Сиротка. Нежная душа - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Сколько всего ты знаешь, папа! — сказала она с изумлением.

— Просто у меня хорошая память, и я целыми днями роюсь в книгах, — пошутил Жослин. — Временами у меня получается строить из себя умника!

С чемоданчиком в руке Эрмин прошла несколько шагов до входа в отель. Увидев свое отражение в зеркальной двери, она вновь обрела уверенность в себе. Она ничем не отличалась от остальных женщин своих лет, которых успела здесь увидеть. И вдруг, несмотря на то, что она чувствовала себя смущенной и потерянной среди всех этих незнакомых людей, Эрмин пришла поразительная мысль.

«Если бы я стала такой же знаменитой, как Энрико Карузо или Эмма Лаженесс, если бы все эти люди аплодировали мне, когда я стояла бы на сцене в костюме героинь, которых так хочу сыграть, — было бы глупо дрожать при мысли, что я могу выглядеть смешно или странно! Все смотрели бы на меня, все знали бы, кто я такая! Господи, но это амбиции, это гордыня!»

Религиозное воспитание мгновенно напомнило о себе. В детстве ее учили быть скромной и милосердной. Чуть ли не испуганная собственным желанием славы, Эрмин едва обратила внимание на роскошное убранство холла. В сопровождении служащего в красивой красной ливрее они с отцом вошли в лифт. Жослин дал ему чаевые, когда тот оставил в первой комнате номера их багаж. Двустворчатая дверь вела во вторую комнату. Великолепие ковров, занавесей, мебели и постельных принадлежностей восхитило отца и дочь. На стенах, оклеенных узорчатыми обоями медового цвета, висели картины с видами города.

— Папа, это просто невероятно! — сказала молодая женщина после продолжительного молчания.

— Я никогда не бывал в таком роскошном месте, — отозвался ее отец. — Моя Лора была бы на седьмом небе, увидь она эту красоту!

— Вам нужно приехать сюда вдвоем, если у мамы после нашей с тобой поездки останется в кошельке хоть пара долларов, — пошутила Эрмин. — А ведь в стране до сих пор экономический кризис! Представляешь, сколько денег она заплатила за один только номер? Я назвала бы это несправедливостью, пустой тратой денег.

— Но что с этим можно поделать? — возразил Жослин. — Тем более что этот отель дает работу не одному десятку человек!

Он обошел комнату, неуверенно открыл шкаф, похлопал по кровати, испытывая смутное чувство уважения к тому, что его окружало. Потом приблизился к окну и открыл его.

— Подойди сюда, дорогая! Не задавайся вопросами и не мучайся больше угрызениями совести. Посмотри!

День никак не хотел угасать. Кроваво-красные отблески трепетали на темных водах Сен-Лорана. Город, раскинувшийся на его берегах, постепенно зажигал свои огни, и они были похожи на звезды, упавшие с неба, чтобы украсить старинные кварталы, превратив их повседневное одеяние в праздничный наряд.

Снизу доносились звуки музыки: в одной из беседок на Террас-Дюферрен оркестр играл вальс. Эрмин проследила глазами за медленным движением грузового судна, направлявшегося в океан. Она подумала о Тошане, который сейчас находился в маленьком рабочем городке и жил, вне всяких сомнений, в бараке.

«Тот, кого я люблю, отдает все силы тяжелой работе далеко-далеко от меня. И он хочет, чтобы мы жили вместе в затерянном уголке, где он родился. А я — здесь, в этом сказочном замке, любуюсь прекраснейшим в мире видом! Но его нет рядом…»

От отца она предпочла скрыть свою печаль. Пройдя через вторую комнату, Эрмин обнаружила ванную, такую же роскошную, как и все в номере.

«Сегодня вечером я приму ванну, — пообещала она себе. — А сейчас мне пора переодеться к ужину».

Она выбрала бледно-зеленое платье, элегантное, но очень строгого кроя. Мать одолжила ей жемчужное ожерелье, нежное сияние которого подчеркивало светлую кожу молодой женщины. Она распустила узел на затылке и расчесала свои длинные светлые волосы. Каковы бы ни были требования моды, Эрмин ни за что не соглашалась их обрезать.

Отец нашел ее восхитительной. Они поужинали в ресторане отеля под люстрами со сверкающими подвесками. Эрмин заказала креветки и филе семги, а на десерт — мороженое со взбитыми сливками. Есть не хотелось; Эрмин казалось, что начался обратный отсчет, неумолимо приближающий час прослушивания. Жослин с удовольствием съел свою говяжью отбивную с перцем и кусок шоколадного торта. За столом они обменялись всего несколькими невинными фразами, поскольку оба стеснялись говорить: вокруг беседовали другие клиенты ресторана, звенела посуда.

