Королева Бедлама - Роберт Маккаммон

— Мой долг — соблюдать интересы моих пациентов, сэр. — Рэмсенделл наклонился, заглянул в лицо леди, совершенно пустое, если не считать следа от слезы. — В любом случае, мне кажется, она сейчас не здесь.

— Можно мне назвать ей одно имя? Только одно. Если она отреагирует, это будет наш ключ. — Он увидел, что Рэмсенделл колеблется. — Одно имя, и только один раз, без повторения.

Рэмсенделл помолчал, ребром ладони поскреб бороду, потом кивнул.

Мэтью наклонился так близко, что почувствовал запах сиреневого мыла от Королевы. И сказал, ясно и отчетливо:

— Эндрю Кипперинг.

Он сам не знал, чего ожидал. Удара грома? Здравого смысла, наводнением возвращающегося в этот сморщенный мозг? Ахающего вздоха, рыданий и внезапного возвращения в реальный мир, пусть даже столь мучительный и полный горя?

Чего бы он ни ожидал, не случилось ничего вообще.

Королева продолжала смотреть прямо перед собой. Губы ее не шевельнулись, ресницы не дрогнули, пальцы не сжались. Как сказал Рэмсенделл, она была не здесь.

Насколько Мэтью мог видеть, для нее это было имя чужого человека. И ничего больше.

Он встал. Берри уже была на ногах, держала в руках свернутый лист. Мэтью тяжело вздохнул — он был так уверен. Нет, чего-то он еще не видит, но это совсем рядом. Должен видеть, но все-таки слеп. Ответ короля. «Он обещал, он обещал».

И этот загадочный тяжелый вздох: «Теперь не доказать. Никогда».

— Теперь давайте я провожу вас, — сказал Рэмсенделл. — Удачи вам в Филадельфии.

— Спасибо, — ответил Мэтью, еще не придя в себя от разочарования. Ну совсем же рядом ответы! — Мне она там понадобится, — добавил он с улыбкой такой натянутой, что испугался задохнуться.

Глава тридцать девятая

Мэтью стоял под свинцовым небом на палубе пакетбота «Меркурий» и глядел, как выплывает из серого тумана город, построенный в надежде братской любви.

Было около семи часов утра, вторник. Мэтью ехал одним из восьми пассажиров, получил удовольствие от вполне достойного совместного ужина с товарищами по путешествию и капитаном, отлично выспался ночью в гамаке, который качался вместе с судном. На сегодняшний выезд он оделся, как подобает джентльмену: в темно-синий сюртук с жилетом на серебряных пуговицах и новую темно-синюю треуголку, купленную за час до отплытия утром в понедельник. Белый галстук в синюю полоску уходил под воротник чистой белой рубашки и добавлял профессиональный флер. На боку у Мэтью висел коричневый парусиновый саквояж на кожаном наплечном ремне, любезно одолженный Мармадьюком Григсби. Этот Мэтью Корбетт уже никак не походил на клерка — скорее на молодого адвоката, которому много куда надо сегодня успеть и много кого повидать. И попасть в контору Икабода Примма, потому что договоренности об этом не было.

«Меркурий» медленно, но верно плыл по зеленой реке Делавер. Впереди слева леса и пастбища отступали, сменяясь сначала деревянными, потом кирпичными домами, возникали гавани и пирсы, где уже работали люди, таская грузы на суда и обратно. Лежали толстыми бухтами канаты, громоздились штабелями бочонки, ящики, мешки и большие бочки, ожидая доставки. Густой и болотистый, висел запах реки, но городу Филадельфии эта река приносила прибыль. Сидели в «грязевых доках» корабли побольше, вытащенные на мель для ремонта обшивки и чистки от обрастания. Возле них на выстроенных лесах работали люди с киянками и прочими инструментами, как муравьи возле жуков, и каждый видел одну деталь большой картинки.

Особенно Мэтью отметил работу, кипевшую возле нескольких судов постарше — у них стесывали названия. Если хочешь прожить морской работой, следует отдавать должное уважение королеве Анне, да еще всегда есть чиновники, держащие наготове блокнот и карандаш, чтобы взять на таковой нарушителей. Поэтому корабли со словом «Король» в названии переименовывались в честь королевы. Целый ряд древних морских судов стоял, погрузившись килями в ил, ожидая очищения молотом и крещения более политичным именем.

Мэтью внимательно наблюдал за этой работой, пока «Меркурий» продвигался к городу, и в голове у него крутились новости, которые Мармадьюк выдал в воскресенье вечером, когда двое усталых путников вернулись из Уэстервика.

