное свечение, как будто он был призраком. Каждый вздох был болезненным и поднимался из глубины внутри него, причиняя боль.

Его дети были в саду, молчаливые. Все, кроме Джакса, вернулись, их горе смягчалось неизвестностью. Пикси никогда не пытались пережить своих супругов, и хотя они были счастливы вместе, никто не понимал, что будет дальше — они радовались тому, что их отец был жив, но оплакивали мать. Они были в растерянности, не понимая, как они могут чувствовать и то, и другое.

У пламени появилась голубая и зеленая кайма, когда занялись комнаты, наполненные пыльцой пикси, воронка жара поднимала пламя по спирали вверх, словно стремясь к небесам. Пальцы Дженкса задели мои, и я взяла их. Огонь очищал, но ничто не могло остановить боль в сердце.

— Слезы не могут быть равноценны, даже если бы я плакал брильянтами с небес, — прошептал Дженкс, опустошенный и испытывающий тяжелую утрату. — Я молчу, хотя должен выть. Окутанные смертью, мои крылья не могут поднять меня достаточно высоко, чтобы найти тебя. Я чувствую тебя внутри. Ты не ведаешь о моей боли. Не знаешь, почему я скорблю. — Он поднял свои глаза к моим, и я увидела проблеск слез. — И почему я дышу в одиночестве.

Я переступила босыми ногами, замерзшими на земле. Я не была поэтом. У меня не было слов. Слезы размыли мой взгляд, пока мы стояли и смотрели, как жизнь Дженкса сгорает.

Сегодня было самое тяжелое время, которое я когда-либо переживала — я смотрела, как дети Дженкса возвращались домой, один за другим, но ни один не знал, почему они пришли назад или как на это реагировать. Я представляла себе, что обычно происходит с одинокими душами, которые были брошены в мире, испытывая одиночество и боль. Видеть их понимание того, что у них остался еще кто-то, с кем можно разделить горе, было одновременно больно и радостно. Дженкс стал связующей силой, гравитацией, которая притягивала их обратно. Даже фэйри, теперь свободные от заточения, чтобы найти себе еду, смирились.

— Прости меня, Дженкс, — прошептала я, когда пламя взметнулось вверх, согревая мое лицо и дорожки от слез. — Я хочу, чтобы ты остался жить в столе.

Он глубоко вздохнул, его крылья пошевелились, потом замерли, ложась, как паутинка, за его спиной. Ничего не говоря, он забрал у меня свою руку и посмотрел на слабый шум, издаваемый фэйри, охотящимися на пауков в прохладе вечера. Видимо, в том, что они уничтожали сад, чтобы добыть еду, были виноваты крылья, а сейчас они проявляли немалое проворство и грацию, наслаждаясь возможностью вновь свободно перемещаться. Более того, они не вредили саду.

— Нет, спасибо, — сказал Дженкс низким голосом, не отрывая взгляда от деревьев. — Я бы все равно не смог жить в пне.

Он слабо улыбнулся от отцовской гордости.

— С детьми все будет хорошо. У них есть хижины по всему саду. Я просто буду спать в своем офисе.

Я не могла вынести мысли о том, что он поселится в цветочном горшке, который превратил в офис, на границе своей собственности. Мне хотелось заставить его принять зелье, делающее маленькие вещи большими, приготовленное Кери, но я не посмела упомянуть об этом. Я вздрогнула, и Дженкс отвернулся от огня, его плечи были опущены.

— Ты должна снова стать большой. Здесь слишком холодно для тебя.

— Я в порядке, — сказала я, соврав.

Почувствовав острый взгляд Дженкса, Пирс снял свое пальто и накинул его на меня. Я хотела возразить, но оно было теплым и пахло одновременно им и садом. Аромат красного дерева усилился, когда я плотнее запахнула пальто, и Дженкс посмотрел на колдуна. В его глазах впервые блеснуло нечто иное, нежели горе.

— Ты оказался ниже, чем я думал, став моего размера, — произнес он сухо. Его внимание обратилось к его дому, когда странное причитание по умершей усилилось. Огонь проел потолок, и ветер, всасываясь внутрь через тоннели, подпитывал его. Казалось, стонет сама древесина, и я почувствовала мурашки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});