И отец, и дочь испытали облегчение, оказавшись на Террас-Дюферрен. Ночь была прохладной, ветер принес откуда-то изысканный аромат цветов и скошенной травы, к которому примешивался более крепкий запах соленых вод Сен-Лорана.

— Давай пройдемся до крепости, — предложил Жослин. — Я читал, что Квебек был одним из немногих укрепленных городов в Канаде и даже во всей северной Америке. Стены этой крепости — свидетели нашей истории!

Военное прошлое города интересовало молодую женщину меньше всего. Ей не терпелось увидеть Капитолий и торговые улочки с их магазинами.

— Завтра я куплю подарки для Мукки, Шарлотты, мамы и Мирей, — сказала она с уверенностью. — Двойняшки еще такие маленькие, что было бы глупо привозить им игрушки. Господи, я забыла о Мадлен, хотя точно знаю, что ей подарить — молитвенник и серебряные четки!

— Мне тоже нужно сделать покупки, — пожаловался ее отец. — Лора хочет пеленать нашего малыша в английские пеленки! Еще нужны качественные погремушки и башмачки. Мы пойдем в квартал Сен-Рош, на улицу Сен-Жозеф[53], там много хороших магазинов. И очень многолюдно. А послезавтра, доченька, ты пройдешь прослушивание.

— Увы, я только об этом и думаю! — призналась она. — Не знаю, какое платье мне надеть, как причесаться, и еще мне кажется, что я не смогу произнести ни звука!

Несмотря на ласковые и ободряющие слова отца, ей не хватало женского общества. Наивная вера Шарлотты или пламенный энтузиазм матери — она нуждалась в них как никогда, равно как и в их советах и улыбках.

Осмотрев ворота Крепости и ее бесконечно длинные стены, они вернулись в Шато-Фронтенак. Оставшись в комнате одна, молодая женщина отдалась детскому восторгу, осматривая роскошный декор места, где ей предстояло уснуть. Она села в ванну и расслабилась в теплой душистой воде, а выйдя из нее, какое-то время рассматривала в зеркале свое перламутрово-белое обнаженное тело в крошечных блестящих капельках влаги.

Через пять месяцев после родов формы ее поражали своим совершенством. Пусть и не такая худенькая, как в подростковом возрасте, Эрмин оставалась стройной, с крепкими круглыми грудями, тонкой талией и бедрами римской Венеры. Закрыв глаза, она позволила себе предаться эротической грезе. Тошан был с ней, и тоже абсолютно нагой.

«Я бы протянула руки и погладила его по гладкой, мускулистой груди… Он обнял бы меня и с улыбкой подтолкнул прямо к кровати!»

Она сдержала вздох сожаления. Желание любви преследовало ее. Но Эрмин взяла себя в руки и надела ночную сорочку. Устроившись на шелковистых простынях, она какое-то время лежала без сна, зная, что чуда не случится — Тошан не появится из темноты, чтобы обрадовать ее ласками, взять ее и подарить пронзительное удовольствие, настоящий экстаз.

— Тошан, любимый, прости меня, — пробормотала она.

Эрмин не знала точно, за что просит прощения. Они с мужем жили в разлуке с первого дня нового года, и теперь это вдруг показалось ей абсурдным.

Она довольно быстро заснула, утомленная поездкой и переменой места.

На следующий день Жослин сдержал слово: они посетили самое сердце Квебека и прошлись по улице Сен-Жан, где полюбовались монументальным фасадом Капитолия. Знаменитый театр, постройка которого завершилась в 1903 году, часто называли Аудиториумом. В построенном из розового кирпича, как и Шато-Фронтенак, здании имелись, кроме прочего, кинотеатр и кабаре, где можно было поужинать и одновременно посмотреть представление. Также на театральной сцене ставились оперетты, оперы, выступали артисты.

— Папа, мне страшно, — позднее призналась Эрмин.

— Не надо бояться! Лора порекомендовала мне купить для тебя платье, если возникнет необходимость. Похоже, даме для храбрости просто необходим новый наряд! Давай выберем для тебя подходящую материю.

Слова отца позабавили молодую женщину. Они сели в такси и отправились на улицу Сен-Жозеф с ее многочисленными магазинами.

— Ты не забыла, что сегодня мы ужинаем с Октавом Дюплесси? — спросил у нее Жослин. — Встреча назначена в отеле на семь вечера.

— Разве я могла забыть об этом! — возмутилась она. — Хотя я бы предпочла более скромную трапезу, с тобой.

Эрмин робела при мысли о новой встрече с импресарио. Она прекрасно помнила этого мужчину с правильной речью и прямолинейными манерами. Но обилие витрин и широкий выбор товаров, каких она никогда не видела ни в Валь-Жальбере, ни в Робервале, в конце концов отвлекли ее. Она купила платье из бледно-голубого муслина с широкой юбкой и приталенным корсажем. Поясок подчеркивал ее тонкую талию.