Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа - Наталья Литтера

ладони свои пальцы, и ушел. Она видела удалявшуюся спину Ивана как в замедленной съемке. Не могла поверить.

Оставил одну. Посреди пустого танцпола. На Дуню все смотрели, не скрывая любопытства, разглядывали. А он ушел.

Тишина затягивалась и становилась давящей. Ведущий быстро сообразил и, давая отдых музыкантам, включил залихватский танцевальный хит. Народ живо заполнил площадку, обступив Дуню со всех сторон, и стал воодушевленно отплясывать. А она так и стояла, замерев, убитая и полностью раздавленная Ваниным уходом и своим открытием. Кто-то потянул за руку, потащил прочь от толпы, усадил за стол. Дуня повернула голову. Ракитянский. Он аккуратно вынул розу из ее онемевшей руки. На ладони остались ранки от шипов и размазанные капли крови. Дуня завороженно смотрела на них до тех пор, пока Ростислав не приложил к ладони смоченную в воде салфетку.

– Вот так будет лучше, – мягко сказал он, а потом наполнил два бокала шампанским и один из них вручил ей. – Я пью шампанское, когда мне грустно и когда мне весело. Иногда я пью его, когда я одна. Когда у меня есть компания, я считаю просто необходимым выпить. Это слова мадам Лили Боллинджер, главы одноименного шампанского дома. Она права?

Дуня утверждающе кивнула головой, после чего Ракитянский звякнул бокалами, и она сделала глоток.

– Ракета, твоя скорость в делах галантности превосходит все возможные границы, – за спиной раздался голос Тихого. – Кстати, Илья Юльевич, вы, кажется, еще не знакомы? Мой друг, деловой партнер и адвокат – Ростислав Игоревич Ракитянский.

Друг, деловой партнер и адвокат в знак приветствия встал так, чтобы закрыть собой Дуню. И она была ему за это очень благодарна.

Необходимо прийти в себя, повернуться с улыбкой к мужчинам и сделать вид, что все в порядке.

Только она не смогла. Воспользовавшись тем, что Тихий, Илья и Ракитянский заняты общим вежливым разговором, Дуня тихонько выскользнула из зала в дамскую комнату.

Стоя у раскрытого окна, она держалась руками за подоконник и пыталась дышать.

Все было разрушено. Собрать, склеить, начать заново уже не удастся. Бесполезно. И не нужно.

Дуня потеряла Ваню.

Он ушел в тот самый миг, когда она поняла, что любит.

Четырнадцатое ЕГО правило: «Прости» – глазами. «Люблю» – губами. «Прощай» – спиной.

Глава 15

Пятнадцатое ЕЕ правило: «Уходя, не хлопай дверью, а тихо прикрой ее за собой».

Утреннее беспамятство рассасывалось медленно и неохотно. То, что появлялось из-под истаивающих клочков благословенного тумана «не помню», не радовало совсем. Вспомнил, как покупал коньяк в магазине. Преследует его этот коньяк. А еще Иван звонил – кому? Телефон любезно указал абонента. Наверное, между первой и второй бутылкой. Позвонил какой-то актрисе «кукольного театра». Зачем? Что говорил? Помнит смутно. Кажется, хотел приехать. Наверное, назло. Но никуда не поехал, а начал вторую бутылку. Счастье, что не прикончил, – иначе сейчас бы голову не собрал. Хотя – странно, но почти не болела. Не так, как должна была. Наверное, коньяк хороший. И закуска правильная. Бутерброды с колбасой.

А лучше бы болела. И сейчас бы тогда было не до воспоминаний. Тех, вчерашних и самых дальних, спрятанных под коньяком и пьяными звонками. Тех, с чего все началось и чем все кончилось.

Стон, с которым он обхватил себя за виски, знаменовал не головную боль. А стыд. Стыдно было просто дико.

Зачем? Зачем он все это устроил? Не любят? Не любят. Надо уйти? Надо. Но делать это следует нормально, по-мужски, спокойно и молча. А не устраивая из произошедшего нелепое представление, не выставляя себя идиотом, не позоря мероприятие друга, не ставя в нелепое положение… ее.

Ваня убрал пальцы с висков и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку. Что себе врать? Он не смог бы просто уйти. Кто-то смог бы. Он – нет. Если в человеке есть артист – это навсегда. И представление он устроит даже из собственной драмы. Стон в подушку перебил дверной звонок, который подбросил Ивана так, словно под кровать двести двадцать подвели. Кто может прийти к нему в такую рань?! Шальную мысль отогнал, но одевался торопливо, не с первого раза попадая в штанины джинсов, а верхом и вовсе пренебрег.

За дверью оказался Ракитянский.

– Сгинь! – Иван вяло махнул рукой перед собой.

– Узнаю фирменное тобольцевское гостеприимство! – безмятежно отозвался Слава, шагая через порог. – Чем в этом доме кормят на завтрак?

– Ракетного топлива не завезли! – буркнул Тобольцев, закрывая за незваным гостем дверь. – Кой черт занес вас на эти галеры, сударь? Да еще в столь неурочный час?

– Солнце уже высоко, и галерные рабы давно пашут. У меня заседание суда через два часа, решил заскочить к тебе на утренний кофе.

– Вот стоит один раз человека накормить… – вздохнул Иван. – Где кухня, ты знаешь. Спасение галерных рабов от голода не входит в перечень моих излюбленных утренних дел. – И, открыв дверь ванной, уже оттуда: – На мою долю тоже пожарь.

После душа, конечно, стало хотеться жить. И есть. И, наверное, сказать Росе спасибо. На слова благодарности Ракета лишь кивнул невозмутимо, ловко раскладывая еду по тарелкам. Серый адвокатский пиджак был чинно пристроен на спинке стула, рукава свежей рубашки аккуратно подвернуты до локтя. Ваня вздохнул еще раз, взлохматил отросшие волосы и покосился на пустую бутылку в мусорном ведре. Нет, надо завязывать.

– А если серьезно, ты чего пришел? – в процессе насыщения к Ивану окончательно вернулась способность соображать. И яичницу – дежурное холостяцкое блюдо – Ракета вполне прилично приготовил.

– Принес тебе кое-что, – Слава потянулся к своему пиджаку. – Ты вчера оставил в ресторане.

Ваня нахмурился. Вечер открытия «госТИНцев» был далеко не самым желанным предметом для обсуждения. Сейчас – точно. И, возможно, в дальнейшем – тоже.

Между тарелками легла серая лента. Иван резко отодвинулся от стола.

– Это не мое, – голос прозвучал тоже резко.

– Твое, твое…

– Не мое! – Ваня даже головой замотал в попытке убедить – и плевать на боль в висках.

– Вань… – что-то среднее между снисходительностью и жалостью в Славкином лице вызывало почти тошноту. – Ты соображаешь, что вчера натворил?

– Да дебил полный… – Тобольцев ладонью потер лоб. – Тин сильно бушевал?

– Тин тут вообще ни при чем. Он ни слова не сказал. И не о нем речь, – и поскольку Ваня упрямо молчал, Ростислав добавил тихо, но твердо: – Ты зачем так с Дуней?

– Как – так? – Иван сделал глоток, но вкуса кофе не почувствовал. – Что такого, я не понял? Пригласил девушку на танец. Ты же сам говорил, что я двигаюсь как бог. Так что все прекрасно –