— Интереснейший был момент! — сказал тогда Григсби. — Когда преподобный Уэйд с кафедры заявил, что разрывается между своей церковной семьей — паствой, и той семьей, что создали они вместе со своей покойной женой. Он сказал, что решение давалось ему мучительно. В какой-то момент, должен заметить, он замолчал так надолго, будто до сих пор еще не совсем решил. Но потом он объявил, что прежде всего должен чтить память покойной жены, а именно этого она хотела бы от него. Преподобный сказал, что принимает на себя все последствия. После чего рассказал всю историю. Его старшая дочь Грейс больна и при смерти. И знаете, где она лежит?

— Расскажи, — попросил Мэтью, кладя себе сахар в чай.

— В доме у Полли Блоссом! Можете себе представить? — Седые брови метались и прыгали. — Преподобный объявил всем и каждому, что Грейс — как это он сказал? — дитя улиц, нашедшее путь домой. Он стоял на кафедре, глядел всем в глаза и сказал, что заходил в этот дом увидеть свою дочь и будет туда ходить, пока она не преставится. И не только это: он еще будет отпевать ее на кладбище и похоронит ее на участке, который выбрал. Ну, сами понимаете, некоторые старейшины просто вспыхнули, и был почти бунт.

— Не сомневаюсь, — сказал Мэтью.

— Констанс сидела там в переднем ряду, с этим своим молодым человеком… ну, знаешь, у которого одно ухо.

— Я знаю.

— Наверное, они уже знали, потому что никак не реагировали, но церковь вся просто взревела. Кто-то из старейшин орал про богохульство и кощунство, другие повернулись и ушли — а видели б вы, как задирали носы жители Голден-хилла! Это была бы комедия, — весело сказал Григсби и тут же посерьезнел, — не будь это столь трагично. Боюсь, что не служить более Уильяму Уэйду в нашем городе.

— Может быть, еще и послужит, — возразил Мэтью. — У него сильный характер, и он очень много сделал для церкви Троицы. Если достаточно прихожан встанут на его защиту — как им и следует поступить и что обязательно сделаю я, — он еще может выстоять бурю.

Григсби искоса поглядел на Мэтью.

— Вот почему, — спросил он, — у меня складывается отчетливое впечатление, что ты не удивлен?

— Не удивлен фактом, что наш проповедник прежде всего и более всего человек? Что каждый человек, преподобный или недостойный, может стать жертвой стечения обстоятельств? Или что человек, который учит любви и прощению других, сам умеет любить и прощать? Ты уточни, Марми, чему мне следует удивиться?

Печатник пожал несоразмерными плечами и оставил спор, хотя не без ворчания, пары нелепых гримас и едва слышного рокотания басового китайского гонга.

Глядя на приближающийся город, Мэтью подумал, что надо было бы с Григсби полегче, но он все еще злился из-за этой истории с женитьбой, как злилась и Берри. Людей не сажают, как растения, в один горшок, чтобы они переплели корни. Нет, это должен быть долгий процесс взаимного интереса и открытий, и надо предоставить событиям идти своим чередом. Но все равно нужно было бы помягче с печатником — хотя бы за те усилия, что он затратил на превращение молочного сарая в жилье. Отличный письменный стол, приличная кровать, книжные полки, которые, даст Бог, недолго останутся пустыми, и даже рогожа для укрытия земляного пола. Конечно, хорошо бы вид какой-то. Но так или иначе, а это его собственный особняк, и лучшей арендной платы не придумаешь.

— Мистер Корбетт?

Мэтью обернулся. Перед ним стоял дородный седобородый мистер Хэвестро и его не менее дородная, но, к счастью, безбородая жена Джанин. Накануне вечером Мэтью узнал, что они жители Нью-Джерси, владельцы мукомольни возле Стоуни-Пойнт, едут навестить сына и его семью. Хэвестро, бывающий в Филадельфии регулярно, подсказал несколько мест, где Мэтью мог бы остановиться на ночлег.

— Было очень приятно с вам пообщаться, сэр. — Хэвестро протянул мозолистую рабочую руку. — Надеюсь, ваши дела пойдут удачно. Вы говорили, юридические вопросы?

— Да, сэр, некоторые.

— Что ж, еще раз удачи вам. Не забудьте про гостиницу Сквайра на Честнат-стрит. Там потрясающая говядина. А если вы предпочитаете рыбу, то в «Синем якоре» подают прекрасный ужин. Пансион миссис Фонтейн не так богато устроен, как «Маркет-стрит-лодж», но если вы человек моего склада, то оцените сэкономленный шиллинг.

— Спасибо, сэр.

Леди Хэвестро быстро двинула мужа локтем в живот, а Мэтью сделал вид, что не заметил.

— Ах да! — вспомнил Хэвестро, и щеки его слегка зарумянились. — Я хотел вас спросить: вы женаты?

— Нет, сэр.

— Ага. А… гм… есть ли у вас постоянная подруга?