Московская старина: Воспоминания москвичей прошлого столетия - Юрий Николаевич Александров

А к концу восьмидесятых годов славился как цирковой деятель Соломонский, цирк которого находился на Цветном бульваре; и теперь в этом здании помещается цирк.

Говоря об увеселениях в Москве, нельзя не припомнить гуляний в городском Манеже. Эти гулянья устраивались на масленице, рождестве и на пасхе. Манеж весь убирался и украшался флагами, гирляндами, устраивались открытые подмостки для выступления разных фокусников, акробатов, рассказчиков, куплетистов, хоров песенников и прочих эстрадных исполнителей.

Устраивался закрытый театр, где разыгрывались исторические драмы и комедии. Два оркестра военной музыки гремели на весь Манеж, в котором шло непрерывное увеселение.

По всему Манежу были разбросаны киоски с продажей игрушек, сластей, подарочных товаров. Тут же находились лотереи-аллегри, тиры для стрельбы в цель, а в левом углу от входа помещался ресторан, арендатором которого в большинстве случаев бывал А. Д. Лопашев.

Манеж служил также для цветочных выставок, выставок охотничьих собак, а когда начали вводиться велосипеды, в Манеже устраивались катанья на них. Велосипеды в то время были несколько иного вида: переднее колесо было огромное, а заднее маленькое.

Когда приезжал со своей капеллой-хором Дмитрий Александрович Славянский,* он всегда устраивал свои концерты в Манеже: хор у него был огромный, человек около 100, большинство из исполнителей, да и сам Славянский, были одеты в старинные боярские костюмы.

По части увеселений Москвы много работал в свое время Михаил Валентинович Лентовский.

Кто из старых москвичей не помнит эту фигуру в русской поддевке, в русских сапогах, в косоворотке? Он всегда являлся с цепью брелоков и медалей на груди, в русском картузе, надетом на курчавую с проседью голову. «Маг и чародей» по части устройства увеселений, Лентовский приобрел особенную известность устройством сада — «Эрмитажа» на Антроповых ямах около Екатерининского парка. Такого разнообразия увеселений, подобранных с большим вкусом, москвичи ни до Лентовского, ни после него не видали.

Лентовский не раз устраивал гулянья и в Манеже.

Как антрепренер Лентовский делал огромные обороты в своих предприятиях, но как человек широкого размаха был всегда в долгах и умер бедняком 11 декабря 1906 года.

*

Мастеровой, ремесленный и служащий люд только временами пользовался театральными зрелищами в настоящих театрах, зато балаганы на Девичьем поле на масленице, рождестве и пасхе бывали переполнены мастеровым и рабочим людом, но и эти увеселения были временными. Вот чем можно объяснить существование такого множества постоянных увеселителей, ходивших в то время по дворам московских домов, в которых преобладал мастеровой, рабочий и служащий люд.

С детских лет я помню этих увеселителей. Ярче всего в моей памяти сохранился кукольный театр «Петрушка».

Во двор дома входили два человека; один тащил за плечами шарманку, а другой нес складную ширму и небольшой деревянный ящичек.

Шарманщик, поставив на подставку шарманку, начинал играть, а другой человек раскладывал и устанавливал среди двора ширму, скрывался за ней, и сейчас же раздавался Петрушкин голос, призывающий публику посмотреть представление, которое сейчас же и начиналось. Сверху ширмы появлялась фигура Петрушки, одетая в клоунский наряд, в остроконечном колпаке с кисточкой, в руках у него были две медные тарелочки, которыми он ударял друг о друга.

Петрушка, величая себя Петром Ивановичем, рекомендовался публике, которая тесным кольцом охватывала ширму. Окна растворялись, и в них показывались фигуры обитателей: так сказать, от партера до галерки сбор был полон.

Между тем из-за ширмы появлялась возлюбленная Петрушки Маланья Сидоровна; происходило с ней объяснение.

Во время сцены любовного объяснения из-за ширмы выскакивала собака и хватала Петрушку за его длинный нос. Петрушка не своим голосом кричал: «Ой, ой, ой», и звал доктора. Являлся «лекарь, из-под Каменного моста аптекарь», и начинал спрашивать, где болит. Лекарь показывал на руки, на голову, на грудь, но Петрушка отвечал: «Не тут!» Наконец, этот осмотр надоедал Петрушке, и он на секунду скрывался за ширмой и появлялся с трещоткой, которой начинал бить лекаря, приговаривая: «Вот где болит, вот где болит!» Лекарь в изнеможении падал и лежал без движения, перевесившись на краю ширмы. Неожиданно появлялась фигура цыгана в красной рубашке, в черном жилете, лицо было вымазано сажей, черные волосы всклокочены, говорил он басом. Он предлагал Петрушке купить лошадь. Лошадь была бракованная, с норовом, но цыган продавал ее за хорошую и всячески расхваливал ее. Дело кончалось дракой: Петрушка отбивал у цыгана лошадь, садился на нее верхом и начинал гарцевать. Появлялся квартальный, происходило объяснение. Петрушка убивал и квартального, ударяя трещоткой по голове. На шум являлся жандарм, но и с ним Петрушка расправлялся так же, как и с квартальным.

Убивая всех врагов, Петрушка клал их тут же на края ширмы, а потом складывал их всех на плечи и скрывался за ширмой, напевая: «Я в пустыню удаляюсь от прекрасных здешних мест».

На вызовы публики Петрушка появлялся из-за ширмы, раскланивался и просил не забывать его. Из раскрытых окон бросали медяки, завернутые в бумажку, а человек, выйдя из-за ширмы, ловил эти подаяния в картуз.

Толпа, окружавшая ширму, переходила вместе с представляльщиками на следующий двор, и там с неменьшим удовольствием смотрела еще раз излюбленное действо.

О кукольном театре вообще и в частности о «Петрушке» есть целые исследования, но я записал свои впечатления, полученные мною более полувека назад, в таком виде, в каком сохранились они в моей памяти.

*

Не менее любопытное зрелище представляли акробаты и фокусники; они являлись группой по два, по три человека, с той же неизбежной шарманкой; расстилали прямо на земле коврик (в то время дворы были большей частью незамощенные) и начинали исполнять свои акробатические номера: прыжки, сальто-мортале, хождение на руках вверх ногами, бросание шаров и пр., а фокусники показывали фокусы с монетами, яйцом, платками.

Интересны были татары со скрипками. Их было человек 5―6, одетых по-татарски, в тюбетейках на бритых головах, они усаживались посредине двора, поджав под себя ноги, начинали пиликать на скрипках и петь песни на ломаном русском языке. Их любимая песня была о том, как возлюбленная напоминает своему другу о том времени, когда он

В Разумовском саду

Мял шелкову траву.

Под яблонькой сидели,

Друг на друга глядели.

Я яблочко сорвала,

Тебе, друг мой, подала…

Под конец татары пели веселую песню:

Приведи мне, маменька,

Писаря хорошего;

Писаря хорошего —

Голова расчесана;

Голова расчесана —

Помадами мазана;

Помадами мазана —

Целовать приказано…

При этом все они вскакивали и, не оставляя игры на скрипках, начинали кружиться в пляске.

Ходили