Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

такой услуги нет. Вопрос был действительно дурацким — все подобные технологии остались в позапрошлом веке, а когда мода на них прошла, их и вовсе запретили для массового применения, посчитав вредными для психики.

Потом я сходил к Дане, перекинулся с ним парой слов. Спросил, помнит ли он про росток.

— Про огурец, помнишь?

— Какой огурец? Малосольный, марийский?

Я порылся и показал кадр из регистратора. Даня в упор не помнил его, сказал, что это не его голос. Через пару дней, после первой смены, я перекинулся парой слов с Васей, дежурным. Тот тоже ничего не помнил. Сначала мне показалось, что они разыгрывает меня, но потом я с ужасом понял, что это всё словно вычеркнули из их памяти. Не могли же они так искусно играть амнезию?

Или, может, это всё было ложной памятью? Нет, но регистратор? Наш разговор?

Копать дальше и спрашивать Степ Артемьевича я не решился, меня могли посчитать чокнутым. А идти по специальным врачам и портить свой профиль как-то не хотелось. Я сделал один единственно-верный вывод — мне надо будет съездить туда самому. К моему Огурцу. Даже не из каких-нибудь мистических соображений, вроде того, что эти сны я увидел как знамение или предсказание. Просто я слышал: бывает так, что какое-нибудь покинутое место или событие снится целыми годами, и чтобы это прекратилось, надо просто приехать туда. Примерно также было с отчим домом, который я не видел десяток лет.

Конечно, попахивало жуткой авантюрой. Даже если представить, что мне выпадет случай добраться в тот квадрат, над ростком уже не один десяток метров породы. Но, возможно полезно просто постоять на том месте. «Гений места», все дела.

И я стал ждать удобного случая. Ознакомился с графиком смен на ближайшие недели и продолжил вкалывать. Новочеркасск к тому времени уже начали мостить лесом. Исполинские куски породы вместе со всеми обитателями привозили на супертанкерах и сбрасывали с помощью четырёхмерников. Работа у меня предстояла другая, но похожая — приехать на квадрат, только не в центр, а в один из углов, на местах склейки. Как правило, по границам получалось либо что-то вроде ущелья, либо канала, либо, если рельеф был низким и неровным, часть квадрата заполнялось водой и выходило водохранилище. Дроны собирали данные по ландшафту, затем я выбирал нужный паттерн из предложенных и вызывал припринтеры, чтобы изменить береговую линию, убрать неровности и сделать местность более естественной. Если где-то на предыдущем этапе припринтеры дали сбой и навалили кучу «соплей» — вызывал дезинтеграторов. Собственно, это было даже немного интереснее, чем работать в голом поле. Как-никак, работать можно без маски, где-то под боком — зелень, настоящая зелень, природная, и гораздо ярче ощущение того, что ты делаешь полезную работу для будущих обитателей. Деньги-деньгами, но порой куда важнее видеть результаты своего труда.

Шестнадцать квадратов за смену. Девять участков, из них только три — на северном материке. И только два сравнительно близко от Огурца.

Это случилось на моей тринадцатой смене, никогда не верил в магию цифр, и сейчас не верю, но именно тринадцатую. Мой дневной маршрут проходил всего в трёх квадратах южнее. Зима закончилась, началась весна, но всё ещё было холодно; пронизывающий, сырой ветер дул с холмов, образованных подсаженными лесными массивами. Комбез-скафандр сменился утеплённой рабочей курткой, уже изрядно износившейся, шлем — лёгким респиратором. Я старался переработать, закончить план быстрее, чтобы выгадать лишние полчаса. И мне это удалось. За пару часов до заката я полетел обратно к точке сбора, но на середине пути переключил глайдер в ручной режим и поменял маршрут.

— Рэм, ты куда? — послышался вскоре голос дежурного. — Тут не твой участок.

— Плохо слышно, что-то со связью, — соврал я.

Врать было нехорошо. Снять телеметрию и посмотреть устойчивость сигнала можно было в любой момент. Это не домашние терминалы, которые можно заглушить любой архаичной штуковиной — квантовая связь куда надёжнее.

— Так, остановись, не сворачивай, мы вышлем ремонтников через полчаса, тебя подхватят.

Сообщение продублировали текстом. Я не прореагировал, перевёл мессенджеры в статус «занят».

На месте я оказался через сорок минут. Квадрат, где вырос Огурец, теперь был зажат с трёх сторон тремя плитами, на которых рос редкий, низенький хвойный лес, или, скорее, лесотундра. С четвёртой стороны квадрат ещё не привезли, а края имеющихся были не обработаны. Водопады струились с обрывов, наполняя получившийся залив водой. Глубина была небольшой, метра два-три, поверхность, которую я спроектировал, вышла слегка неровная, и то тут, то там виднелись крохотные островки.

Я сверился с координатами, которые вбил, уезжая отсюда девять месяцев назад. И не ошибся.

Огурец рос. На дне запруды, всего в метре под поверхностью виднелось ровное бирюзовое свечение — похожее бывает на дне архаичных ядерных реакторов монгольских кочевников. Оно исходило от ровных пятиугольных листьев и большого, набухающего красным и пульсирующего бутона.

* * *

Оно притягивало, гипнотизировало. Звало. Я завис на глайдере над ним, перевесился за борт, и мог уже свалиться в воду, если бы не выведший меня из оцепенения срочный звонок от дежурного. Сел, отдышался, вдумался. За звонком последовали сообщения, аудио и текстовые, я не ответил.

Ведь я понял смысл, понял, зачем я здесь, зачем я выбрал эту профессию, зачем потратил эти годы жизни, зачем лёг в криосон и остался на этой планете. Я должен охранять этот огурец. Теперь мне следовало свить гнездо, или что-то в этом роде — я выбрал для этого островок в метрах пятнадцати от свечения. Сначала я вернулся к границе квадрата, достал отвёртку, снял крышки, оторвал антенны, вырвал и расцарапал передатчики — в куртке, в глайдере и в консоли припринтера. Консоль ещё работала. Сухпайков могло хватить на двое суток, предполагалось, что это максимальное время, за которое человека смогут найти.

Они не найдут меня, решил я.

Перепрограммировал один из припринтеров, чтобы он начал клепать мне сахар, соль и жир — на что-то более сложное не приходилось рассчитывать, технологии пока до такого не дошли. Уже позже я понял, что можно было вспомнить навыки предков и поохотиться в ближайшей тундре, но мой мозг сработал по-другому.

Я съел половину сухпайков в первые сутки, чередуя их с жижей из напечатанного, которую я развёл в самодельной канистре. Помимо канистры и ещё пары фиговин, я умудрился сделать чугунный куб, четыре метра в поперечнике и с полуметровой толщиной стен, и водрузить его на островок, оставив лазы и бойницы по краям. Глайдер я загнал под него, окопавшись