Икосаэдр - Андрей Валерьевич Скоробогатов

показали?

— Вот, только его и нашли. Я и приехал сюда. Может, остальные не проклюнулись ещё.

Проклюнулись. Слово-то какое дурацкое.

— Да засыпь всё нахрен, чего ты грузишься. Никто и не узнает. Ну вырос и вырос. В инструкциях нет ничего на этот счёт. Ладно бы реликтовое что-то, местное, а то — земной огурец.

Я, конечно, не какой-нибудь зелёный сектант или что-то в этом вроде, но, стыдно признаться, но у меня что-то шевельнулось в душе. Видимо, сработали гены — как-никак, три поколения планетарных ссыльных из сословия агротехников. Плюс воспоминания из детства, когда у меня прямо на глазах за утро снесли десяток квадратов джунглей за посёлком, где мы любили бегать. Я немного помялся, потом озвучил:

— Жалко что-то его. Один такой вымахал.

Дежурный заржал.

— Чего тебя на сентименты пробило? Ну, давай Степ Артемьичу доложим, он примет решение. Скорее всего, то же самое.

Степан Артемьевич — наш бригадир, отвечает за начальные этапы терраформирования северной половины этого континента. Сарказм в предложении я проигнорировал и принял его вполне всерьёз. Сделал аудиовызов — отклонён, видать, занят. Написал предложение: «Степан Артемьевич, тут странное что-то, росток вроде огурца, хотя почва ещё не готова, и температура нулевая».

Принимать решение предстояло самому и прямо сейчас, задача — есть задача. Разведка и разметка дронами по квадрату произведена, автоотчёт составлен. По плану нужно было проинициализировать обновление почвы, и я не нашёл ничего лучшего, как подогнать глайдер к ближайшим скалам, отломить манипулятором пару кусков породы помощнее и завалить росток камнями так, чтобы над ним осталось свободное воздушное пространство.

— Рэм, ты долго возишься, по графику следующий квадрат через восемь минут, — напомнил дежурный.

— Сейчас, ага.

Я и без него видел, таймбар на проекторе шлема уже горел красным. Отъехал на полкилометра, вызвал в консоли припринтера программу саморепликации и фрактальной генерации слоистых почв и запустил. Позади меня расцвёл бутон шевелящихся нанороботов, которые стали строить конструкт опорной сетки с квадратами по пятьдесят метров. Завалит зелень — и завалит, я хотя бы попытался, совесть чиста.

За ту смену я прошёл ещё восемь квадратов и в итоге из графика не выбился.

Вернулся на точку сбора уже затемно — сутки длились двадцать семь часов, из которых я проработал тринадцать и ещё два часа на обратную дорогу до места взлёта. Вытащил регистратор с программатором и бросил в пасть грузового отсека челнока глайдер с консолью. Поднялся в пассажирский, на третий уровень, хлопнул по плечу Даню, спросил:

— Как смена?

— Да ничего. На два квадрата перевыполнил. И что-то всё думаю про тот росток. Какой-то он мутный, ненастоящий. Надо бы сказать кому.

Несмотря на усталость, мысли об Огурце действительно не выходили из головы. Бригадир, судя по всему, спал и сообщение моё не прочитал. Звонить по аудио и сон его тревожить по таким пустякам было негоже — как-никак, Степан Артемьевич был в звании инженера — куда до него нам, рядовым техникам со стажем работы в пару земных лет. У него таких, как мы, сто двадцать хлопцев. Можно, конечно, сказать его заму по подбригаде, но зная трусливый характер Кима Александровича Сонга, тот наверняка ничего нового не скажет — забыть, засыпать, сильно не распространяться. Впереди было сорок часов «отсыпных» и отгульных — можно было дважды, а то и трижды вдоволь выспаться и погулять.

— Надо. Успеем ещё.

Челнок был большим, сюда согнали двести техников из четырёх бригад. Пристегнулись, дождались выравнивания атмосферы, сняли шлемы. В грузовом скрежетал тромбователь, прессующий глайдеры и выкусывавший из них микроэлектронику, ценную органику и синтетику. В других компаниях уже давно перестали экономить и возят глайдеры челноками. У нас же до сих пор для облегчения взлёта и ремонта выбрасывают металлические корпуса и шлёпают их заново перед каждой сменой. Затем пасть грузового отрыгнула излишки металла, объявили готовность ко взлёту. Кресло воткнуло обезболки в затёкшие мышцы, и нас тут же потащило вверх с двумя «же» — о рабсиле на стройках особо не парятся, плавный взлёт оставлен бортам разного «бизнес-класса», дворянским и офицерским сословиям.

Но не всем офицерам везёт. Я скосил глаза и увидел красную вздувшуюся рожу молодой лейтенантика имперских внутренних войск на соседнем ряду, приставленного к челноку на случай каких-нибудь волнений и неразберих. Это он ещё не взлетал с «троечкой», тогда бывают ощущения покруче.

Впрочем, разгон был недолгим, всего минуты полторы. Нас подхватил в упряжку тягловый четырёхмерник, ускорение сошло на нет, сила тяжести стала комфортной, две трети «же». Я сожрал сухпаёк, перекинулся парой слов с соседями, отключился и уснул. Как потом дополз до каюты — в упор не помню.

Однако вот то, что мне приснилось под утро, я запомнил хорошо. Мне снилось, что я иду по чистому полю, заросшему не то мхом, не то плесенью, не то лишайником. Я видел подобную местность в старинной игрушке, где надо было собирать растения, варить из них зелье и мочить из лука манерных эльфов и прочих чудовищ. Посреди луга рос мой Огурец, он постепенно становился всё толще и толще, мощнее и мощнее, и вскоре его очертания слились в одну большую зелёную фигуру в человеческий рост. Женскую фигуру, красивую, зовущую. Вместо волос у неё были жёлтые цветы и спиральные усики, как у огурца или гороха. Я подошёл к ней и отогнул края двух больших пятиугольных листов, скрывающих грудь. Усики в волосах оплели меня, зелёная женщина, охватившая мой торс, вытянула руки вверх и начала стремительно расти. Я летел вверх, через облака, потом мимо нас пронеслись корабли и орбиталки, естественные спутники, солнце, потом заплясали созвездия, и, наконец, внизу, под ногами оказался весь Млечный Путь, из самого центра которого тянулась зелёная лиана моей спутницы.

— Будь со мной, — шепнула она. — Приди.

Я резко проснулся и врезался лбом в наклонный потолок каюты.

* * *

Мы строили планету под не самым благозвучным названием Новочеркасск. Мне кажется, кто-то из канцелярии Императора специально выбирает наименее благозвучные. Я ничего не слышал про город, в честь которого её назвали, но знал, что все терраформируемые планеты в секторе обычно именуют в честь городов крупнейшего земного государства, от которого мы все произошли. А все колонизируемые планеты-океаны — в честь рек и озёр этого государства. То ли входило в традиции, то ли существовало правило, закреплённое в Протоколе, я, неуч, не помнил. За пределами сектора существовали подобные же традиции, однако там правила были куда проще — встречались планеты,